Синие тучки - Лидия Чарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всюду были расставлены хорошенькие ширмочки и висели разноцветные бумажные фонарики с нарисованными на них птицами и цветами. В углу комнатки стояла высокая в род глубокой кадки красивая ванна. Ее наполняли теплой водой, и Гиме каждый день купалась в ней, как это делают японцы.
На палочках стояли всевозможные изображения Будды (Бог, которому поклоняются японцы), и перед ними ставились фарфоровые чашечки величиной с наперсток, с крепким ароматичным чаем и клались засохшие цветы.
Это были приношения Будде маленькой Гиме.
Впрочем, не одни засохшие цветы были в ее жилище. Княгиня приказала садовнику вырастить много белых лотосов и хризантем в теплице. Лотосы и хризантемы — это цветы в Японии.
Целые поля лотосов вы найдете там. А хризантема — царственный цветок в Японии и почитается особенно жителями ее.
И вот целые букеты лотосов и хризантем наполняли вазы в комнате Гиме.
Ей не позволили одеваться по-европейски и она носила свои цветные шелковые киримоно, один другого богаче, один другого наряднее…
Когда к Бельским приезжали гости, Гиме призывали в гостиную и заставляли ее играть на ее ше, петь песни и танцевать перед гостями…
И Гиме играла, пела и плясала…
Ее хвалили, восторгались ею, ласкали наперерыв… Ее задаривали конфектами, цветами, подарками… С нею много разговаривали на английском языке.
Гиме была весела, мила и остроумна…
Ее ответы вызывали новый восторг…
— О, она совсем оправилась после своего горя, эта маленькая Гиме; смотрите на нее, как она весела и беззаботна!.. Слышите, как она смеется? — говорили про нее…
Да, маленькая Гиме смеялась…
Она видела заботы чужих ей людей… Ее трогали эти заботы и, чтобы чем-нибудь отплатить за них, Гиме старалась утешить и повеселить добрых людей в свою очередь.
Одного только избегала Гиме… выходить на воздух и смотреть в окна… Шторы в ее комнате, где она проводила весь день, были всегда спущены. Гиме боялась поднять их и взглянуть туда, где было так холодно, и где летали белые пушинки снега, а землю покрывала белая же сплошная пелена. Оттого она и не выходила из своей хорошенькой поэтичной комнатки, где всегда так хорошо пахло цветами и где целый день горела хибаччи, то есть японская переносная печь, жаровня.
И только, когда во всех остальных комнатах огромной княжеской квартиры спускали занавеси на окнах и зажигали лампы, Гиме выходила из своего уютного уголка.
Но чаще всего она сидела в нем, перебирая струны своего музыкального ящика и мурлыкая какую-то восточную песенку.
И лицо у нее делалось трогательно задумчивым и печальным в такие минуты…
Но вот раскрывалась дверь ее комнатки и к ней влетала стрелой княжна Нина.
— Гиме! Голубушка! Что ты одна сидишь! Спой что-нибудь или станцуй для меня! Милая Гиме! Пожалуйста… Мне сегодня так скучно.
И лицо Гиме сразу изменяется… Глаза снова загораются веселыми огоньками… Губки улыбаются. О, она с радостью потешит свою русскую сестру, как называет Гиме Нину, и в следующую же минуту Гиме танцует, напевая какую-то восточную песенку.
— Совсем освоилась у нас Гиме! — в тот же вечер говорит княжна Нина матери.
— Знаете, мамочка, она даже никогда не вспоминает о своей родине… И такая всегда веселая, щебечущая — точно птичка!
— Милая девочка! — ласково целуя Гиме, говорит княгиня.
— А я ей сюрприз приготовил! — говорит князь и лукаво улыбается в сторону Гиме.
— Какой? какой сюрприз, папа? — наперерыв бросаются к отцу княжна Нина и ее младший брат Жорж.
Но Павел Петрович только продолжает улыбаться.
— Сюрприз — Гиме! И никто не должен знать его раньше Гиме… — отвечает он со смехом.
IV.Это было в день именин Павла Петровича.
Ждали много почетных гостей. По комнатам скользили лакеи, делая всевозможные приготовления к вечеру…
В буфете убирали вазы конфектами и фруктами… Масса цветов, расставленных по углам зал и гостиных, лили свой приятный, сладкий аромат…
Гиме было приказано нарядиться в ее лучший киримоно…
В десять часов стали съезжаться гости.
Позвали Гиме… Она вошла в нарядный зал, одетая как куколка, с оживленным личиком, держа в руках свой музыкальный ящик, и грациозно поклонилась гостям.
Гиме скромно опустилась на шелковое татами, принесенное ей из ее комнаты лакеем и запела.
Ах, как пела Гиме!
Голосок у нее был чистый и звонкий, как свирель… Серебряные звуки его точно таяли в огромной прекрасной зале.
Она пела о синем море, о жарком солнце, о цветах лотоса и хризантемы…
Щечки ее разгорелись и сами стали похожими на розовых хризантем…
И вдруг Гиме вздрогнула…
— Гиме! — позвал ее кто-то позади нее…
Она насторожилась.
Это был совсем незнакомый голос…
— Гиме! — снова произнес голос и тихо продолжал на чистейшем японском наречии:
— Здравствуй, маленькая Гиме! Я привез тебе поклон из нашей обожаемой страны, Дай Нипонь…[6]
Едва только услышала эту фразу Гиме, как тихо вскрикнула… Глаза ее широко раскрылись и смертельная бледность разлилась по прелестному помертвевшему личику.
— Дай Нипонь! Дай Нипонь! — прошептали ее губки, и она тихо без чувств соскользнула на пол со своей татамы…
Страшный переполох наступил в зале.
Гости, насмерть перепуганные, окружили маленькую японочку… Все волновались…
Но больше всех волновался небольшого роста господин с характерным типом лица настоящего японца… Это был член японского посольства, которого пригласил к себе князь Бельский, чтобы доставить удовольствие маленькой Гиме.
Маркиз Ното, молодой японец, очень растерялся при виде бесчувственной малютки Гиме… Он не думал, что Гиме так тяжело переживет первое услышанное ею на чужбине родное японское слово.
Между тем Гиме медленно приходила в себя.
Вот ее черные глазки раскрылись, она увидела князя Бельского и с рыданьем бросилась к нему и зашептала сквозь слезы:
— Простите Гиме! Простите, мой названный отец, не сердитесь на маленькую бедняжку Гиме… Гиме любит свою родину больше всего на свете и если открыто не грустила, не плакала по ней, то только потому, что не хотела огорчать своими слезами добрых русских… пусть же простят маленькую Гиме за то, что она испортила им праздники… но бедняжка Гиме услышала родную речь и вдруг увидела перед собою свою дорогую страну… свой обожаемый Дай-Нипонь… который никогда уже больше не увидит бедняжечка Гиме… — закончила она и слезы неудержимым потоком полились из ее глаз.
— Нет, ты ее увидишь! Увидишь свою родину, дорогая малютка! — горячо возразил глубоко взволнованный князь, — даю тебе слово, что ты ее увидишь скоро, Гиме!
— О! — могла только прошептать Гиме и прижала свои маленькие ручонки к сердцу.
Безумный восторг отразился в ее черных глазах… Голова закружилась… Она едва вторично не лишилась чувств от счастья…
Весь вечер Гиме не отходила от маркиза Ното и жадно расспрашивала его про свою дорогую родину.
А когда маркиз Ното с женою уехали через месяц в Токио, князь Павел Петрович отпустил Гиме вместе с ними…
Осенью маркиз вернется снова в Петербург.
И Гиме вернется вместе тоже…
Она пишет из Токио длинные задушевные письма всей семье Бельских.
Она пишет, что бесконечно счастлива находиться снова в своей чудесной Японии.
Она пишет еще, что очень, очень любит добрых русских друзей и осенью вернется к ним непременно снова…
Чудовище
I.Когда у фрейлейн болят зубы, Витик бывает очень доволен, и не потому, чтобы Витик был дурной мальчик, нет, у Витика очень доброе сердечко, и он не может без слез видеть прихрамывающую собачку, или запутавшуюся в паутине мушку, а просто Витик рад свободе, потому что когда фрейлейн возится с больными зубами, она совсем забывает о существовании Витика, и он может бежать в свой «уголок».
Ах, этот уголок!
Как там хорошо на крошечной полянке между ледником и прудом, поросшей высокой сочной травой и окруженной густыми кустами смородины. Это лучшее место в саду. Витику «уголок» и раньше нравился, но с тех пор, как он узнал, что-то про соседнюю дачу, прилегающую своим палисадником к «уголку», он стал чаще наведываться сюда.
Правда, ему строго-настрого запрещено подходить к забору, по которому растут кусты смородины с незрелыми ягодами, но никто не мешает ему лежать на траве и смотреть в отверстие между корнями кустов на соседнюю дачу и чудный палисадник.
А ему так интересно смотреть туда.
Прежде там не было так интересно, а с того вечера, как он слышал разговор мамы с фрейлейн, Витик положительно только и думает, что о соседней даче и ее обитателях.
