Горы и оружие - Джеймс Олдридж

Мак-Грегор вздохнул. Он посадил Таху в поезд на Монпарнас, проводил его взглядом — запертого в стеклянной парижской клетке паренька, садящегося на скамью среди продавцов, машинисток, клерков европейского большого города. Казалось, Таха ничего вокруг не замечает — словно нет в Париже ничего такого, на что стоило бы тратить внимание.

Глава шестнадцатая

Пийе-Виль оказалась кривой, как козья ножка, улочкой. На одном ее конце Ротшильды только что выстроили коробку из камня и стекла для своего коммерческого банка. На другом конце тяжелели твердыни Национальной страховой компании, возведенные полвека назад. В промежутке стояли друг против друга два типично парижских дома. На одном, на старой медной дощечке Мак-Грегор прочел: «L. F. & Cie», то есть «Братья Лазар и компания», вторая знаменитая банкирская фирма Парижа. Дом же, стоящий напротив, был снабжен табличкой размером с визитную карточку, и на табличке значилось: «Мозель». Дом был высокий, красный, изобиловал окошечками.

Мак-Грегор позвонил, подождал, и ему открыл старик в кожаном фартуке. Не говоря ни слова, он провел Мак-Грегора в превосходно сохранившийся салон в стиле Луи-Наполеона, пахнущий полиролем. Затем старик скрылся на минуту, а вернувшись, пригласил в широкий лифт, и они поднялись на верхний этаж, точно в другой мир. У коридоров с серомасляными стенами, толстыми коврами, крашеными дверями, у всех поверхностей был стерильный мозелевский вид. Мак-Грегор услышал стук пишущих машинок, но они звучали почти по-домашнему, а столовая, в которой ждал его Мозель, напоминала красивую голландскую кухню — неярко белая, с кафельным черно-белым полом и приятным глазу голландским очагом.

— Я перед обедом обхожусь без аперитивов, — сказал Мозель. — Но вы, если желаете рюмочку...

Мак-Грегор отрицательно качнул головой.

— Итак, прошу к столу, а затем посетим «Сеньорию», я там сведу вас с человеком, могущим помочь. Разумеется, я исхожу при этом из предположения, что от меня требуется лишь одно: дать вам направление, в котором нужно действовать.

— Совершенно верно.

Они сели за стол с клетчатой скатертью и туго накрахмаленными белыми салфетками, и женщина в белом халате подала белый луковый суп.

— Меню у нас здесь для всех единое, — сказал Мозель, — но если что-нибудь вам не по вкусу, то ее насилуйте себя — придумаем, чем заменить.

— Я не привередлив, — сказал Мак-Грегор.

— Прежде чем обсуждать что-либо, — продолжал Мозель, осторожно пробуя суп, — я желал бы в порядке сугубо конфиденциальном выяснить одну деталь. Она то и дело всплывает в связи с вами. — Он улыбнулся Мак-Грегору обезоруживающей улыбкой.

— Пожалуйста.

— Мне это совершенно все равно и ничего для меня не меняет, но я не люблю действовать, не уяснив ситуации.

— Понимаю, — сказал Мак-Грегор, зная уже, о чем пойдет речь.

— Верно ли, что тех турок убили вы — лично вы?

— Да, верно, — сказал Мак-Грегор.

Мозель поглядел на него с любопытной улыбочкой, словно ожидая дальнейших объяснений. Но Мак-Грегор молчал, и Мозель проговорил:

— Поразительно. Вы продолжаете меня удивлять.

— А в какой связи находится это с курдскими деньгами? — спросил Мак-Грегор.

— Человек, с которым вы сегодня встретитесь, — турок, полковник Сероглу.

— Фамилия вроде бы греческая.

— Нет. Самый что ни на есть турок, — сказал Мозель. — Представляет в Европе турецкую контр какую-то там службу и располагает удивительно крупными средствами. Часть этих ассигнованных ему средств исходит, вероятно, от американцев, хотя он их явно не терпит. Так вот, он может вам задать тот же вопрос, что и я.

— Но при чем здесь турок? Какое он имеет отношение к курдским деньгам?

— В руках у Сероглу все документы, которые были у вашего курдского приятеля — у того исчезнувшего юноши.

И Мак-Грегор понял, что напрасен был его молчаливый зарок не иметь больше дела с турками. Он спросил Мозеля, каким образом попали документы в руки именно к туркам.

— Понятия не имею, — пожал плечами Мозель. — Документы-то попали, но не деньги.

— А деньги где сейчас, вы не знаете? — спросил Мак-Грегор.

— В одном из парижских банков. Точнее, в парижском филиале одного из иранских банков — фарсского.

— Название мне незнакомо.

— Это частный банк, филиал основан в Париже лет двадцать тому назад.

— Но какой же курд стал бы помещать эти деньги в иранский банк — идти на такой риск?

— Об этом я не подумал, — ответил Мозель.

Пустую тарелку Мозеля убрали, унесли недоеденный суп Мак-Грегора, и он рассеянно уставился на поданную форель.

— И еще одно скажите мне, — произнес Мозель, наливая Мак-Грегору стакан швейцарского виноградного сока. — Если вам удастся получить эти деньги, то что вы, собственно, с ними намерены делать?

— Вернуть их курдам, — ответил Мак-Грегор.

— Так. Но для чего им нужны эти деньги? Для уплаты за приобретенное оружие?

— Это меня не касается.

— Это очень может вас коснуться, — сожалеюще пожал Мозель плечами. — За документами вашего юного курда охотятся также двое здешних торговцев оружием. Одного из них, голландца, зовут Сеелиг, а второй, компаньон его, — англичанин по фамилии Стронг или Форт[4]. Что-то в этом роде. Вам приходилось о них слышать?

— Нет.

— Они-то о вас слышали. Они — так называемые сбывалы-заморщики. Вам понятен этот наш арготизм?

— Нет.

— Они шныряют по военным учреждениям Европы, по конторам фабрикантов оружия и затем сбывают за море все, что только попадет им в руки: устарелые реактивные самолеты, списанные танки, минометы, боеприпасы, винтовки, автоматы, — словом, что угодно. Они в курсе всего происходящего в сфере этого бизнеса. Все эти военные излишки большей частью идут в Африку и на Ближний Восток, но кое-что достается и клиентам вроде ваших друзей.

— И эти торговцы как-то связаны с Сероглу? — спросил Мак-Грегор.

— Нет, просто им нужны находящиеся у Сероглу документы. — Мозель нажал кнопку звонка. — Вас, вероятно, начинает уже удивлять, почему все так заботятся о документах, о соблюдении юридической видимости. — Мозель подождал, пока вызванная прислуга не ушла. — Но в таких делах все, даже правительства, нуждаются в фасаде законности. Чем сомнительнее сделка, тем юридически легальнее она должна выглядеть. Так что вы немногого добьетесь, если не пожелаете включиться в эти ожесточенные правовые тяжбы.

— Подобный метод мне небезызвестен, — сказал Мак-Грегор.

— Вот и хорошо. Прежде всего выясните, чего можно добиться от полковника Сероглу. Но, прошу вас, будьте осторожны. Он турок весьма целеустремленный.

Обед завершили небольшим бифштексом с горсткой зеленых бобов, запили красным виноградным соком. Кофе к обеду в меню не предусмотрен, сказал Мозель и предложил Мак-Грегору подождать в нарядно-стерильной приемной, рядом с которой помещалась туалетная, а сам исчез. Вернулся он, одетый в верховой костюм — бриджи, свитер с невысоким воротом и старую куртку с рваными локтями и карманами.

— Пойдемте, — сказал он, и сверкающий бронзой лифт спустил их в подземный гараж, к «роверу» Мозеля. Мозель повел машину улицей Лафайета и дальше, за Восточный вокзал, за старые мясницкие проезды, мимо ненужных Парижу новых скотобоен. По авеню Жана Жореса они поднялись к Пантену; на фоне безобразного здесь города резко выделялась старинная окраинная церковь. Мак-Грегор думал, что «Сеньория» — банк или какое-нибудь общественное здание. Но оказалось, что это небольшой стадион в Пантене, парижском рабочем пригороде.

Мозель въехал в главные ворота, провел машину за игровое поле, к арене с черным гаревым покрытием. Там уже дожидался конюх в английской каскетке, держа на поводу мохнатого нервного пони. Хвост у пони был заплетен в толстый черный жгут.

— Расплетите, — коротко приказал Мозель.

— Но он его весь унавозит, — возразил конюх.

— А вы не давайте. Стегайте по крупу всякий раз, когда забудет поднять хвост.

Конюх расплел жгут, а Мозель снял с себя куртку и внезапным движением накинул ее пони на голову. Сердито мотнув мордой, пони сбросил куртку прочь, и Мозель стегнул его хлыстом по кончикам ушей. Затем, с помощью конюха, он завязал пони глаза этой курткой, крепко опоясав сверху морду резиновым багажным кольцом.

— Смысл сей операции, — пояснил он Мак-Грегору, — в том, чтобы отучить лошадь от привычки давать ненужный крюк при повороте — привычки негодной и крайне неприятной при игре в поло. Куртка пахнет мной, и пони знает, что это хозяин велит. Причем выполнять повеление надо вслепую. И всякий раз при отказе выполнить беспрекословно он получает удар по ушам.

Мак-Грегор слушал с интересом, однако то и дело поглядывал кругом, на чистенький, но пустынный старый стадион. Странное место для встречи с турецким полковником.

— Сероглу сейчас прибудет, — заверил Мозель. Бросил лукавый взгляд на Мак-Грегора. — А вы напрасно скрытничаете с Кэти, — сказал он неожиданно. — Дело, конечно, не мое, но неразумно так вести себя с женщиной, даже если прожил с ней много лет. Вас не сердят мои слова?