Много шума из никогда - Арсений Миронов

Я так обрадовался за Лито, чти отыскал в организме силы приподняться над землей. Увы: радость была недолгой. С непостижимой скоростью, никак не вязавшейся с имиджем медведя, Рогволод припал к земле и скользнул под зарвавшегося эльфа — Лито кратко вздохнул и согнулся пополам, необратимо теряя любимый топор. Мне стало любопытно. Впрочем, я уже примирился с фактом, что каждый встречный в этой варварской стране носил под доспехами черный пояс мастера айкидо. Это замечательно. Это высокий уровень физического воспитания масс. Жаль только, что лично у меня такого пояса не было.

Когда переломанные конечности Лито исчезли в высокой траве, я невольно напрягся и тяжело поднялся на ноги. Оставалось надеяться на превосходство боевых искусств будущего. Грамотно распределив вес тела и акцентированно заблокировав корпус в одну линию с бедрами, я приготовился к битве по канонам уличного карате. Напрасно. Презрительно перешагнув через попискивавшего эльфа и на ходу пристегивая к поясу алыберский меч, Рогволод отвернулся и накренился прочь — вон из святилища! Кажется, он понял, что со Стожаром ему лучше не встречаться.

Рогволод просто уходил. Никто не нападал на него — и он отправился домой. Зачем ему глупые ребята с топорами в привычных руках, когда дома есть теплое кресло и чашечка ячменного кофе? Я почувствовал, что не в силах бежать за ним следом. Оставался один способ задержать княжича в святилище — вызвать огонь на себя!

— Ты куда, прохожий? — торопливо спросил я, предусмотрительно сохраняя боевую позу. — Э-эй, прохожий! Закурить не найдется?

Рогволод приостановился, слегка сдвинул голову в профиль — но тут же снова двинулся прочь.

— А в глаз? — поинтересовался я. — Слышь, ты, интеллигент плоскостопый! Куда побежал? А ну — стоять!

Тихо в ночном лесу — только хрипы избитых товарищей да шорох удаляющихся шагов. Очевидно, на такого рода оскорбления парень не реагировал. Пришлось напрячь словарный запас архаизмов.

— Эй, угнетатель! Барчук! Контра буржуйная! Поди сюда, я тебе покажу, за что Рылеев в сибирских рудах сидел! Я тебе припомню товарища Баумана! Гнида помещичья!

Бесполезно. Погружение в историю продолжалось.

— Ах ты, подлый враг, собака ты. Турецкий царь! Змей подколодный, поганое разбоищще! — Рогволод существенно замедлил шаг — заклинания начинали действовать, и я повысил тон. — Пнуть тебя в висок, чтоб посыпался песок! Выходи на честный бой!

И тут меня осенило: я вспомнил волшебное слово. Скрестив руки на груди, я прищурился — и спокойно добавил:

— Мерин непарнокопытный. Вот ты кто.

Через секунду расстояние между нами сократилось вдвое. Мелко перебирая полусогнутыми, стальной советский медведь ужасающе приближался. Я ощутил себя маленькой скромной Японией, которая, конечно, хотела бы заполучить Курильские острова — но в принципе не настаивает. Японский менталитет нарастал в сознании по мере приближения княжича. «Банзай! Камикадзе! Хиросима… — бормотал я про себя. — Харакири…».

Я встретил Рогволода прямым ударом правой ноги в корпус. К сожалению, позабыл про тяжелую кольчугу, облегавшую мои бедра чуть не до колен. Поднять мощную конечность оказалось сложнее, чем я думал. Ловкой подсечкой Рогволод помог мне поскользнуться, и Япония познала горечь поражения.

Я успел увернуться от добивающего удара сапогом — и взял низкий старт. Отрываясь от железного преследователя, в три прыжка преодолел череду поваленных бревен, прогнивший пенек и невысокий частокол из заостренных прутьев (я взял барьер мастерски, как учили в школе на уроке физкультуры). Сосны расступились, и я на пятой скорости влетел в настоящий город: черные силуэты высоких столбов с грубо вырезанными мордами идолов, какие-то колышки, понатыканные вокруг и обвязанные тряпками…

— Ну, здравствуй, извращенец, — сказал я вполголоса и обернулся. Я почувствовал, как босые подошвы моих ног греет земля языческого чтища — я был стожарич, и я был у себя дома.

Княжич этого не понял. Не принял во внимание. Просто с лету неловко двинул правым плечом, после чего так же неловко разогнулся металлический сустав локтя — и тяжкий кулак водвинулся мне в живот (уже знакомый читателю). Рыжая кипучая боль брызнула из горла к глазам, и мне стало обидно. Досадно стало, насколько я помню.

Впрочем, я плохо помню. Рогволод так смешно дергался, размахивая кулаками, что у меня даже в боку заболело. Потом заболело в левом плече, заныло бедро и вскоре — коленка. От смеха перехватило дыхание — когда один из ударов пришелся в грудь в том месте, где на кольчуге имелась дырка.

Надо заметить, мои восточные навыки сразу отошли на второй план. Я быстро понял, что удар железной рукавицы не наносит особенного вреда, если встречать его корпусом немного вскользь, по касательной. С другой стороны, на каждое атакующее движение тратилось ужасно много энергии — пятикилограммовыми рукавицами много не помахаешь. Вобрав голову в плечи и закрывая лицо от мелькавшего мимо железа, я позволил Рогволоду погреметь о мое тело кулачищами. Когда княжич немного устал, я просто быстро обнял его за плечи и в ту же секунду ударил головой в аристократическое лицо (по счастью, Рогволод, как и я, не носил шлема). Это подлый удар, тут я согласен. Так дерутся грязные кавказцы на московских рынках.

Медвежья туша слегка обмякла, а черты Рогволодова лица заметно исказились — не столько от гнева, сколько от постороннего воздействия. Мотанув ушибленным лицом, княжич дернулся и разорвал мои объятия. Осознав, что пора пускать в дело последние доводы королей, тяжелую артиллерию и установки залпового огня, он нетвердо отшагнул назад и… нащупал на поясе рукоять алыберского меча. Я не успел даже вскрикнуть — Рогволод тихо рыкнул, облизал окровавленные усы и… грациозно вытянул из ножен страшное лезвие.

Да. Вот где начался цирк. Мне это лезвие показалось пучком ярко-оранжевых электродов — вместо оружия в ножнах был настоящий факел, который вспыхнул так ярко, что ослепленный Рогволод выронил пламенеющий клинок на землю. Словно кто-то с размаху плеснул оземь тяжелый и жирный комок возгоревшейся нефти — и плазма тут же расплескалась вокруг, желтым и жидким оловом забрызгивая наши штаны, кольчуги и древесные стволы поблизости… Электрическое облако колких искр зрелищно колыхнулось к небу, наполняя мрак миллионом алых разрядов, и я уже не видел княжича, а он — меня. Я никогда не видел, как взрываются бензоколонки — но Стожарово святилище рвануло, наверное, ничуть не хуже.

Отцы родные, сколько там было пламени! Забавное множество. Сосновые деревца с готовностью занялись, и сверху посыпалась черная проволока обугленной хвои. На какое-то мгновение я вновь обнаружил княжича — он валялся на коленях в желто-дымной луже горящей травы и обеими руками сбивал огонь со своих распущенных темных волос. Вот почему умные люди всегда носят каску! Или на худой конец фуражку.

Прикрывая глаза рукавицей, я нырнул поближе к Рогволоду — ив самый раз: огромная прогоревшая ветка приземлилась сверху туда, где я находился накануне. Мимо приземлилась — а это хорошая примета: могла бы и по черепу.

Рогволод, разумеется, попытался бежать — выпрыгнув из вихреватого огневого марева, темной обугленной тенью мелькнул мимо меня — но вдруг поскользнулся и покатился по тлеющей траве. Я увидел Гнедана, который навалился на него сверху, заламывая руки за спину… Гнеданова рубаха конкретно курчавилась по подолу суетливыми язычками пламени…

— Тщетно бежать тебе, Рогволод! — долетел до меня голос Лито. — Или ты позабыл, что из святилища Стожарова нет выхода никому, кроме кровного стожарича! Отпусти его. Гнедка! Все равно никуда не сбежит теперь! Он — сребрянин, а не стожарич! Откуда ему знать Стожаровы потайные выходы?

— Ах ты, поджигатель! — Осторожно прыгая по горящей траве, я приблизился. — Ну погоди: сейчас Стожар вернется с работы, он тебе оторвет выступающие части тела… Смирись с тяжкой участью, меринок ты мой непарнокопытный! Это — конец твоей карьеры! (Рядом рухнул еще один обугленный ствол, словно подчеркивая значимость моих слов.) А нам с ребятами пора бежать. У нас срочные дела — ты уж извини.

Святилище разгоралось не на шутку, и я торопился.

— Бери мое злато, Мстислав! Девок бери! Забирай воев моих! — внезапно прохрипел княжич, пытаясь молебно вцепиться в мою рубаху. — Изведи меня отсель! Ты — стожарич! Ты пути знаешь! Я все прощу!

Вот нахал, а? Он мне все простит! Это я, стало быть, перед ним виноват! Это я отбивал купеческие караваны и резал девушкам косы, это я его бил, живого человека, сапогами в живот? Я так расчувствовался, что влепил княжичу отеческий подзатыльник. Что-то жгуче укусило меня за ногу, и я убрал босую подошву с горящей головешки. Рядом с треском развалился выгоревший пень, и я вдруг вздрогнул: а ведь княжич-то дело говорит! Зачем губить его, когда можно…