Неон, она и не он - Александр Солин

Они уже шли рядом, сами не заметив, как это случилось.

Оказывается, он думал о ней после того, как увидел накануне, всю ночь и сегодня, а если бы не встретил, то думал бы и дальше. Нет, ну точно – чокнутый романтик! Признаваться в этом в первую же встречу! Какое-то реликтовое ископаемое из «Гранатового браслета»! И как же ей с ним обращаться? Как та княгиня Вера Николаевна со своим телеграфистом?

Он представился, и оказалось, что он вовсе не Г.С.Ж., а Дима Максимов. «Димочка…» – попробовала она про себя его имя на вкус. В ответ она тоже назвалась, и он, удивив незаурядной проницательностью, легко и безошибочно проник в тайну ее имени, догадавшись, кто и почему ее так назвал.

Она даже не заметила, как завязался воздушный, быстрый, необязательный разговор. И когда среди прочего она попеняла торговцам и шашлычникам, которые устраивают балаган на том месте, где в войну сжигали умерших от голода людей, он высказал ряд убедительных и дельных замечаний, приведя пикантный пример из немецкого классика, у которого довоенные влюбленные парочки забывали на могильных плитах кладбища нижнее белье и которое классик называл семенами жизни в обители смерти. Он хотел, было, пуститься в литературные дебри (не иначе преподаватель литературы!), но она отмахнулась, и он перекинулся на другие темы. Как бы вскользь упомянул, что живет где-то неподалеку с матерью, чем откровенно намекнул на свое холостяцкое положение. Поскольку на глупость это не было похоже, то она приписала его намек неопытности и простодушию: сообщать незнакомке такие многозначительные подробности – это ли не верх бестактности!

После этой оплошности чары его потускнели, и она решила, что для первого раза достаточно.

– Ну, что же, – сказала она, – вы, безусловно, приятный собеседник, но мне пора!

В ответ он вызвался проводить ее до подъезда.

– До какого подъезда? – машинально спросила она, не оборачиваясь.

– Возле Кузнецовской, там, где ваш офис! – ответил он доверчиво.

От неожиданности она остановилась и медленно повернулась к нему.

– Откуда вы это знаете? Вы что, следили за мной? Может, вы еще знаете, где я живу? – с неприятным изумлением сухо произнесла она.

В ответ он торопливо забормотал, что она слишком много для него значит, чтобы он мог позволить себе не знать, где ее можно было бы найти, но где она живет, он честное слово не знает.

Наташа смотрела на его лицо, запоздало напуганное тем, что от его неосторожных слов она может сейчас повернуться и уйти – лицо мальчишки, привыкшего быть честным, невзирая на последствия – смотрела и снова не знала, как ей быть. Без сомнения, это была неслыханная дерзость с его стороны! Но уйти, не оборачиваясь, заставив его, быть может, броситься за ней и уговаривать простить или нечто подобное (кто знает, на какие порывы он способен!), что могут увидеть, как это бывает в глупых ситуациях, чудом оказавшиеся здесь знакомые – нет, это было бы слишком неприлично! А, главное, было бы жестоко к его беззащитной честности и к слабому угольку надежды, который успел разгореться в уголке ее души. К тому же его явное отчаяние тронуло ее.

Она нахмурилась и попыталась быть строгой, но долго не продержалась, покачала головой и с деланным огорчением сказала:

– Вы странный человек, Дмитрий, и может, даже маньяк!

Какое, однако, шершавое начало отношений! Не прошло и часа, как они знакомы, а она уже дважды имела повод его отвергнуть. Она молчала, разглядывая его побледневшее лицо с остановившимися глазами, и вдруг ей стало жалко его:

– Бог с вами, провожайте! – торопливо сказала она.

Он вспыхнул, выпрямился и просевшим голосом спросил, замужем ли она. С самого начала допуская, что он ее об этом спросит, она еще раз подивилась своей проницательности и ответила, что когда-то была там. Он явно обрадовался.

– А если бы я была замужем? – спросила она из любопытства к размеру его решимости.

– Это ничего бы не изменило… удовлетворил он его.

У подъезда он спросил, могли бы они увидеться сегодня после ее работы, и она твердо сказала, что сегодня никак нельзя. А когда же он снова ее увидит? Скорее всего, завтра. В парке, в то же время. Он помнит время? «До секунды!» – улыбнулся он. Тогда до свидания, ей пора. И державно улыбнувшись, она скрылась за тяжелой металлической дверью.

В оставшееся до вечера время она думала о нем, отодвигая его образ в сторону, лишь когда неотложные и срочные дела требовали ее внимания. В конце концов, она не выдержала и уехала в офис на Петроградской, а когда оказалась дома, мысли ее, наконец, разлились широким полноводьем.

Ее впечатления о нем, как говорят в таких случаях, были неоднозначны и противоречивы. Нельзя сказать, что он ей понравился, как и утверждать обратное. Например, его лицо категорически не совпадало с тем, что готовым шаблоном покоилось в ее душе и совпадало с обликом отца, а потом и Владимира. И ладно бы дело ограничивалось отсутствием подобия физиономического, но ее раздражало явное отсутствие в нем мужественности. Справедливости ради следовало сказать, что явного безволия там тоже не наблюдалось, но в целом черты лица его показались ей невыразительными, с налетом сентиментальности, что было не в ее вкусе. Она привыкла, что знакомясь, самцы щеголяли именно сумрачной, брутальной частью своего темперамента.

Не расположили к себе граничащее с наивностью простодушие и какая-то ненормальная искренность. И эта его манера цитировать классиков. К чему умничать, рискуя поставить собеседника в глупое положение? Ведь она же не осыпала его статьями из Гражданского кодекса! И, наконец, эта его выходка с подъездом. Следить за ней, свободной и независимой женщиной! Если он с этого начинает, то чего же ждать от него потом? А вдруг он по природе бешеный ревнивец, этакий ласковый маньяк? Словом, на смотрины (а ведь это были самые настоящие смотрины) он явился, как был – в халате и домашних тапочках.

Она достала альбом, извлекла оттуда фотографию с маской на стене и вгляделась. Плут за ее спиной устало косился сливовидными расплавленными белками, натужно растягивал в надоевшей улыбке губы и пытался, как ей показалось, выразить сочувствие. Однако к чему оно относилось – к прошлому или будущему понять было невозможно.

К концу вечера судебное заседание за недостаточностью улик пришлось отложить, с чем ее правозащитная, адвокатствующая часть его и поздравила: широкий волнующийся поток не смыл его, и он зацепился за берег ее жизни. Осталось только на нем утвердиться.

Наташа залезла под одеяло, вытянулась и закрыла глаза. Перед ней, одинокой и смущенной путешественницей, простиралась неизвестная, манящая и пугающая страна, и так было всегда, когда она знакомилась с мужчинами ее жизни. Ее Володя, ее бедный Володя… Боже мой, неужели это было так давно?!

19

…Однажды в начале августа двухтысячного у нее в офисе появился новый клиент. Вернее, перед этим он позвонил и засвидетельствовал свою неслучайность – ему их, видите ли, рекомендовали: не могли бы они его по такому случаю принять? Конечно, могли, и ему было назначено. В дальнейшем она не раз удивлялась тому обстоятельству, что свел их тот самый клиент, которого она, сочиняя за год до этого романтичную историю любви, взяла за образец. Тот самый, чьи облик и повадки импонировали ей зрелостью и рассудительностью. Предтеча, так сказать, спасителя. Провозвестник веры, надежды, любви и их кошмарного финала…

В указанный час перед ней возник крепкий, молодой, стремительный мужчина с открытым загорелым лицом, светлыми ясными глазами и непокорными выгоревшими прядями. Его сходство с ее отцом было настолько очевидным, что Наташа на какой-то миг растерялась. Нет, нет, конечно, это был другой человек – вот и черты у него помельче, хотя такой же упрямый лоб и крупный рот. Вдобавок, скулы у него уже, и нос тоньше. И подбородок резкий, твердый, с ямочкой, но глаза не смеются, а глядят на нее с культурным вниманием и официальным почтением, как на артистку оригинального жанра, обученную развязывать гордиевы узлы юриспруденции. Кожа у глаз отмечена белыми шрамиками морщинок, что разбегаются по вискам. Так бывает, когда человек много щурится под солнцем. То же самое видела она у отца после их походов по Чусовой. Общее впечатление, словно в двух разных людях растворили одну и ту же эссенцию!

В тот день новый клиент (разрешите представиться – Федулов Владимир Авдеевич!) легко и непринужденно присел перед ней в предложенное кресло и твердым голосом поведал о своем житье-бытье на поприще заготовки и продажи леса и своих законных претензиях к налоговой инспекции, которые на тот момент имел. Наташа с каким-то тайным удовольствием и преждевременной тщательностью выпытывала у него подробности, делая это с единственной целью: задержать его возле себя подольше.

С ним оказалось приятно работать: сразу поняв, что от него требуется, он за несколько дней собрал необходимые документы, и Ирина Львовна, подготовив иск, запустила процесс. Пока суд да дело, он звонил и наведывался, и перед каждой встречей Наташа испытывала нетерпеливое волнение. Он не пытался произвести впечатление, держался просто, слушал внимательно, в ответах был краток и никогда не задерживался дольше, чем нужно. Смущаясь, она стала искать поводы, чтобы позвонить ему и услышать его неизменно приветливый голос. Иногда он звонил в ее отсутствие, и когда она появлялась, Мария докладывала: «Звонил твой Владимир Авдеевич!»