Прохладная тень - Тереза Вейр

Мадди выложила это на запись, оставляя свое имя и номер и предыдущий радио-опыт, опуская часть о том, что следовало опустить. Это не была ложь, только упущение. Девочка должна блюсти свои интересы.

Четыре часа спустя она была приглашена для собеседования с Брайеном, менеджером станции.

Ему было приблизительно тридцать. Один из тех тощих людей, которые вышли из формы, от существования на диет-соде и нездоровой еде. Оказалось, что десять месяцев назад он потратил последний гривенник, который имел, и кое-что еще, чего он не имел чтобы купить испытывающую серьезные трудности, устаревшую станцию.

— Что относительно формата? — спросила она.

Брайен откинулся назад на свой стул, бросая в рот желе-боб. С зачесанными назад волосами, он был чем-то похож на Бадди Холли. Но вместо черных коротких очков, он носил проволочные оправы. — Никакого формата.

Никакого формата?

Он предложил ей полную банку бобов.

Сначала, она почувствовала это лучше всего отказаться, но затем она подумала… еда — еда. Вероятно она может не получить работу, таким образом она может пока с выгодой получить кое-что из этого. Она взяла банку, вытряхнула немного бобов в руку, и возвратила ему.

— И какой тип музыки? — она рисковала, выбирая красный желе-боб.

— Никакого типа.

— Никакого типа? — Это было каким-то видом жульничества, каким-то видом наркотика или чем-то.

— Мы даем полную свободу. Окружение, где творческий потенциал может процветать.

Она выбрала зеленый желе-боб. Да, они все еще на вкус как «туалетный утенок».

— Мы ищем кого-то, кто может работать на центральной станции. Я сыт по горло этим катушечным дерьмом, отправленным из Лос-Анджелеса, Это слишком общее. Никакой индивидуальности. Я хочу что-что местное. — Он наклонился вперед, поставив локти на стол. — Ваш голос, сексуальный как ад. Таинственный. Как раз то, что я искал.

Она спит.

— Но есть загвоздка.

Началось.

Прежде, чем ситуация перешла к сексуальными домогательствам, она вскочила на ноги. — Я не буду с вами спать. Я не собираюсь делать программу голой. Я не…

— Может, вы позволите мне закончить?

В любом случае она должна была отдышаться.

— Я не хочу, чтобы кто-то знал, кто Вы, — сказал он. — Это будет часть таинственности. Образ Оборотня Джека.

Это было всё?

— Если у Вас есть собственное эго, если Вы чувствуете потребность в собственном признании, тогда уходите отсюда.

— Анонимность. Это — мое второе имя. Это может быть даже мое имя, если Вы хотите.

Она получила работу.

Больше никакого quality time, разделяя подушечки с Хемингуэем.

Да!

Коробка кондиционера жужжала в окне, впитывая влажный вечерний воздух.

Эдди откинул спутанные простыни со своих ног, его голое тело было подобно топке.

Типичная июльская жара.

Обычно он не возражал против жаркой погоды, но когда влажность была столь же высока, как и температура, а температура в полночь была в районе 80–90 градусов, он возражал.

Но не только высокая температура, не давала ему уснуть.

Мадди.

Растрепанные волосы, в которые он запустил пальцы. Белая кожа, которую он чувствовал своими губами сейчас.

Глаза, которые изменяли цвет в зависимости от света, менялись от светло-коричневого до серого. Глаза, которые смотрели на него с открытой, откровенной оценкой, прямо в душу. Глаза, которые заставили его сердце биться быстрее, сделали его разгоряченным и сексуально озабоченным.

С ней ему было чертовски хорошо. Так правильно. И ничто не казалось ему настолько правильным очень, очень давно.

Он высвободил глубокий, неохотный вздох.

Сон и не собирался приходить.

Он сел, свесил на пол ноги, поток воздуха из кондиционера сдувает его волосы назад, дуя в экзотическом, таинственном аромате ночи.

Он оставался на месте некоторое время, позволяя воздуху овевать его разгоряченную кожу, испаряя пот с тела. Затем он встал, лакированный деревянный пол, был липким под его босыми ногами. Он отключил кондиционер, лопасти, ритмично замедлились останавливаясь. Он надел пару свободных шорт, затем начал спускаться по темноте вниз по узкому искривленному лестничному пролету.

На кухне он с трудом открыл тяжелую дверь древнего Фриджидеера, вынул кувшин с водой, и поднес к губам, моментально поглощая прохладный, запасенный холодильником воздух.

Сделав еще несколько глотков, он опустил кувшин пониже, вода закапала ему на грудь стекая вниз к животу, впитываясь в пояс его шорт. Он отставил кувшин, раздался металлический грохот полки, хлопок закрываемой двери.

Моторчик сделал толчок; громкий гул заполнил комнату.

Внизу было немного прохладнее, но температура здесь все еще была в пределах восьмидесяти. Даже при том, что окно над сливом было открыто, ни ветерочка.

Он вышел на веранду.

Пятнадцатиградусная камера.

Влажный воздух коснулся его кожи, охлаждая его. Светляки осветили путаницу трав и виноградных лоз.

Запахи.

Зеленые, таинственные ароматы, становящиеся опьяняющими и тяжелыми к ночи.

Обеими руками он откинул назад свои волосы, слегка наклонил голову назад, и взглянул вверх на заполненное звездами небо. Затягиваясь в глубоком вздохе вечернего воздуха, он сошел с веранды, чтобы пробраться через пропитанную росой траву к его разбитой Шеви.

Он наклонился в открытое окно, вставил ключ в зажигание, и щелкнул по радио.

Не было такого случая, чтобы радио в автомобиле хорошо звучало. Фактически, это походило на дерьмо. И было болью в заднице — держать аккумулятор заряженным. Но было что-что в радио в середине ночи, которую любил Эдди, что-то, что заставляло его чувствовать себя лучше.

Он настраивал радио пока не нашел хорошую песню, тогда он взобрался на капот, стеклянный холод у его лопаток, металлический остов у подошв влажных ног.

Песня закончилась. Ди-джей включился.

— Это Полуночная Мэри, голос ночи, пришедший к вам на KOWL. Полуночное радио. Станция с отношением.

Полуночная Мэри? Никогда не слышал ее раньше. Он бы запомнил голос подобный этому. Такой же знойный и горячий как южная ночь.

Он сцепил свои руки за головой и взглянул на звезды.

— У станции будет свободный формат. Все, не противоречащее закону, здесь разрешено. Если Вы испытываете желание поговорить, позвоните мне. Если у Вас заявка, так же звоните. Только помните: никаких рецептов, никакой политики.

Голос Полуночной Мэри был хриплым и глубоким. Как бархат. И секс. Голос заставил его думать о ней. Но сейчас, все заставляет его думать о ней.