Назло (СИ) - Сурмина Ольга

Пузырьки воздуха поднимались на поверхность воды, и становились пеной. Зеркало запотело, а влажное после умывания полотенце, казалось, совсем не просыхало даже на батарее. Когда кислород закончился, она вынырнула. В тот же момент хлопнула входная дверь. Ушли? Можно выйти? Ей хотелось думать, что они чистили вытяжку, или устанавливали ее сожителю персональную кровать с подогревом. Однако, что-то подсказывало, что когда она выйдет из ванны — то, что она увидит, ей не понравится.

Вновь прислушалась — тихо. Ушли. Хел подтянулась на руках и легким, аккуратным движением вылезла, ощутив ногами прохладный кафельный пол. Больше нет смысла здесь сидеть — ее разъедало любопытство. Она обернула вокруг распаренного тела полотенце и осторожно высунулась.

Тихо. Врача не было видно, но и очевидных изменений в квартире девушка не увидела. Все было как обычно: пол, потолок и стены. Даже никакого строительного мусора. Никакой пыли, или даже шума пылесоса. Зачем приходили?

— Что, интересно? — Из соседней комнаты послышался голос, затем шаги. Довольный Райт вышел в коридор, беглым взглядом осматривая соседку.

— Ну… да. — Она склонила голову на бок. — Я же тоже тут живу, зачем ты их звал? Что они чинили?

— Ничего необычного. — Бросил мужчина, и подошел к соседке, дотрагиваясь прохладными ладонями до раскрасневшихся плеч. — Идем в комнату. Ты можешь не одеваться.

Хелен грустно ухмыльнулась, но ничего не сказала. Она, было, пошла к его двери… но сожитель резко схватил ее за корпус, и, с довольным видом поднял на руки.

— Здесь не очень чисто. Не ходи по полу без тапочек, особенно если из ванной.

Она рефлекторно раскрыла глаза, дернулась, и стала смотреть вниз, но тут же выдохнула и покорно опустила голову.

— Вот и умница. — На очередное проявление покорности и послушания у Хоффмана заблестели глаза. Он внес сожительницу к себе в комнату, и, положив на постель, сдернул полотенце с голого тела. — Сейчас накрою. — С улыбкой добавил он, начиная раздеваться. Тяжелый, пошлый взгляд скользил по горячему женскому телу.

Хел бегло осмотрела помещение, пока мужчина нетерпеливо расстегивал пуговицы на рубашке. Приподнялась, попыталась прикрыться… так… что изменилось? Неужели это на самом деле просто ремонтники… чего-то?

В тот же момент она застыла. Два серых, замутненных глаза уставились на окно. Вернее, на ручку окна — теперь на ней появилась круглая металлическая плоскость, а в ней узкая, небольшая прорезь.

— Ты что… — обескураженно прошептала девушка. — Замки на окна поставил?!

— А ты один раз уже проявила чудеса акробатики на дереве, и повредила ногу. Но сейчас я думаю, что это не только твоя вина. Я был слишком неосторожен, и не все продумал. А ты слишком молода. Молода, и… совершенно без башни. — С ухмылкой отозвался доктор, продолжая расстегивать пуговицы. — Глупая. Неосторожная. Несносная. Со своим отношением к жизни ты помрешь к двадцати годам, если не раньше. Хамоватая. Безответственная. Нелепая… — Он со слегка безумной улыбкой перечислял недостатки своей соседки, пока та грустно, и уже как-то обреченно смотрела на него, опуская глаза.

Райт с торопливым раздражением скинул с тела рубашку, и тут же бросился на лежащую на кровати соседку, которая все еще пыталась прикрыться. Резкими, неосторожными движениями ощупывал тело, заглядывал в мокрые глаза.

— Ты дура. — Тихо добавил он. — Полная дура. Ты ни на что не годна — даже в колледж тебя не взяли. Ты как животное. Ешь свои огурцы. Спишь, торчишь в телефоне… а животным нужны хозяева. Вот я и буду твоим хозяином. — От какой-то скрытой злобы, странного пренебрежения и… мнимого сочувствия у врача перекосило лицо. Он схватил соседку за щеки и повернул к себе, однако, тут же почувствовал влагу под своими пальцами.

Она отстраненно смотрела куда-то сквозь него, и… хотя чужие нападки давно не могли ее задеть, внутри что-то отдавалось тупой, тяжелой болью. Болью, от которой становилось тяжело дышать. Хотелось закрыть глаза, и больше никогда их не открывать.

Хоффман поднял брови. Эта странная девушка больше не пыталась дать ему сдачи. Не стала вырываться. Ничего не сказала в ответ. Она плакала, а он снова видел ее слезы. Это больше не было противостоянием. У него получилось ее задеть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Извини… — Вдруг тихо, рассеянно сказал он, отводя глаза. — Я люблю тебя… такой. Я люблю тебя любой, не плачь. — Доктор обнял свою сожительницу, прижимая к себе. — Иди ко мне… иди сюда. Замерзла совсем, хочешь, я сделаю тебе массаж?

Она, как кукла, двигалась в тех направлениях, в каких двигал ее он. Отрешенно смотрела куда-то вверх, практически не моргала. Казалось, девушка была больна, или у нее умер близкий человек. Но мужчина этого не замечал, или не хотел замечать. Повторял что-то про любовь, про чувства… но она не слышала больше. Просто лежала, будто бы ее тело — больше не ее. Манекен. Чучело.

День 27

Хелен слышала, как в ванной журчит вода, внимательно рассматривая телефон своего сожителя. Иногда она подносила его к своему мобильнику, настраивая и сопрягая устройства.

В ту же секунду скрипнула дверь. Мужчина с полотенцем на голове вышел в коридор, и, тяжело дыша, направился в комнату сожительницы.

— Оделся бы. — Вдруг сказала Хел, не дожидаясь, пока тот войдет.

— К чему это? — Райт усмехнулся, приоткрыл дверь и склонил голову. — Как ты? Есть хочешь?

— Так ты меня покормить пришел? — Она окинула взглядом стоящий в проеме силуэт, и тут же отвернулась.

— И это тоже. — Хоффман странно улыбнулся, и, увидев свой телефон в руках у девушки, поднял брови. — Что ты делаешь? Опять игрушки?

— И это тоже. — Она пожала плечами, после чего подняла уверенный взгляд на своего собеседника. — Слушай. А что если я… не знаю, предложение по отслеживанию по геолокации установлю, ты будешь меня хотя бы в магазин выпускать?

— Нет. — Уверенно отсек доктор, вскинув брови. — Что тебе мешает выкинуть телефон в близлежащие кусты, когда ты выйдешь? Будь дома, Хел. Тут тепло, светло, и безопасно. Тут я. И я всегда смогу позаботиться о тебе, вне зависимости от дня недели и суток.

— К психиатру не хочешь сходить? — Уже очень осторожно произнесла она, стараясь не спровоцировать.

— Не хочу. — Он ухмылялся. — Я хочу… полежать с тобой. Потрогать тебя, поласкать. Брось ты уже этот телефон, и иди ко мне. — Райт ринулся к свой соседке, и, схватив ее за плечи, прижал к себе. Неадекватно улыбался. Немного отводил глаза. Телом Хелен чувствовала его напряжение, чувствовала, как он упирается в нее возбужденным половым органом. — Ты полюбишь меня. Это просто вопрос времени. Полюбишь и захочешь быть со мной.

— Не полюблю. — Тихо, но уверенно сказала та сквозь зубы. — Ты выпорол меня ремнем. Ты насиловал меня, избил моего друга и держишь меня тут как в тюрьме. На все это есть уголовщина, просто тебе, почему-то, везет. Ты оскорблял и унижал меня. Я не хочу с тобой быть, и не захочу.

— Ты не знаешь, чего хочешь. — Так же сквозь зубы ответил Хоффман. — Но потом начнешь ценить. Это неизбежно.

— Я не хочу, чтобы меня пороли.

— Это был единичный случай. Мы будем жить, как нормальная семья, да и вообще… прости меня за то. Этого больше не повториться. Я обещаю. Только веди себя хорошо, не испытывай мое терпение. Оно, все-таки, не безгранично.

Она ничего не ответила.

От резкого порыва ветра завыло в трубах. Об окнонное стекло ударялись то капли дождя, то мелкий снег. Девушка зябла, но мужчина продолжал гладить ее плечи, руки, с тяжелой улыбкой. Люди внизу сновали, кто-то не мог удержать в руках зонт, а кто-то и вовсе заставить не слетать с головы капюшон. Зима была близко. И сейчас Хелен всей своей глубиной души чувствовала этот холод.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

День 28

— Это все больше никогда не станет важным. — Тихо, себе под нос сказал мужчина, кидая старое фото с Тиной в мусорку. Ничто внутри не дрогнуло, и даже чувство ностальгии по прошлому не отозвалось в нем ни на секунду. Больше эти вьющиеся, кудрявые волосы не вызывали никаких эмоций. Он больше не вспоминал. Больше не скучал. Сейчас она казалось самой обычной, такой же, как и все. Правильной девочкой-отличницей, со здоровым эгоизмом и желаниями многих обывателей. Хоффман даже сомневался, любил ли он ее вообще, или то была дружеская симпатия, привычка и привязанность. Она была… такой же как все. Просто других он не видел.