Плевать на все с гигантской секвойи - Екатерина Вильмонт

– А я твои, выходит, не уважаю? – перепугался Мишка.

– Мои? Ты о чем?

– Ты разве в него не влюбилась?

– Даже не собиралась.

– Мам, а папа… Он был похож на Михаила Петровича?

– Ничуточки! Папа был гораздо лучше! Ну ладно, сын, мне пора на дачу, там еще много дел, и я хочу, чтобы на той неделе мы уже переехали.

– Мам, возьми меня с собой, ну пожалуйста, я буду тебе помогать.

– Мишка, не канючь! Тебе надо еще посидеть дома. Там дом холодный, я его топлю, но он пока не прогрелся. Нельзя, маленький!

– Я не маленький!

– Тогда тем более нельзя!

– Почему?

– Да я пошутила! Все, будь умницей!

– Мам, а тебе дядя Миша еще не звонил?

– Он не знает номер мобильника. А сюда не звонил. Все, что ты придумал про любовь, – чепуха!

– На постном масле?

– Вот именно – А спорим?

– Еще чего!

– Давай замажем!

– Не собираюсь!

Первым делом на даче Марина включила отопление. Оставлять его на ночь она боялась. Но дом был хороший и быстро просыхал. Правда, сегодня припекало солнце и находиться в доме было невозможно. Марина вынесла во двор старенькое кресло с линялой обивкой, развинтила его и надела на спинку и сиденье две ярко-синие наволочки в крупных красных цветах, потом опять свинтила и пришла в восхищение от собственной выдумки. Как просто и красиво! Да еще и дешево! Она пошла за вторым креслом. Вскоре и оно приобрело веселый, дачный вид. Не прошло и часа, как все четыре имевшихся в доме кресла преобразились. Старые, но на удивление крепкие венские стулья с кухни она решила покрасить новой шведской краской в ярко-зеленый цвет. Дело спорилось, и вскоре лужайка напоминала снимок из глянцевого журнала. Покончив со стульями, Марина достала из сумки приготовленные Алюшей бутерброды, а потом, усевшись в одно из кресел, решила подкоротить кухонные занавески, белые в зеленых ветках. Ей вдруг не понравилось, что они такие длинные. Я их подкорочу, а из обрезка сделаю ламбрекен, получится то, что надо. Мою дачу еще будут фотографировать для какого-нибудь женского журнала для рубрики «Делаем сами»!

– Неужели твой Булавин не мог дать тебе выходной?

– У меня куча дел, некогда! А ты сегодня в город не едешь?

– Жду звонка, может, придется принять зачеты у одной группы…

– Кстати, Вика, у тебя новые духи?

– Учуял? Нравятся?

– С души воротит.

– Серьезно? А по-моему, чудный запах. Мне до смерти надоели мои духи, вот и решила купить себе другие.

– Меня вчера чуть не стошнило, такой тяжелый запах…

Жена внимательно на него посмотрела. Но ничего не сказала.

Он допил кофе и хотел уже идти к машине, но тут появился Сидор. Он здорово хромал.

– Миша, смотри, он поранился! – всполошилась Вика.

Он осторожно взял кота на руки, тот жалобно мяукнул. Задняя лапа была в крови, похоже, кот на что-то напоролся.

– Придется свозить его к Марье Ильиничне, – покачал головой Михаил Петрович. – А то как бы заражения не было!

– Ерунда, он прекрасно залижет рану!

– Нет уж, я своего Сидора отвезу, на работе подождут.

Марья Ильинична была чудаковатая старая ветеринарша, жившая в деревне неподалеку. И все обитатели охраняемого дачного поселка возили к ней своих приболевших питомцев. Никто лучше нее не умел обращаться с животными. Даже самые злые собаки у нее становились мирными, словно она знала какой-то заговор.

К счастью, Марья Ильинична оказалась дома.

– А, Михаил Петрович! Рада вас видеть! Что стряслось?

– Да вот, Сидор лапу распорол.

– Ну-ка, ну-ка, да как глубоко! Ну ничего, мы сейчас промоем рану, мазь положим, повязочку сделаем. Дня через три снимете повязку. Если будет плохо заживать, уж не поленитесь, привезите его еще разок!

– Непременно!

– Да уж я знаю, вы не поленитесь.

– Как вам удается делать такие повязки, что кот их не сдирает? Они всегда у него держатся.

– Не знаю, так получается.

– Потому что вы ветеринар от Бога! – искренне произнес Михаил Петрович и поцеловал старушке руку.

Она зарделась от удовольствия. Михаил Петрович всегда ей нравился. Он был хорошо воспитанный, в отличие от многих его соседей по поселку, и всегда держался подчеркнуто любезно, а при этом еще и хорошо платил.

– Михаил Петрович, знаете, у вас сейчас что-то очень важное в жизни происходит. Уж простите меня, старую, я никогда не лезу в чужие дела, но я вчера во сне вас видела.

– О, я польщен! – засмеялся он.

– У вас родится сын! Совсем скоро!

– Марья Ильинична, голубушка, какой еще сын?

– Я не знаю какой, но точно, что сын! Вы не смейтесь, я иногда вижу вещие сны.

Совсем старуха рехнулась, подумал он. С какой это стати ей видеть про меня вещие сны? Бред сивой кобылы! Вся страна помешалась на таких штуках, хоть вой!

Он щедро расплатился со старухой, попрощался и, осторожно взяв Сидора, пошел к машине.

– Мать умрет, а сын вам останется! – крикнула она ему вслед.

Господи, хорошо, что Вика уже не может родить.

А с Мариной я еще не спал. Неужели Надюшка беременна? Может, поэтому в нашу последнюю встречу она произносила какие-то сентиментальные слова? Только этого мне не хватало! Настроение испортилось. А что, если Вика все-таки еще способна к деторождению, в конце концов, насколько я знаю, месячные у нее приходят регулярно, и она не жалуется на приливы, или что там еще бывает у баб при климаксе? Неужто она на старости лет решит родить мне сына? Нет, это Надюшка… В последние несколько месяцев других баб у меня не было. Тем не менее надо обязательно наведаться к Надюшке, она скажет, что беременна, и будет ждать моей реакции… Я не хочу.. А вдруг речь шла о Марине? Вдруг она забеременеет от меня? Ерунда, надо быть осторожным, и ничего такого не будет. Мы оба не дети, и, думаю, ей второй ребенок тоже ни к чему. Мать умрет… Тьфу, что за черт! Старая баба, про которую говорят, что она «бзиканутая», невесть чего наболтала, а я и уши развесил, болван чертов!

Он отвез домой Сидора, сдал на руки жене и уехал. С дороги он позвонил Марине, но нянька сказала, что она на даче. Значит, поеду сейчас и застану ее врасплох. Наверное, не надо ничего говорить, а просто подойти и обнять… У него от волнения горло перехватило.

Он легко нашел улицу Советскую, дом семь. Почему-то в старых дачных поселках улицы упорно не переименовывают. За разросшимися у забора кустами дачи не было видно. Зато на обочине стоял вишневый «Рено». Он толкнул калитку и с отчаянно бьющимся сердцем шагнул в сад. Боже, как хорошо! Цветущая сирень, еще какие-то кусты, никаких клумб, грядок, дорожек и старый деревянный дом. Взглянув вправо, он увидал перед верандой небольшую лужайку, уставленную яркими, пестрыми стульями и креслами, в одном из которых спала Марина. На ней был черный в цветочек сарафан, а ноги прикрыты белой с зеленым тканью. Он подошел поближе. Она не проснулась. Ее дивные зеленые глаза были закрыты. Я хоть пойму, красивая она или нет… Красивая, черт возьми, еще какая красивая, а может быть, дело не в красоте, а в том, что она воплотившаяся мечта… Во сне лицо ее было совсем другим, каким-то беззащитным, что ли…