Второй шанс - Марина Ефиминюк

— Разувайся. — Приказала Никора, кивнув на поношенные тапки.

Чувствуя странную неловкость, Аида сняла туфли и повесила пальто на гвоздь в стене, заменявший вешалку. Из комнаты, обтираясь о стену, выглянул черный кот и, глядя на гостью, недовольно мяукнул. Его зеленые глаза как будто светились в полумраке.

— Зачем пришла?

Аида посеменила за старухой на кухню.

— Я знаю, ты лучшая. — Она подготовила целую речь, но сейчас все слова вылетели из головы. Старуха оглянулась, изогнув седые брови, в синих глазах скользнула насмешка.

— Ты лучше всех нас сможешь увидеть будущее. — Поправилась Аида быстро. Никонора выдвинула из-под стола табурет, предлагая гостье присесть. Сама плюхнулась на расшатанный стул со спинкой и закурила самокрутку, зажимая ее между пальцами с желтоватыми от табака ногтями.

— Тебя беспокоит то, о чем ты не можешь рассказать семье? — В проницательности старухе, похоже, тоже не было равных.

— Филипп. — Аида быстро заговорила. — Он меня беспокоит. Он так сильно изменился, стал грубым, резким. Мне кажется, что у нее появилась женщина!

— Он красив и молод. — Старуха выпустила облако дыма и стряхнула пепел в грязную кружку, стоявшую на столе. — Это нормально, ты бы за него порадовалась.

— Хочу знать об этой женщине все! Я слышала, как дети шутили, что она следит за сыном. Кто она такая? Расскажи мне.

Старуха пожевала губами и скомкала окурок.

— Не всегда родителям стоит знать секреты детей.

— Много ли ты понимаешь? Ты всю жизнь была одинокой! — Рассердилась Аида.

— Ну, хорошо. — Никонора тяжело поднялась и взяла с низенького холодильника колоду карт таро. — Давайка, сними.

Ухоженная рука с крупными перстнями, чуть подрагивая, одним пальчиком отметила половинку. Карты с рисунками стали разлетаться по столу, словно женщине показывали фокус. Никонора наклонилась к раскладу и долго в него всматривалась, цокая языком.

— Ну что там? — Не выдержала Аида, молчание угнетало ее.

— Девица у него на душе действительно есть. — Кивнула она лохматой головой. — Только я не понимаю, чего ты так всполошилась?

— Если бы у тебя был взрослый сын, ты бы по-другому рассуждала! — Фыркнула женщина. — Что ты видишь?

— Вижу-то? — Никонора вытянула губы. — Ну, она была рыжей.

— Рыжая?! Господь с тобой! — Вскричала женщина, прикладывая руку к сердцу.

— Рыжая — это не лысая! — Покосилась на нее старуха. — Ее родители врачи. Она хорошо готовила. Хммм… была не глупа, совсем не глупа, судя по этим картам, — она ткнула пальцем в две картинки, — и еще она была невинна.

— Желаю ей такой и оставаться! — Буркнула Аида.

— Ох, зря ты шутишь с этим, — хмыкнула ведьма, скривив морщинистый рот. — Конечно, останется, выбора-то у нее больше нет.

— Что, значит, нет выбора?

— Девочка погибла еще в конце апреля. Так что твоего сына мучает прошлое.

— Как понять погибла?! — Опешила Аида, вытаращившись. — Ведь я своими ушами слышала, как дети шептались, что она появляется везде, куда ходит Филипп!

— Она не может там появляться! — Категорично отказывалась верить старуха. — Смотри, эта карта мертвого человека, и все, что я тебе говорила, лежит в прошлом. Линия ее жизни обрывается резко и четко. Насильственная смерть, может автомобильная катастрофа, не очень понятно. Она не может жить, ее просто нет на этом свете!

— Как нет? — Аида окончательно растерялась. — Так что же мне делать?

— Ты можешь только помочь своему сыну забыть ее. — Протянула Никонора, разведя руками. — Это все, что я могу тебе посоветовать. Я тебе сейчас дам кое-какие капельки… — старуха тяжело поднялась, облокотившись на крышку стола. — Пойдешь в полнолуние на кладбище, принесешь жертву кровью, положишь какую-нибудь вещь своего сына, — давала она инструкции, изучая внутренности холодильника, заполненного бутылочками темного коричневого стекла с наклеенными бумажками, — и затушишь все настойкой. Душевная боль притупиться, а с окончанием полнолуния пройдет совсем. Поняла?

Она протянула Аиде бутылек, и та неуверенно кивнула, ей показалось, что шея стала деревянной от страха. За спиной старухи стояло странное полупрозрачное создание с прекрасным грустным лицом и укоризненно качало головой.

Холодные пальцы сами собой сжали бутылочку с настойкой.

Пашка выглядел смущенным, когда в сутолоке станции, стоя между многочисленными парочками, вручал мне букет темнобордовых роз. Похоже, приятель решил действовать наверняка, и мне оставалось только ломать голову, как бы выкрутиться из неприятного положения. Я чмокнула парня в щеку и ловко избежала подставленных губ, чуть оцарапавшись о жесткую рыжеватую щетину.

— Отлично выглядишь. — Смирившись с первым поражением, отвесил комплимент приятель.

На свидание я приехала после лекции родителей, где они демонстрировали меня очередным доцентам. Узкие брюки не давали сделать широкого шага, бесстыдный вырез мамашиной блузки открывал кружева белья, а туфли на высоких каблуках, купленные специально для таких поводов, намяли ноги. Посему настроение стремительно скатывалось от плохого до откровенно отвратительного.

— Не обольщайся, — не стала его разочаровывать я, — отец потребовал меня на занятие в институт.

— Конечно, — усмешка Паши вышла грустная, — разве можно нарядиться ради меня?

— Паш. — Я дернула его за руку и едва не уронила букет. — Мы сейчас не будем ссориться. Хорошо?

— Хорошо. — Он не удовлетворился моим ответом. Конечно же.

Небольшое кафе в центре города рядом с известной площадью привлекало множество молодых людей. Здесь собирались непризнанные таланты из музыкантов, певцов, стихоплетов и авторов никогда не изданных романов. Дух декадентства так и витал в воздухе, пропитывая его романтизмом. В углу стоял микрофон, рядом, сгорбившись на стульях, на гитарах играли молодые люди, и приятная мелодия добавлялась к гулу голосов.

— Выглядишь усталой. — Пашка явно озадачился моим неважным состоянием.

— Так и есть. — Проворчала я, усаживаясь на услужливо отодвинутый им стул в красном, под цвет скатерти, чехле. — Еще учиться не начали, а уже контрольные пишем.

Услужливый официант принес вазу с водой, куда излишне небрежно был запихнут букет.

Розы рассыпались по слишком широкому горлу и торчали тонкими жалкими палочками с острыми шипами и тяжелыми уже распустившимися венчиками.

Паша нервно закурил, чего последнего время не делал в моем присутствии, зная, что меня стал сильно раздражать запах табачного дыма. Отчего оставалось непонятным, ведь до аварии я сама дымила, как паровоз, и на компьютерном столе всегда испускала неприятные фимиамы полная окурков пепельница.