Много шума из никогда - Арсений Миронов

Стало заметно тише — парни однозначно смолкли. Я выжидательно склонил голову набок и пошевелил пальцами правой ноги. Гнедан покосился на меч, потом на мою ногу, подумал и сказал:

— Однако… немаем сапог-то. Эко слово — «сапоги»! А деньга насущна ли у тебя, сапог спрашивать? Добрая обутка дороже коня стоит! С гривну, а то две!

Я напряженно шмыгнул носом и улыбнулся.

— Шутка, — сказал я. — Ха-ха! (И правда весело: сапоги захотел! Юмор шутить решил!)

— Га-га! — вежливо хохотнул Гнедан и серьезно сказал: — Сапоги сымешь с Рогволода, коли справим синочь дело.

Эффект моей шутки насчет сапог несколько смазала очередная выходка слепого эльфа. Он вдруг напрягся, стиснул мое предплечье стальными пальцами и дернулся к распахнутому окну.

— Чу! Крыла трещат! — заорал он, яростно вращая глазами. — Эво голубь! Вестимо Горлаш, по шуму знаком!

Я даже прислушиваться не стал. Поверив Лито на слово, нахлобучил на голову желтый помятый шлем и придал лицу выражение тупой решимости. Гнедан был уже возле окна — ухватившись за косяк, рывком высунулся наружу, вглядываясь…

— И вот, усталый и гордый, в трепете серых крыл, в голубых молниях электронных волн, попискивая как беспроволочный телеграф и распространяя вокруг колючий аромат свежих новостей — под крышу сарая ворвался Горлаш! Он был молод и незаменим. Мы ловили его втроем, но скоростной птах радостно увиливал от тяжелых кольчужных рукавиц, продолжая победно попискивать и тащить за собой на нитке скрученный в трубочку клочок бересты — маленький и долгожданный.

«ПРИБЫВ НА МЕСТО, ВИЖУ БОЙ» —

вот и все, что было написано на этом лоскутке. Четыре слова — Гнедан зачитал их трубным голосом, и я почувствовал, что моему сердцу тесно в объятьях дырявой кольчуги. Мощно взмахнув руками. Лито с нечеловеческим скрежетом выдернул из стены свой страшный топор — и ногами вперед прыгнул в отверстие люка — только воздух простонал и затрещала лестница. Я рванулся за ним — но Гнедан, охватив руками стог сена кубометра в три, уже потащил всю эту ломко-травянистую гору к окну и — низвергнул разом. Я понял идею! — сдавив в объятьях огромный лохматый ворох, вылетел из окна по пояс и, согнувшись, метнул свою охапку вниз. «Ну, сигай!» — заорал Гнедан, и, совершенно не подумав, я сиганул вослед туче крутящихся травинок и навстречу облаку пыли, встающему от земли, — свист, удар ветра и скрежет! Вынырнув из стога и раздавливая зубами все, что набилось в рот, я поспешно отпрыгнул в сторону, освобождая Гнедану место для приземления. Лошади оказались уже оседланными, и мне оставалось только очутиться на рыжей спине хрипящего Харли… Страшно ругаясь. Лито нащупал наконец ускользавшее стремя — и вслед за его мышастой кобылой мой рыжий монстр привычно перемахнул через остатки изгороди.

Глава четвертая. Из мрази в князи

Evadere ad auras — hiс opus, hoc labor est![63]

Я всю жизнь считал, что командиры скачут впереди. Оказывается, это не так: подчиненные обогнали меня, предоставив редкую возможность следить за грязными крупами своих лошадей, мелькавших впереди на лесной дороге. Темнота наваливалась всерьез — еще минута, и придется включать подфарники. Я дергался на спине расходившегося Харли и думал о том, как мы сейчас смотримся. Наверное, незабываемо: три копытных монстра в жесткой боевой упряжи, а в седлах — какие-то бомжи в заплесневелых рубахах. Лито, сотрясавшийся на звероподобной кобыле чуть впереди, повергал в ужас одним своим видом — тяжкий дощатый щит, закрепленный на корме лошади, а также первобытный топор, притянутый сзади к седлу, намекали, что их владелец — парень неслабый и просто так, без повода, никого не обидит. Гнедан, скакавший в голове процессии, и вовсе не проглядывал сквозь деревья — зато динозавровый грохот копыт его лошади распугал, наверное, все живое в радиусе трех километров.

Как уже было замечено, я нахожу некую прелесть в скачках. Харли дергал головой очень забавно — очевидно, уздечка ему мешала, как, впрочем, и непривычно тяжелое седло. Терпи, браток, — обломаем опорьевского аристократика, я тебе корыто белоярого пшена поставлю пополам с коньяком… До устья Сольцы было заметно дальше, чем до погоревшей резиденции князя Всеволода — я уже устал считать ветки, норовившие ласково хлестнуть меня по ошалелым глазам; сосенки сменялись елочками, а гонка все не кончалась.

Икнув от неожиданности, я рванул уздечку, задирая меринову голову на себя, — Лито тормознул кобылу в трех метрах впереди — выбросив вверх толстую железную руку в обрывках рубахи, обернул ко мне зеленое от эмоций лицо:

— Чую шумление обоку! Тамо, подесней поляны: оружный перестук и воински зовы.

Я с трудом различил его слова — мой Харли, обиженный резким торможением, привстал на задние лапы и прохрипел нецензурное. Бросив веревку, я горячо обнял его за мускулистую шею — и остался-таки в седле. Чья-то рука ухватила Харли за обслюнявленную железную скобку, закушенную в пасти, — Гнедан, уже пеш, другой ладонью прихлопнул меринов храп и рычащим шепотом посоветовал не шуметь.

— В четвертьпоприща отсель — река. Тамо и лодка наша укрыта, — услышал я его радостный шепот. — Коли бьются еще, мыслю: не поздно мы прибыли. Успеется дело!

— Ну, замполит, веди людей к реке. — Тяжело дыша, я наложил руководящую ладонь на жесткое Гнеданово плечо. Мимо провизжал осколок, но никто не пригнулся. В моем взгляде блеснула спокойная уверенность, так хорошо знакомая рядовым бойцам батальона. — Каждому выдай по сто грамм.

Всех беспартийных — срочно в партию. Закрепись на берегу и держись до первой звезды. Давай — одна нога вперед, другая назад!

Гнедан понимающе кивнул поцарапанным шлемом и бросился с дороги в кустарник. Я поспешил за ним, предоставив Лито шанс самостоятельно привязать лошадей. Бежать было сложнее, чем скакать — кольчуга нежно обнимала бедра, мешая ритмично двигать ногами, а каска стала настойчиво съезжать на глаза. Невольным движением руки я разорвал тесемку за ухом и позволил шлему свалиться — ветер драматично засвистел в волосах, и жить стало легче.

Внезапно босые подошвы зачавкали по мокрому, и трава податливо заходила под ногами — а прямо по курсу проявилась в сумерках затуманенная низина. Это была река. Выцарапав из-под поваленного дерева узкую прогнившую лодчонку, Гнедан гордо протянул мне весла.

— Вопрос не ко мне, — мягко сказал я, отводя руку с веслами. — Сегодня по графику работает Лито.

Эльф немедля возник из зарослей и, послушно приняв весла, сиганул в лодку. Плавсредство играючи накренилось, но решило пока не разваливаться, а подождать, пока мы выберемся на середину реки. Напрасно надеялось: Лито повел лодку вдоль самого берега — под связками мокрых корней, свешивавшихся с берега в воду.

— И — р-раз! И — два-с! — сказал я, наслаждаясь поступательным движением и, одновременно, как бы помогая Лито грести. — И — левой! И — правой! И — три! И — четыре!

— Потьше, Славко, не шуми, — обернулся Гнедан, сидевший на носу и напряженно наблюдавший местность. Он, натурально, нервничал — я заметил, как дрожат его пальцы, осязавшие рукоять меча.

— И — пять… И — шесть… И — семь… — шепотом считал я, подмигивая слепому. Тот не заметил, но улыбнулся. Он тоже сбросил с головы железный капюшон и теперь поминутно оставлял весла, чтобы отвести волосы от лица. Я вдруг удивился, как это слепец разбирает дорогу — но вспомнил, что профессиональный эльф, да еще разбойник, должен знать свою реку наизусть.

И тут я заметил дым. Тоненький черный столбик поднимался слева по борту на фоне темно-фиолетового неба. Не скрою: приятно было увидеть его раньше глазастого Гнедана.

— О! — сказал я и поежился. — Если, скажем, дым вертикально стоит, это к морозам. Скоро, скоро Новый год.

Гнедан, ясный пень, тут же засек эту деталь — и крепче охватил пальцами несчастную рукоять.

— Ага! — звонко зашептал он. — И верно, дымина стоит! Напротив лошей коряги бьются. Ты, Литка, сворачивай туда по старице, и выйдем сплыву на кусты! Оттель и подивимся на дело… Ох зело ж дымит — взогневали, видать, лодью!

Плавсредство нырнуло в гниловатую протоку, и мне пришлось буквально лечь на дно, чтобы не задевать головой многочисленные бревна, перевесившиеся к воде… Вокруг темнело не по дням, а по часам — близилась роскошная украинская ночь.

— Исто гарью тянет, — пробормотал Лито, переводя дух и опуская весла. — Смоляное древо гонится: ладья занялась, а то и две.

— Эх, хорошо горит! — позавидовал я, различив сквозь дым и туман острые очертания ладьи, наполненной до краев желтым пламенем, игравшим сквозь неплотно сшитые доски. В зареве виднелись черные точки в воде — чьи-то головы и спины.