Россия, которой не было – 4. Блеск и кровь гвардейского столетия - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот проигрыш Петра как раз был не случайностью, а следствием его характера – настроенного не на лихие баталии с узурпаторами, а на спокойное, в рамках законов и обычаев правление европейского образца. Увы, он не мог не проиграть…
Вот с Гавриилой Романовичем Державиным приключился чистой воды случай. Молодого солдата-преображенца что-то слишком уж долго обходили капральским чином, и он, разобидевшись, стал искать Фортуну на стороне. Его знакомый по Казани пастор Гельтергоф был вхож к императору, знал немало придворных и всерьез обещал молодому Гаврииле через свои немаленькие связи устроить его в ряды голштинской гвардии, где и русских хватало. И сорвалось это предприятие только потому, что грянул мятеж. А если бы он произошел на пару-тройку недель спустя, то Гавриила Романыч встретил бы его голштинским офицером в Ораниенбауме (именно в офицеры собирался его протолкнуть пастор). Он, конечно, остался бы жив, но карьера его бесповоротно погибла бы. А оставаясь рядовым преображенцем, Державин нежданно для себя оказался в рядах триумфаторов…
Матерь Отечества
О царствовании Екатерины написано столько, что нет нужды его касаться. Наша тема довольно узка – гвардия и перевороты.
Я лишь упомяну – не без некоторого злорадства, каюсь – что Екатерина по некоему закону исторического возмездия сама оказалась жертвой изрядного количества сплетен, подчас довольно грязных (после того, как сама выплеснула на супруга немало брехливой грязи). В свое время упорно твердили втихомолку, что она на самом деле – дочь Ивана Ивановича Бецкого, незаконного сына князя Трубецкого, прославленного в осьмнадцатом столетии неисчислимыми романами и множеством бастардов. Якобы Бецкой, известный проказник насчет дамских сердечек, будучи в Париже при русском посольстве, сделал амор с княгиней Ангальт-Цербстской, тоже не монашкой. И получилась, мол, Екатерина, не зря же она как две капли воды на Бецкого похожа…
Дело это темное. Бецкой, уверяют современники, и в самом деле числился в свое время в амантах ветреной княгини, но достоверно насчет Екатерины, разумеется, неизвестно…
Болтали и похуже: что императрице в спальню для известных целей приводили жеребца – не двуногого, в переносном смысле, а настоящего, на четырех копытах и с хвостом. Болтали, что Екатерина порывалась совратить на лесбийский манер дочку А.В. Суворова. Эти сплетни оказались стойкими и дотянули до нашего времени…
Но не будем тратить на них время. Итак, перевороты и заговоры…
С момента восшествия на краденый престол Екатерина оказалась в крайне щекотливом положении. С одной стороны, в гвардии хватало прожектеров, склонных лихо планировать самые неожиданные предприятия. С другой – многие считали, что с вступлением в совершеннолетие великого князя Павла Петровича Екатерине следует, деликатно выражаясь, на цыпочках удалиться в темный уголок и более к трону не приближаться. И опасность усугублялась тем, что среди сторонников этой точки зрения хватало знатнейших бар, высоких господ, которых Екатерина не могла укоротить на голову – времена стояли уже не бомбардирские, даже не елизаветинские. Русский, выражаясь современным языком, истеблишмент возомнил кое-что о своих правах и крайне неодобрительно отнесся бы к попыткам даже не отправить на плаху кого-то из них, а хотя бы сослать в Сибирь. За все свое царствование Екатерина так и не наказала всерьез никого из знатных своих недоброжелателей, самое большее – удалила от себя, прекрасно понимая, где кончаются границы ее вроде бы византийской власти… Всю жизнь она отыгрывалась на мелкоте…
И я отмечу – опять-таки не без злорадства – что заговоров, изрядно попортивших ей крови, на веку Екатерины хватало. Было их столько, что хоть в пучки вяжи и дюжинами считай…
Даже ближайшие сподвижники, чувствуя свое значение, откровенно выдрючивались. Незадолго после успеха дела Григорий Орлов посреди многолюдного застолья начал громко похваляться: дескать, он с братишками имеет такое влияние на гвардию, что ежели б мы захотели, мы б и тебя, матушка, свергли б через месяц…
Ситуацию чуточку разрядил гетман Разумовский, сказавший резонно:
– Месяц, говоришь, Гришенька? Так мы, не дожидаясь, когда месяц протечет, тебя б уже через неделю повесили трошки…
Легко представить, что чувствовала Екатерина, вынужденная это смирнехонько выслушивать. Уж если подобным образом выпендривался ее любовник и ближайший соратник, то какие мысли должны были бродить в головах у тех, кто, пыжась от собственного значения, считал, что ему недодали? Ох, как ей было неуютно, и как ее знобило по ночам…
1762 год. Буквально через несколько недель после переворота в том самом Измайловском полку, что бежал зигзагом ночью спасать «матушку» от похитителей-пруссаков, произошла какая-то загадочная история, до сих пор не проясненная. Осталось лишь донесение английского дипломата Кейта своему правительству: «Со времени переворота меж гвардейцами поселился скрытый дух вражды и недовольства. Настроение это, усиленное постепенным брожением, достигло таких размеров, что ночью на прошлой неделе оно разразилось почти открытым мятежом. Солдаты Измайловского полка в полночь взялись за оружие и с большим трудом сдались на увещевания офицеров. Волнения обнаруживались, хотя в меньшем размере, две ночи подряд, что сильно озаботило правительство; однако с помощью отчасти явных, отчасти тайных арестов многих офицеров и солдат выслали из столицы, через что порядок восстановлен, в настоящую минуту опасность не предвидится».
Это никак не похоже на искаженный молвой и дошедший до англичанина через третьи руки рассказ о достопамятном измайловском визите в гости к Екатерине. Тут определенно что-то другое, серьезнее…
1762 год. Дело Гурьева и Хрущева. Под их предводительством составилась партия, собиравшаяся возвести на престол Иоанна Антоновича. Ходили слухи, что настоящие ее предводители – князь Голицын и граф Н.И. Панин, в рядах более тысячи человек. Что есть и другая партия, собирающаяся короновать уже Павла…
Биограф Екатерины XIX столетия Брикнер называет все это «нелепой болтовней среди немногих офицеров». Однако реакция Екатерины и ее приближенных на эту историю была скорая и жесткая. Гурьева и Хрущева быстренько обезглавили, еще нескольких офицеров отправили на каторгу. Причем главарей на допросах не пытали – быть может, из гуманизма, а может, и для того, чтобы не копать слишком глубоко, мало ли какие имена могли всплыть…
1762 год. Заговор Рославлева, Ласунского и Хитрово. Это – обделенные, считающие, что за участие в перевороте получили слишком мало. Детали толком неизвестны, но с троицей обошлись мягко, всего лишь устроили крепкую словесную взбучку. Екатерина не без цинизма письменно велела одному из своих приближенных передать означенным нытикам, что денег им требовать стыдно, коли уж они помогали ей взойти на престол ради благородной цели, «для поправления недостатков в отечестве своем». Казна, одним словом, не резиновая, и на всех не напасешься, мало ли вас таких тогда орало на улицах…
1763 год, весна. Троица все же не унялась – на сей раз она возмущена устойчивыми слухами о намерении Екатерины обвенчаться с Григорием Орловым. Пошли разговоры, что среди гвардии ведется агитация в пользу двух братьев Иоанна Антоновича, что в заговор замешаны опять-таки Панин и вездесущая княгиня Дашкова…
И на сей раз поступили достаточно мягко. Камер-юнкера Хитрово выслали в его имение, а капитанов Измайловского полка (снова этот полк!) Ласунского и Рославлева турнули в отставку…
1764 год. Самый знаменитый заговор екатерининского времени – «дело Мировича». Поручик Мирович пытается освободить Иоанна Антоновича, но того успевает убить согласно инструкции стража. Ясности в этой истории нет до сих пор. Давным-давно некоторые историки, приводя довольно убедительные доказательства, уверяли, что все это было задумано самой Екатериной и осуществлено ее агентами, сыгравшими с Мировичем «втемную». Его перед казнью опять-таки не пытали, что противоречило нравам того времени и привычкам Тайной канцелярии…
1767 год. Заговора нет, но долго ходили слухи, что во время поездки Екатерины в Москву на нее было совершено покушение.
1767 год. Капитан кавалергардского полка Панов и еще несколько гвардейских офицеров начинают толковать меж собой, что великий князь Павел Петрович уже вошел в совершеннолетие, а потому пора бы матушку свергнуть…
Все сосланы в Сибирь и на Камчатку.
1769 год. Восемнадцатилетний офицер из Нарвы Опочинин начал рассказывать, что он – сын Елизаветы и «аглицкого короля», а потому следует Екатерину захватить и посадить в крепость, а Орловых перебить без жалости.
Его и его сообщника корнета Батюшкова поначалу суд приговаривает к смертной казни, но Екатерина заменяет плаху Батюшкову пятилетней каторгой, а Опочинину (сыну не аглицкого короля, а русского генерал-майора) – ссылкой в Иртышский гарнизон.
