Зачем тебе любовь? - Наталья Потёмина

Хотя Курочкина, конечно, своего не упустит. Ворвется на рассвете и заклеймит. Вчера она не по-детски на Серого губы раскатала, а сегодня такой облом. Подруга, блин, по несчастью.

Надо будет объяснить этой дурочке, что ей с Серым ничего не светит, пусть она перенесет свое внимание на кого-нибудь другого, более перспективного в смысле «выйти замуж и завести детей». Взять хотя бы Эдика. Где у нее нюх? Там же за сто верст мужской дух чуется. Какие плечи, руки, глаза! Особенно, конечно, глаза. Черные, блестящие, жирные, как маслины. Ну и улыбка – зашибись.

Кажется, я даже успела подсесть на эту улыбку, подумала Ленка. Но не всерьез, а понарошку, чисто по-детски: «Мальчик, а мальчик, а как тебя зовут? Эдик? Давай поиграем, Эдик. В кошки-мышки, в елки-палки, в дочки-матери. Ты предлагаешь в папки-матери? Не-а, это ты с Курочкиной, а со мной лучше просто дружить, я в дружбе ве-е-ерная. Хотя и не в дружбе тоже».

Но вернемся к нашим волкам. Что там Серый говорил про эти извращенно-неестественные отношения между мужчиной и женщиной? Как это он сформулировал? После, типа, любви? Десять лет коту под хвост, ни письма, ни звонка, ни улыбки, и вот теперь, стало быть, в самый раз. Напросилась. Взошло на горизонте и засияло в миллион свечей долгожданное солнце дружбы. Так где же доказательства этой долбаной дружбы, приметы ее, атрибуты? Где разговоры на кухне по душам, ночные тревожные бдения, поздравления с праздниками, бескорыстная нежная помощь, хождение друг к другу в гости, совместное времяпровождение? Обиды, споры, драки, наконец?

Или так: позови меня в ночи, и я приду. А если не позову? Если не сподоблюсь? Застесняюсь? Возгордюсь? Так что же, так и помирать молодой, не испробовав ваших по-царски дружеских даров? А может, я чего-то недопоняла, не уразумела, до чего-то не дошла своим мелким бабьим умишком? «Дружба возможна только после любви». А если дружбы нет, значит ли это, что еще жива любовь? Не смешите людей, деточка. Ее срок годности давно истек. Протухла она вся без остатка. Мхом покрылась и плесенью. Хотя, если отковырнуть осторожненько, по краю, то, может быть, и повезет? Ведь бывают отдельные случаи. Мамонтенок Кузя, например. Пролежал несколько миллионов лет в вечной мерзлоте – и ничего, как новенький!

Не умирай, надежда, останься со мной. Закапсулируй меня в этом сумасшедшем состоянии и отправь как послание будущим потомкам. Смотрите, завидуйте, восхищайтесь! Так выглядит любовь в ее расконсервированном, так сказать, виде.

Любовь! Люба Курочкина – тоже Любовь, но не дай, как говорится, бог. Единственное, что есть общего между Любовью Курочкиной и Любовью вообще, с большой буквы, так это их совместное желание кого-то под себя подмять и насильно осчастливить. А нам-то этих тихих радостей не нать! Сыты по горло. Хорошо хоть ума хватило не рассказать теперь уже нашему общему другу и товарищу Серому о глубине и силе наших новых переживаний.

А ведь чуть было не проговорилась. Еще повезло, что Игорь с Курочкиной пришли. Ну ладно Курочкина. А Игорь-то зачем? Интеллигентный вроде человек, а приперся. Хотя Любка кого угодно заставит... Что он подумает?

Да не все ли равно. Сам сказал, что я должна поехать на это мероприятие, нахвататься впечатлений, набраться вдохновения, поймать удачу за хвост, накропать песенку и отлить ее в бронзе у входа в подъезд его дома. Здесь, мол, была Елена Прекрасная. Хольте меня и лелейте. В будни смахивайте пыль тряпочкой, в праздники натирайте до блеска мелом.

Щас! Все брошу...

Игореша, солнце мое, люблю без памяти и уже скучаю.

Кстати, вот! Дружим же мы с ним. Уже сколько лет, сколько зим, и никаких попыток ни с его, ни с моей стороны. Коллеги, так сказать, по работе. Труженики, не побоюсь этого слова, пера. Хотя он, наверное, не пера. А чего? Божественной флейты? Или клавесина? Или рояля, переделанного грубой рукой прогресса в примитивный синтезатор?

Как же мы долго с тобой не виделись, друг мой, если я уже успела забыть, на каком инструменте ты сотворяешь свою музыку. Да нам, по правде, и видеться не обязательно. Песни в наше время можно сочинять просто по телефону. Включаешь громкий звук и общаешься. Ну-ка, повтори мне финальчик. Вроде бы у слова «тоска» от изменившегося ритма меняется ударение, и оно слышится как «таска». А ты не хочешь облегчить припев? По-моему, это как-то слишком сложно. На четыре октавы рассчитано. Пипл не врубится. Ему же не красота нужна, не гармония, а умца-умца. Нет! Ни за что! На высоких нотах должны быть хорошие круглые гласные! Ты что, не понимаешь, что моя героиня не может заигрывать с прислугой! А ночной портье, пусть он и хороший парень, но он не из ее круга. Тогда сам пиши! Я же не диктую тебе ноты, вот и ты не лезь, куда не надо. И пожалуйста. И спасибо. И тебе того же. И по тому же месту. И туда же! И я тебя. Очень, очень, очень люблю! И мы еще долго будем мучиться с тобой в одной упряжке, а разойдемся – в один день.

А можно и по-другому. С другим композитором. Вот, например, господин Профи Хит. Так его прозвали журналисты. Работать с ним одно удовольствие! Пошлешь ему, бывало, по электронной почте тексты и ждешь. Глядь, а через каких-то пару месяцев наше совместное произведение уже по всем каналам крутится. Без единого исправления и дополнения, без сучка и задоринки и, естественно, без гонорара. Но это ж дело привычное. Вот такие мы крутые бессребреницы. На фига, спрашивается? А просто так. Из любви к искусству.

Но надо и ему, Профи, отдать должное. Если, скажем, какая тусовка наметится, на которой мне как соавтору быть необходимо, так его секретарь расстарается, всюду меня найдет и оповестит. Правда, приглашение послать забудет. Но я простая, я обязательно прибуду и стану долго объяснять охране, что я, где я, когда и, на всякий случай, зачем. И охрана мне поверит, пустит и махнет на прощанье рукой. А потом мне еще больше повезет, и старик Хит Профи нас заметит и, в бар сойдя, благословит.

А как я люблю работать с Лотой! Сначала она долго и упорно рассказывает мне про свою несчастную любовь, потом мы вместе упиваемся в сиську и начинаем лить скупые бабские слезы, а наутро я, заряженная ее страданиями, иду домой и работаю в поте лица. Отдаю ей тексты, а она сама уже композиторов выбирает, сама с ними творит и мне показывает только готовый результат. А так как она профессионал высочайшего класса, то и выпускаемый ею продукт не вызывает у меня никаких замечаний.

И все бы ничего, но мысли о завтрашнем, возможно голодном дне довольно часто приходят мне голову. Отсутствие стабильного заработка, который бы надежно гарантировал мне бутерброд пусть и без икры, но обязательно с маслом, нервирует меня и раздражает.

Мне не надо много, но то, что необходимо, должно быть у меня всегда. Пора бы уже кончать с этой не самой сложной, но самой зависимой работой и найти себе такое занятие, которое гарантировало бы мне хотя бы иллюзию свободы, а главное, уверенность в будущем дне. Амбиции мои удовлетворены, все лучшее давно написано другими, общение с бомондом никогда особо не ласкало моего самолюбия, так самое время уже и отползать.