Неженка (СИ) - "Ann Lee"

И меня это пугает. Я ещё не совсем доверяю ему. Хоть и ведёт он себя по-другому. Словно стремиться стать ближе. Привёз сюда, хотя раньше, все мои попытки узнать его ближе завершались провалом. Он постоянно уходил от таких разговоров, норовив быстрее уложить меня, и подмять под себя.

Я со вздохом кладу вещь назад. Оборачиваюсь, рассматриваю фотографии, что висят на стене, в рамках над диваном. Конечно в основном, никого здесь не знаю. Кроме Матвея. Он встречается на паре фотографий. Моложе чем сейчас, но этот прожигающий взгляд не с чем не спутаешь. А ещё есть фото мужчины, очень похожего на него. Те же глаза, и овал лица, только волосы светлее. Красив. Наверняка его родственник.

А ещё на столике возле кресел, помимо различных газет, лежит фотоальбом. Я присаживаюсь в неудобное кресло, и беру его. Там много фото Матвея, с друзьями, с девушками. В школе. Более старшие годы. Есть пару фото с Егором. На них они оба расслабленные улыбчивые, молодые. На последнем фото в альбоме он, такой как сейчас, прижимает к себе стройную симпатичную блондинку. Конечно, мне стало интересно кто она такая, я перевернула фотографию, но никаких подписей не было, и я вернула её на место. Закрыла альбом, а от неприятного чувства не избавилась. Ревность, тихо и ненавязчиво сжимала сердце. Я воскрешала в памяти образ девушки, сравнивая её с собой, неизменно находя в ней достоинства, в виде длинных красивых ног, и пышной груди, красивого лица, и конечно светлых волос.

Вот почему мужчинам так нравятся блондинки?

От тягостных размышлений и самобичевания, меня отвлёк Матвей. Он зашёл в зал, и я постаралась встать с кресла, но оно настолько было продавлено, что я только беспомощно барахталась в нем. Он усмехнулся и одним махом вытянул меня, и прижал к себе.

— Освоилась, Неженка, — пробормотал он, рассматривая моё лицо.

Я покраснела. Просто вот ощутила, как запылали мои щёки.

— Что такое? — нахмурился он, но тут же, его лицо озарила улыбка. — Ты сделала что-то плохое?

— Нет, — пискнула я, отворачиваясь от него. Но он обхватил мой подбородок, и заглянул в глаза.

— Тогда почему ты краснеешь Неженка?

— Просто…

— Просто, ты видимо придавалась нехорошим мыслям? — его глаза блеснули. Но признаваться, что я рылась в его вещах, смотрела фото, и наткнулась на некую блондинку, и уж тем более выяснять кто это такая, мне не хотелось, было проще согласится.

— Матвей, — по обыкновению протянула я

— О чём мечтала? — не отставал это сумасброд.

— Не скажу, — заупрямилась я.

— Мне придётся тебя пытать, с особой жестокостью, — тихо шуршит его голос.

Он склоняется и прикусывает кожу на шее, и тут же целует. Я шумно выдыхаю, чувствуя, как от места укуса разбежались мурашки. Прижимаюсь к нему.

— Матвей, — умоляюще шепчу, — прошу!

— Чего просишь?

Я и сама не знаю, чего больше хочу, чтобы он продолжил, и плевать, что за стеной его мать, или же всё же совесть не позволит вести себя как развратная сучка, и благоразумие возьмёт верх.

— Остановись, ведь за стеной твоя мама! — всё же решаю я. — Я не могу так!

Он вздыхает и разжимает объятия, я отхожу, поправляю платье.

— Надо остаться на ночь, — говорит он уже более серьёзно, — боюсь оставлять её одну. Утром придёт сиделка.

— Конечно, — киваю я, — вызови мне такси.

— Останься со мной, — его низкий голос звучит так просительно, что я удивлённо вскидываю на него глаза.

— Матвей…

— Я не буду приставать к тебе, Неженка! — обрывает он меня. — Просто останься со мной.

— Но мне завтра на работу, — делаю ещё одну попытку.

— Мне тоже, — отмахивается Матвей. — Завтра в семь придёт сиделка, и я отвезу тебя домой!

— Но мне даже не во что переодеться, — совсем растерялась я.

Матвей подошёл к своим вещам, и взял из стопки верхнюю футболку, ту которую я нюхала, подошел и протянул её мне.

— Вот эта вообще не причина, Неженка, — усмехнулся он.

— Хорошо, тиран, — вздохнула я, сдаваясь, — где ванная?

Он улыбнулся, видимо и так предполагал, что я не стану сильно упрямится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А когда я вернулась, то застала расправленный диван, застеленный белым бельём, с пышным мягким одеялом. Я сложила свои вещи на кресло. Футболка Матвея доставала мне почти до колен, и в ворот так и норовило выкосить то одно плечо, то другое.

Он стоял ко мне спиной. Раздетый, в одних боксерах, ковырялся в телефоне. Я немного зависла, разглядывая широкие плечи, рельефную спину, подтянутые ягодицы. Пальцы тут же зазудели, от необходимости коснуться горячей кожи, под которой катаются твёрдые мышцы. Дыхание участилось, и я сжала ладони.

Я могла коснуться его.

Вот только я сама просила его не трогать меня, а теперь, буду провоцировать. А он не остановиться, и я буду потом сгорать со стыда, как тогда в кафе. Эти воспоминания остудили мой пыл, я на цыпочках подошла к дивану, и скользнула под одеяло. Меня тут же окутал аромат свежевыстиранного белья, и я приятно зажмурилась, сжавшись в комочек.

Щелкнул выключатель, и свет погас.

Диван прогнулся под тяжестью Матвея. Он распахнул одеяло, улёгся и подтянул меня к себе, сгребая в объятия, утыкаясь носом в мою макушку. Я прижалась спиной к его груди, а в ягодицы мне отчётливо упёрся его твёрдый член под боксерами.

— Матвей, — шикнула я, отпрянув от него.

— Успокойся, Люба, — притянул меня обратно, — рядом с тобой у меня всегда стояк. Сказал же, не буду приставать, значит, не буду!

Я ещё немного поёрзала, чем заслужила его ворчание, а потом и вовсе развернулась лицом. Улеглась к нему на плечо, уткнув нос в сгиб шеи, вдыхая горький аромат.

В комнате было темно, и я пробежалась пальцами по его лицу, определив, что глаза его закрыты.

— Матвей? — позвала я шёпотом.

— М-м-м? — отозвался он.

— А что с твоей мамой? — спросила, но по обыкновению и не надеялась на ответ.

— Перенесла микро инсульт, — всё же ответил он, — теперь восстанавливается. Уже, как месяц дежурю по ночам. На телефоне даже приложение установил, синхронизировал с её. Ей даже звонить не надо, просто коснуться иконки, если плохо. Если ей завтра будет лучше, познакомлю вас.

В тихих словах, скользило много боли, и сожаления. Он явно чувствовал себя виноватым, в болезни матери.

Я погладила его по щеке, на ней уже обозначилась щетина.

— Мне очень жаль. Я надеюсь, она поправится! — шепчу в ответ.

— Я тоже, очень на это надеюсь, — его горячее дыхание обрамило мою макушку.

— Матвей?

— М-м-м?

— А вот тут висит портрет мужчины, очень похожего на тебя, это кто? — снова спрашиваю я.

— Это я похож на него, а не он на меня, — поправляет он меня, — это мой отец. Его не стало, когда мне было десять.

Я громко охнула.

— Погиб в автокатастрофе, — опережая мой вопрос, говорит Матвей.

— Я понимаю твою боль, — я поднимаюсь на локте и всматриваюсь в темноту, — моя мама умерла, когда мне было шестнадцать. Долго болела, но и долго боролась, почти десять лет.

Чувствую, как сжалась его рука на моей талии.

— Тяжело терять родителей, — шепчет он, — неважно, сколько тебе лет!

— Да — соглашаюсь я, и снова ложусь рядом, он прижимает меня к себе.

— Возможно, если бы был жив отец, я бы меньше глупостей совершил бы, — продолжает Матвей, — хотя тогда бы с Гором не познакомился.

— С Гором? — не поняла я.

— С Егором, — уточняет он, — мы, как раз с ним познакомились, когда я из армии вернулся. Это он меня втянул во всё то дерьмо, но, правда, потом и вытащил. А если бы я с ним не познакомился, то не узнал бы тебя.

Это признание снова задевает меня за живое. Я улыбаюсь, благо в темноте не видно.

— Ну, если учесть, что сперва ты меня просто пугал, то, как я вообще от тебя не сбежала?

— Можно подумать у тебя были шансы сбежать! — усмехается он.

— А что, не было? — наивно поинтересовалась я.

— Ни одного, даже если бы попробовала, догнал бы и … — он почему-то не договорил, хотя и так было понятно, что и.