Назло (СИ) - Сурмина Ольга

— Конечно починю, только больше так не делай. — Он улыбнулся, смутился. — Поспи сегодня у меня. Со мной… — было, хотел еще что-то сказать, но передумал, после чего молча встал и пошел на кухню за инструментами.

День 24

На город спускался вечер. Хелен лежала и гипнотизировала взглядом починенную полку. Она ни о чем не думала, только хотела заснуть пораньше, чтоб и дальше ни о чем не думать.

Этот день отзывался в ее памяти ровно так же, как в тумане была видна маленькая бабочка. Что сегодня произошло? Что произошло вчера?..

Хотя то, что произошло вчера, она помнила отчетливо. Даже через чур. Помнила жестокие прикосновения. Хлесткий ремень, влажный язык. Все это мерцало в памяти, вызывало то гнев, то страх, то смирение, то отчаяние. Он неловко улыбался ей. Даже отводил глаза… разве что не краснел. Ей казалось, так вели себя влюбленные парни-подростки. Во всяком случае, влюбленных мужчин ей видеть не доводилось. Может, они выглядят так же?

— Хелен, где мой мобильник? — послышалось из кухни.

— Ой ё… блин, забыла. — промямлила она, но после крикнула: — У меня! Я брала поиграть.

Дверь в комнату скрипнула. Хоффман почти бесшумно вошел, улыбнулся, и присел рядом:

— Ты если берешь, то клади на место, или хотя бы предупреждай, я вечером буду забирать его сам.

— Ладно…

— Как ты себя чувствуешь?

— Температура небольшая, как и была.

— Что ж, понятно, выпей на ночь лекарства, что я оставил. Завтра утром опять померим. Ну, не буду мешать. Спокойной ночи, любимая. — Он как-то странно, отстраненно улыбнулся. Его лицо было как будто виноватым.

— Спокойной ночи. Любимый. Прости меня за вчера… — девушка говорила шепотом. Райт вздрогнул, и, казалось, все же немного покраснел.

— И ты меня прости. А теперь все, спи.

День 25

Она что-то выписывала на листок бумаги. Какие-то линии, символы. Знаки. Вроде бы, они что-то значили, а вроде бы нет. Водила тонкой ручкой по белому, о чем-то тяжело, напряженно размышляя.

— Ты не завтракала. — Внезапно дверь в комнату раскрылась, совсем не осторожно, без стука. Молодой врач с довольным, и даже слегка снисходительным лицом вошел, после чего присел рядом со своей соседкой. Та вздрогнула и чуть отодвинулась, освобождая место на кровати для своего сожителя.

— Я не голодна сегодня.

— Ты? И не голодна? — Хоффман подозрительно склонил голову.

— Я тоже человек, и тоже могу быть не голодна. — Девушка захлопнула блокнот, откинула его в сторону и повернулась на бок. — А что ты приготовил?

— Брокколи. — Мужчина едва заметно, но довольно улыбнулся, ложась рядом. — И мясо. Ты любишь мясо, и тебе необходимо есть.

— Всем необходимо есть. Но я не голодна сегодня.

Улыбаясь чуть шире, Райт стал пристраиваться рядом. Осторожно отвел одеяло в сторону, и лег под него, придвигаясь к соседке. Медленно обвел взглядом покрасневший носик… тонкие, но густые ресницы. Лопнувшие в двух местах губы. Спутанные, разбросанные по подушке волосы. Такая странная. Удивительно наглая для своих лет, но чертовски милая. Такого никогда не было раньше. Таких людей он не встречал. И уж тем более никогда никого не насиловал. Даже не думал об этом.

Тяжело дыша, мужчина придвинулся ближе. Теплая, тяжелая рука скользнула по бледной женской ноге, стала задирать широкую футболку. Она чуть сдвинула брови, но ничего не сказала. Ему нравилось ее повиновение. Ему нравилось все.

— Поцелуй меня. — Вдруг сказал он, вплотную придвигая к себе девушку.

— М? — Хел удивленно, и даже слегка испуганно подняла брови, но они тут же сошлись над переносицей, образуя морщинку. Она напряглась.

— Ну же. Я жду. — Хоффман пристально смотрел на свою сожительницу, стараясь поймать ее взгляд, но та упорно не поднимала глаза.

Громче всего в комнате сейчас звучало тиканье часов, невыносимо медленно отсчитывая каждую секунду. Эти звуки тихим эхом разносились по комнате, отчетливо раздавались в голове. Он слышал, как она дышала. Как, в одно мгновение от напряжения ее тело стало практически неподвижным, и казалась, если она сейчас поведет рукой или ногой — оно заскрипит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Легкая утренняя радость медленно сменялась раздражением. Райт переставал улыбаться, зубы стали сжиматься сами по себе, хотя он и не хотел это показывать. После того, что он на днях сделал, он не имел права злиться. Однако, ничего не мог с собой поделать.

Она подчинилась. Нервно сглатывая, приблизила лицо к лицу сожителя, и, отводя куда-то тяжелый, отрешенный взгляд, коснулась губами его щеки.

Он усмехнулся, слегка качая головой. Злость в одно мгновение куда-то испарилась, исчезла, но оставался легкий недоуменный осадок. Он победил. На этом все. Она больше не кидала остроты, не говорила, что не хочет. Не отворачивалась, и даже не попыталась спихнуть его с кровати.

Она его полюбила. Поцеловала, значит, полюбила.

Во всяком случае, он очень хотел об этом думать.

— Не так. — Райт вновь приблизился, прижимая к себе теплое женское тело. — Целуй так, чтобы я поверил.

Она вновь сдвинула брови и закрыла глаза, явно о чем-то размышляя. На бледных щеках не было ни следа румянца, и красные полоски-трещины на губах краснели от нервных покусываний еще больше.

Хелен чуть привстала, и так же невесомо, осторожно, коснулась своими губами его губ. Он чувствовал ее запах. Шелест волос о свою шею, легкое прикосновение теплого носа. После чего резко схватил девушку за голову, углубляя поцелуй. Столь сильно, что та начала задыхаться. Горячие пальцы зарывались ей в волосы, сквозь поцелуй он начинал улыбаться, затем резко оторвался и тихо сказал:

— Я люблю тебя. А теперь ты знаешь, где целовать. — Его рука стала медленно, но настойчиво опускать ее голову вниз, проталкивать под одеяло.

Ветер за окном разгонял утренний туман. По пустым улицам иногда проезжали одинокие автомобили.

День 26

Они пришли что-то чинить в доме. Что, Хелен не знала, но ее сумасбродный доктор отчаянно настаивал ей в это время принять ванну. С одной стороны, это был бы неплохой шанс покинуть квартиру, а с другой…

Девушка боялась своего соседа так сильно, что подкашивались ноги. Она грустно, натянуто улыбалась, когда тот обнимал ее. Старалась абстрагироваться, когда целовал.

«Боги, как он мог мне нравится?» — шептала Хел сама себе, пока этот едва слышный звук перебивал шум льющейся воды. Но даже сейчас ей казалось, что он может все слышать. Слышать, и… расстегнуть ремень. Она до сих пор слышала этот щелчок. Чувствовала фантомную боль сзади, когда он прикасался к ней. Даже когда улыбался. Это не любовь, это абсурд. Так любить нельзя, и она точно была в этом уверена.

Но улыбалась ему. Каждый раз. Опускала глаза. И даже отвечала «я тоже». Если она сейчас кинется из ванной к незнающим рабочим, он легко сделает лицо кирпичом, и скажет — «это моя… душевно больная сводная сестра. Прошу простить меня за этот казус». И кому поверят больше? Неряшливой безработной девочке, или врачу с идеальной репутацией?

А дальше щелчок.

Или же если позвонит арендодателю. Бедная женщина решит, что ее новый жилец выжила из ума. Такой культурный, образованный человек ну никак не мог действовать столь низко, мерзко и незаконно. Ну никак.

Она решилась отчаянно сопротивляться слишком поздно, когда страх уже заполонил все внутри, закрыл собой рассудок и здравый смысл. Сперва треснула симпатия к нему. Потом и жалость. Теперь не оставалось ничего, кроме желания бежать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Они сверлили. Что-то сверлили, Хелен прислушивалась, пытаясь понять. Врач легко повесил ей полку в комнате, когда это было нужно. Он совсем не безрукий, и наверняка легко бы сделал еще какую-то ремонтную работу в доме, если бы это понадобилось. Но он вызвал работников. Значит то было что-то узконаправленное. Что-то странное.

Задумал что-то?

Девушка нырнула под воду, и попыталась задержать дыхание. Надолго ее хватит? Сколько можно терпеть такую «любовь»?