Владимир Мономах - Борис Васильев

Гита слегка покраснела и потупила взор. Владимир взял ее за руку.

— Знаменательное предсказание уже сбылось, великий ведун.

— А ваш защитник уже спешит сюда. Надеюсь, что он поспеет к концу нашего торжественного пира.

Пир начался вручением Английской королеве бисерного девичьего нагрудника из речного разноцветного жемчуга лала. Вряд ли есть смысл вторичного описания пира. Важно, что в конце пира появился рослый воин в кольчуге, при мече и с кинжалом за поясом.

— Приветствую вас, — воин по-дружинному коротко склонил голову. — Мой командир Свирид уже в Киеве и остался при великом князе Киевском Всеволоде. За вашу безопасность, ваше величество, и твою, князь Владимир Мономах, отвечаю теперь я.

3

Вскоре шхуна была починена и — с помощью все тех же битюгов, криков и ругани — продвинулась к Днепру.

Как только ее днище коснулось воды, Мирослав предложил пассажирам спешно грузиться.

В Смоленске на борт поднялись Английская королева Гита, князь Владимир Мономах, Добрыня и Ратибор с новоиспеченной графиней.

— Днепр — текучий хребет Руси, — сказал им на прощание Воислав.

Владимир перевел слова вождя кривичей. Гита улыбнулась.

— Какое прекрасное определение!

— Благословляю вас, дети мои! — торжественно возгласил вождь кривичей.

Когда корабль отчалил от берега, Мономах с шумом вдохнул речной воздух и сказал:

— Мы — во владениях Великого Киевского княжения, моя королева. Наконец-то я могу не беспокоиться за тебя.

— У тебя есть враги, мой принц? — спросила Гита.

— Властитель без врагов что ножны без меча, — Владимир усмехнулся, помолчал. — А безумная власть рождает зло. Лучше мало, да правдой, чем много — без правды.

На палубе незаметно появился рослый воин в кольчуге, с кинжалом за поясом. Мономах его не увидел, потому что стоял к нему спиной, но Гита заметила.

— Он не спускает с тебя глаз, мой рыцарь.

— Кто?

— Не оборачивайся. Тот воин с кинжалом, который появился в конце пира. И объявил, что послан охранять тебя.

— Это понятно, моя королева. Свирид мой побратим, а этот воин — его любимец.

— И его зовут…

— У него нет имени.

— Странно, — Гита задумалась.

Шхуну качнуло. Мирослав был опытным моряком и добавил парусов, стремясь как можно скорее выйти на стрежень.

— Сейчас Днепр течет на закат, а потом повернет на солнце, — пояснил Гите Мономах. — И тогда берега сразу изменятся.

— Как так изменятся?

— Горы будут только с одной, с правой стороны, моя королева, а левый берег станет пологим.

— Текучий хребет Руси, — повторила Гита задумчиво. — А ведь и правда, мой рыцарь. На хребте лепятся племена и народы, и Русь превращается в живое существо…

— Все — на правый борт! — крикнул вдруг Мирослав, круто закладывая руль.

Все, кто был на палубе, устремились к правому борту. Шхуна едва не легла на левый борт, прополоскав паруса в днепровской воде. Капитан умело переложил руль, и судно выровнялось.

— Все на борту? — спросил Мирослав.

— Все, капитан, — ответил Мономах. — Лихой был разворот.

Ратибор первым расслышал в воздухе то ли шорох, то ли легкий посвист. Расслышал и бросился к Английской королеве, свалил ее на палубу, прикрыл своим телом. И вовремя: в спину Ратибора вонзилась пущенная с крутого правого берега стрела.

— Засада!.. — крикнул капитан. — Все, кто может, за оружием!

Расторопный Добрыня первым бросился в каюту, за ним поспешили и остальные.

А стрелы продолжали наполнять воздух шуршанием и посвистом, исполняя знакомую каждому воину песнь смерти.

— Уводи шхуну, Миросла… — крикнул Мономах, но кто-то огромный сбил его с ног и навалился сверху…

Мономах сбросил с себя тяжелое тело любимца Свирида. Выдернул из его спины две стрелы, предназначавшиеся ему, Владимиру, и коснулся пальцем острия. На стрелах не было ни крови, ни яда. Да и стрелы казались не боевыми, а самодельными. И Безымянный, слава Богу, был жив.

К тому времени на палубе вновь уже появился Добрыня. Став на колено, он одну за другой, почти без перерыва, послал в кустарник три стрелы. Кто-то вскрикнул в кустах тонким мальчишеским голосом, полным ужаса и боли.

Мономах выдернул стрелу и из спины Ратибора, прикрывшего собой Английскую королеву. На стреле светилась капелька крови, но яда и на ней явно не было.

— Это не воины! — крикнул Добрыня. — Это мелюзга, великий князь!

— Понял, — кивнул Мономах. — За наградой Вильгельма прибежали.

На палубу выскочили и другие лучники. Град стрел обрушился на береговой кустарник, и оттуда врассыпную с испуганным криком бросилось несколько парнишек.

— Ты нашу королеву не придушил часом? — Мономах старался оттащить тушу графа подальше от хрупкого тела Гиты.

— Нет, великий князь, я на руки опирался. Тяжелый, знаю.

— Молодец. — Владимир склонился к Гите и осторожно приподнял ее. — Вы не ушиблись, ваше величество?

— Кто-то обещал мне полную безопасность в землях Великого Киевского княжения!

— А это не опасность, моя королева. Это мальчишки решили заполучить награду Вильгельма. Но они уже разбежались, побросав свои самодельные луки и стрелы. И все же прошу вас: спуститесь в каюту.

— Неси меня на руках, — шепнула Гита, прижимаясь щекой к его плечу.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Скажешь Свириду, что я исполнил его приказ, — угрюмо сказал Безымянный.

— Скажу. Если скажешь мне свое имя.

Безымянный молча отошел на корму.

4

В Киеве в великокняжеском дворце радостно готовились к встрече с королевой Гитой, Владимиром Мономахом, их спасителем капитаном Мирославом и со всеми, кто, борясь и страдая, помогал им выбраться из засад и капканов на тяжком пути. Горожане уже были наслышаны об их подвигах, поскольку киевские глашатаи широко оповещали об этом все население — даже закупов, смердов и рабов.

Не только великокняжеский дворец, но и весь Киев ждал возвращения героев схватки с самим Вильгельмом Завоевателем и его прихвостнями. Ждал бурно и восторженно.

Далеко вперед по Великому торговому пути из варяг в греки были выставлены махальщики, передававшие по цепочке известие о приближении шхуны капитана Мирослава. Были заготовлены специальные шесты с факелами наверху, которые должны были зажечь, если шхуна появится в сумерки. Были расставлены и барабанщики с колотушками.

Великий князь Киевский Всеволод повелел звонить во все колокола стольного города, чтобы всяк знал, кого встречает столица Руси.

То и дело он забегал к супруге, великой княгине Анне, чтобы в сотый раз сообщить ей, что Владимир, краса и гордость семьи, наконец нашелся и спешит в Киев.

— Он нашелся!.. Нашелся!.. Господь Всемогущий, кланяюсь Тебе низко и припадаю к стопам твоим!..

Византийская принцесса и великая княгиня Киевская была куда сдержаннее своего мужа. Она всегда знала, что сын ее жив, и твердо веровала в это, потому что материнское сердце — вещун.

Был загодя заготовлен пир: не только во дворце, но и в самом городе были накрыты столы с едой и немалой выпивкой для купцов и торговцев, воинов и инвалидов войн, вдов и сирот, и даже для закупов, смердов и рабов. Все, как один, должны были радоваться возвращению наследника великокняжеского престола.

И наконец настал день великого праздника. Шхуна Мирослава пришвартовалась к киевской пристани, матросы сбросили крепежные концы, спустили трап. Первым на родную землю ступил наследник престола Владимир Мономах. Перекрестился, стал на колени и поцеловал родную землю. Поднявшись с колен, подал руку Гите, королеве Английской, и она тоже сошла на пристань, тоже перекрестилась и тоже встала на колени и поцеловала приютившую ее землю.

Народ, окруживший пристань, взвыл от восторга, в воздух взлетели шапки, и во всех киевских соборах, церквях и часовнях зазвонили колокола.

К пристани шагнул великий князь Киевский Всеволод. Крепко обнял сына. По щекам его текли слезы.

— Жив… Жив! Слава тебе, Господь наш!..

И уступил сына великой княгине. Обняв Мономаха, мать прошептала ему:

— Не заходя во дворец, обойди все столы города, выпей, закуси и низко поклонись каждому столу. Тебе править, и этого никогда не забудут киевляне. Не забудут твоей изрубленной мечами брони, надтреснутого шлема и усталого меча. Иди, сын, иди! Королеву Гиту я возьму к себе.

— Спасибо, матушка моя, — шепнул Мономах.

Снял шлем, положил его на сгиб локтя и пошел к накрытым столам киевлян. А за ним последовали его боевые друзья Ратибор и Добрыня.

Возле каждого стола Мономах останавливался, низко кланялся народу, целовал хлеб, съедал кусочек, сердечно благодарил, кланялся на прощанье и шел к следующему столу.