Синие тучки - Лидия Чарская

Проснулся он на другой день поздно, около 12-ти. Мама нарочно не будила его, желая дать выспаться как следует утомившемуся накануне мальчику.

Проснулся и вдруг вспомнил о Топсике… Вспомнил и похолодел от ужаса… Даже пот каплями выступил на его лбу… Смертельная бледность покрыла лицо.

Что он наделал? О Господи! Он совсем, совсем забыл про своего больного Топсика.

Забыл заготовить пищу и питье накануне… С третьего дня бедный Топсик ничего не пил и не ел. О, ужас! О, ужас!

Не помня себя стал одеваться дрожащими руками Сережа… натягивать кое-как куртку, штанишки… Вот он наконец готов! Слава Богу! Стремглав летит в прихожую, подбегает к постельке Топсика и с громким воплем отскакивает назад.

На перинке лежит распростертый Топсик.

Его язык высунут… Глаза со стеклянной неподвижностью устремлены куда-то в угол… Мордочка беспомощно свесилась с перинки.

Не смея догадываться о страшной истине, Сережа стремглав несется в столовую, хватает со стола сдобные булочки и летит с ними к Топсику. Протягивая их к самой мордочке собачки, он жалобно шепчет:

— Топсик! Миленький! Хорошенький! Кушай, пожалуйста!

И вдруг его пальцы нечаянно касаются холодного, как лед, носа Топсика. Сережа испускает отчаянный крик и, закрыв лицо ручонками, громко судорожно рыдает!..

Сомнений нет… Его Топсик мертв! Бедный Топсик!..

Он задохся от жара, не имея ни капли воды, измученный и без того болезнью.

И никто иной, как Сережа, виновен в его смерти, забывший своего больного друга.

Бедный, несчастный, покинутый Топсик!

И Сережа рыдает так, что прибежавшая на его плач мама долго не может успокоить ребенка.

Топсик погиб, но его гибель благотворно подействовала на Сережу. Он окончательно потерял свою рассеянность и забывчивость. Теперь он внимательный, исполнительный мальчик.

Но какой жертвы стоило ему его перерождение!.. Он долго, долго не мог забыть своего милого, мертвого Топсика, погибшего по его вине.

Бедный Топсик!

В гости к бабушке

— Кира… Соня… Алек… Витюша!… - гулко разносится по квартире, — собирайтесь… пора ехать… на поезд не попадем. — Кира! Соня! Алек! Витюша!

— Сейчас! Сейчас! — откликаются звонкие детские голоса и из небольшой, залитой солнцем, веселенькой детской выскакивают два мальчика и две девочки возрастом от шести до 12 лет.

— Няня, одевайте детей, только поскорее. Поезд не ждет, милая.

И Анна Павловна Хромина стала поспешно прикалывать шляпу пред большим зеркалом в прихожей.

Поднялась суматоха невообразимая.

Няне помогала краснощекая, неуклюжая Дуняша, недавно взятая из деревни для комнатных услуг девушка. Надо было одеть детям весенние пальто, повязать на шею галстухи и достать с вешалок шляпы…

Алек, двенадцатилетний гимназист, недавно блестяще сдавший экзамен, один не суетился… Он стоял в сторонке, застегнутый на все пуговицы и с видом скучающего молодого человека рассматривал, как снаряжали его маленького братишку и сестер.

Особенно много было хлопот с шестилетним Витюшей. В то время, как няня занялась обеими девочками, Витюшу одевала Дуняша. Витюша отдувался под ее неловкими руками, как маленький паровоз.

Его крошечный пуговицеобразный носик морщился поминутно, и он делал такие гримасы своей потешной маленькой мордочкой, каким позавидовал бы любой клоун из цирка.

А неумолимая Дуняша продолжала суетиться около него, нимало не обращая внимания на все его нетерпеливые ужимки.

И вдруг оглушительный рев наполнил прихожую.

— Мама! — завопил не своим голосом Витюша, — Дуня меня за шею ущипнула…

Дуняша растерялась. Оставила в покое крючок у ворота Витиной куртки, который намеревалась застегнуть, и осталась стоять с разинутым ртом и выпученными глазами перед плачущим мальчиком. Няня, обожавшая Витюшу, накинулась на Дуняшу.

— Деревенщина… Неуклюжая… Не руки, а грабли… Барское дите обидела… У-у, глупая! Не плачь, мой розанчик, не плачь, моя крошечка, моя ягодка малинная… Дай-кось я тебе конфетку дам!

И вынув из кармана конфетку в особенной соблазнительной ярко-красной обертке, няня сунула ее своему любимцу.

«Ягодка малинная» сразу перестал реветь, позволив няне застегнуть злополучный крючок, и усиленно занялся конфеткой.

Девочки Кира и Соня стали одевать свои шляпы перед зеркалом. Кире было десять лет и она была черненькая, как мушка, Соня же блондинка, того красивого оттенка волос, про который говорят, что он отливает золотом.

Обе девочки были премиленькие и обыкновенно были очень дружны между собою, но сегодня точно злой волшебник встал между ними и поминутно науськивал их одну на другую.

— Сонька, ты мою шляпу надела! — неожиданно заявляет черненькая Кира.

— Ай, неправда! Кирка, ты врешь! — так и вспыхивает белокурая Соня. — Мамочка, скажи Кире, чтобы она не врала.

— Соня! Соня! Что за манеры! — ужасается мама. — Как ты можешь так говорить с сестрою?

— Отдай мою шляпу! — снова повелительно обращается к сестре старшая Кира.

— Это не твоя шляпа, а моя… У тебя была пряжка с жучком на твоей шляпе, а на моей просто шарик! — горячится Соня.

— Неправда, шарик был у меня, ты вечно все перепутаешь! — злится Кира. — Снимай сейчас! — И она тянется к голове сестры обеими руками.

Та отскакивает в сторону и со всего размаха налетает на ногу нянюшки. Нянюшка взвизгивает на всю прихожую… У нянюшки мозоли на ногах и она их тщательно покрывает каждый вечер какою-то темною жидкостью. Не мудрено поэтому, что она чувствует страшную боль под ногою вертлявой Сонечки.

— Да уймитесь вы, сударыни, сладу нет с вами, — сердится она на обеих девочек. — Барыня, прикажите им старые шляпы надеть, что они будут в тюлевых делать, коли дождь пойдет, — обращается няня к Анне Павловне.

Но, оказалось, сделать этого было нельзя. Картонки с простенькими соломенными шляпами отнесены уже в коляску. Идти вынимать их — лишняя проволочка времени. К тому же кучер наемного ландо уже несколько раз присылал от ворот дворника напомнить господам, что он давно ждет и что за рубль целковый он целые сутки стоять не намерен…

— Собрались, наконец? — недовольным голосом говорит мама, которую начинают раздражать эти неимоверно долгие сборы.

— Идемте!

Идут попарно, следом за нею. Впереди Алек с Витюшкой и с длиннейшей удочкою, которою он намерен ловить рыбу на пруде у бабушки, и которою уже поймал сейчас красный тюлевый бант на шляпе у Киры и немилосердно тянет шляпу с головы сестры.

Кира, выступающая подле Сони, громко вскрикивает и хватается за голову. Еще минута, и тюлевый бант оторван от шляпы и висит на удочке в виде особенно красивой пурпуровой рыбы. Кира заливается слезами. Няня бросается освобождать бантик… Алек сконфужен… Такого улова он не ожидал. Наконец бант освобожден и торжественно водворен в карман няне.

— Нет, уж ты как хочешь, а брось эту дрянь, мой батюшка, — решительно заявляет Алеку няня, — а то всем в лонде глаза ею выколешь.

Но Алек не согласен. Вчера он купил удочку. Она самая длинная и удобная, какая была только в магазине… Он выбирал ее целый час и не бросит ни за что на свете.

— Мамочка, — кидается он к матери, — позволь оставить удочку.

Начинается продолжительное совещание, после которого решено удочку дать на козлы Дуняше, которая, за неимением места в экипаже, поедет рядом с кучером. Удочку торжественно вручают горничной. Вот и ландо… Добрались, слава Богу!

Кучер с сердитым лицом требует на чаек.

— Долго больно собирались, господа, лошади застоялись! — говорит он недовольным голосом.

Ему накидывают лишний двугривенный и приступают к самой трудной задаче — усаживанию в ландо. Хотя народу, кажется, и немного, но дело осложняется. Узлов и картонок гибель. В последнюю минуту на крыльцо выскакивает огромный дог Марс и заливается лаем. Он точно предчувствует, что господа уезжают на три месяца и скучная жизнь вдвоем с кухаркой Катериной ему совсем не кажется приятной.

— Марсенька! Миленький! Голубчик! с нами хочешь, с нами, — кричат дети, протягивая сверху руки из экипажа.

Тот лает еще оглушительнее.

— Мамочка, возьмем с собой Марсеньку! — жалобным голосом просят девочки.

— Пожалуйста, мамочка! Бабушка его так любит! — вставляет свою просьбу Алек.

— Но ведь он будет драться с бабушкиной Фанни! — слабо протестует Анна Павловна, которой самой до смерти жаль оставлять Марса.

— Ничего, ничего, мамочка! Мы за ними присмотрим! — хором отвечают дети.

Мама соглашается.

Марсу кричат… хлопают… свищут… Он, как ошалелый, кидается с крыльца к коляске.

— Садись, Марсенька, садись! — наперерыв лепечут Соня, Кира, Алек и Витюша.