Неоконченный полет - Анатолий Хорунжий

Когда Зое встречался на улице летчик, у нее всякий раз взволнованно билось сердце, а ни глаза набегали слезы. Она присматривалась к каждому, угадывая, знает ли он Дмитрия или ее, не скажет ли что-нибудь о нем. Со временем летчики стали ей чужими, как и она им. Из части ей не прислали извещение о том, что лейтенант Заярный не вернулся с боевого задания, как делалось в ту пору, не вызвали, чтобы сказать утешительное слово. Зоя поняла, что в части никто не считает ее женой Дмитрия и что ее отношения с Дмитрием никто не воспринял как серьезные и законные. К ней дошло, будто лейтенанта Заярного осудили в полку за то, что он из-за нее, Зои, перевелся к разведчикам, не будучи по-настоящему подготовленным к этому делу.

Зою глубоко ранили подобные слухи, она плакала в одиночестве, обдумывая их, и даже сама в душе начала соглашаться с тем, что, если бы действительно она не сошлась с Дмитрием, их жизнь сложилась бы по-другому. Все же она не жалела, что узнала Дмитрия, наоборот, раздумывая над своей судьбой, она гордилась и Дмитрием и собой, оправдывала каждый свой шаг одним и тем же: по-другому, видимо, не могло быть! Она бы никого так не полюбила, никого на свете! Побаивалась теперь только одного, что к ней придут и заберут все вещи Дмитрия, будут при этом разговаривать с ней резко и сурово. В такую минуту она вдруг брала Дмитриеву фотокарточку, или книгу, или орден, прижимала к груди и долго сидела неподвижно, поглощенная воспоминаниями, мысленными разговорами с ним... Ей рисовались какие-то странные встречи с ним — где-то, когда-то, после войны, когда они будут уже старыми. Порой она видела, будто идет лесом и зовет его, зовет, и он тоже отвечает ей. Истории из книг и фильмов оживали в ее памяти, на место вычитанных героев становился Дмитрий, и она видела себя рядом с ним в неимоверных приключениях. Когда проходили такие мечты, воспоминания, Зоя на какое-то время успокаивалась, поддерживая в себе смутную надежду.

Но со временем подобные воспоминания появлялись все реже и реже. Зоя жила заботами своего учреждения, своего городка. Поглубже спрятала свои боли. Кто присмотрелся бы теперь к ней, тот бы мог подумать, что она вовсе забыла Дмитрия и снова начала невеститься. Выступала на сценах клубов, в госпитале, ездила по селам — пела, плясала так, что залюбуешься! В окружении девушек шутила, хохотала, как все, участвовала даже в вечеринках и складчинах. Но внимательный глаз мог бы заметить, что по сравнению с тем, какой она была полгода назад, Зоя изменилась. Разговаривая с кем-либо, она могла вдруг умолкнуть, и тогда глаза ее, серые, ясные, большие глаза с чистыми-чистыми чуть подголубленными белками, окутывала такая задумчивость, такая тоска, что боязно было в них посмотреть.

С тех пор как Зоя перебралась к матери, Антон не заходил к ней, хотя знал, что Ирина Протасовна приняла бы его как желанного гостя. Стоило ему прийти с бутылкой вина, которого в Лебедином не продают с осени, прихватить консервов, конфет — Антон легко мог достать их через дружков-начпродов — и Ирина Протасовна согласилась бы устроить у них роскошный ужин с танцами под патефон. Но Антон, потеряв надежду возобновить отношения с Зоей хотя бы на бывшем уровне, понял, что ему надо делать второй, как говорят авиаторы, большой заход.

О Дмитрии не было никаких известий уже около двух месяцев. Антон понимал, что Зоя все больше убеждалась в гибели мужа... «Неужели она не задумается над своим будущим? Неужели оттолкнет того, кто проявит о ней настоящую заботу?» — рассуждал Антон. Он старался вести себя так, чтобы ничем не напоминать Зое про Дмитрия. Поэтому решил вообще некоторое время не показываться ей на глаза. Из клуба ему часто звонили, просили выступить с бригадой художественной самодеятельности, но он ссылался на свою занятость и даже на болезнь.

Так он выждал определенное время и действительно достиг того, что Зоя расспрашивала о нем у знакомых летчиков. Это сразу дошло до ушей Антона.

Однажды вечером, во время буйной сыроватой метели, Антон, надев любимую куртку на молниях, наконец-то подался в клуб: там выступал ансамбль маршевой части. О концерте нигде не объявлялось, но в Лебедином хорошо знали об этой новости и считали за большое счастье попасть на концерт.

Зою в клуб никто не пригласил. Она решила проникнуть туда сама. Положив в сумочку свое удостоверение работника редакции последних известий, она в чем была одета на работе — в пятнистой, поношенной, вытертой на рукавах, уже тесноватой меховой шубке, в стареньком синем с белой вставкой на груди платье, в сапогах — вышла из дому.

Ветер кружил снежинки, сыпал ими в лицо. Зоя придерживала полы, защищалась сумочкой от снега и шла у забора по заметенной дорожке. Холодные капли на щеках, просветы в ставнях и предчувствие чего-то радостного напоминали ей об иных, похожих, давних вечерах. Ей казалось, что где-то за метелицей, за белой мглой есть много яркого света, переливаются звонкие голоса и звучит музыка.

Зоя пыталась представить себе артистов, которые будут выступать сегодня, и ей хотелось побыстрее увидеть их, сравнить с ними себя.

Над входной дверью клуба сияла электрическая лампочка; освещенные снежинки игриво вихрились вокруг нее. Парни и девушки толпились перед входом на крылечке; некоторые бросали снежки, шутили. В ярком свете, в кружении снежинок лица все выглядели свежими, красивыми, веселыми.

Два солдата в новых белых полушубках, валенках и серых ушанках на стук открывали двери и пропускали в фойе только военных. Проталкиваясь сквозь толпу, к двери то и дело проходили летчики, офицеры из госпиталя, которых уже знали почти все лебедяне. В тот короткий промежуток времени, когда бойцы кого-либо пропускали, можно было видеть, что в фойе совсем мало народу и что там несколько пар танцует под голосистый неместный баян. Музыка и яркий свет в натопленном, просторном фойе манили девушек, и они поднимались на цыпочки, опираясь одна на другую, стараясь туда заглянуть.

Некоторые из офицеров выискивали возле клуба своих знакомых девушек и, найдя их, брали под руку и проводили с собой. Иные офицеры по двое, по трое важно и независимо проходили в фойе.

Зоя стояла далеко от крыльца, в полутьме, и ждала, сама не зная чего. Она не была уверена в том, что ее пропустят, потому и не пыталась проталкиваться к двери на глазах у знакомых, чтобы потом не пробираться назад под их насмешки. Ее все больше охватывала грусть, но она не теряла надежды, что увидит кого-нибудь из клубных активистов и вместе с ним пройдет через черный ход на правах местной артистки. Но никто не появлялся.

Баян играл вальс. Во дворе на снегу подростки-мальчишки, обняв друг друга за плечи, по-медвежьи раскачивались в танце и толкали девчонок. Девчонки поднимали визг.

Зоя решила пройти к двери. Уже сделала несколько шагов — и тут увидела, что с противоположной стороны сюда же приближалась Тося. Она была в праздничном, модном в то время пальто с широким воротником из серой смушки и в белом пуховом берете, который лежал на ее пышных курчавых волосах, словно шапка снега.

С Тосей Зоя не виделась около недели. Тося была влюблена в Антона и считала основной причиной своих невыясненных отношений с ним его в прошлом заигрывания с Зоей. В присутствии Антона Тося держала себя перед своей бывшей соперницей гордо, с подчеркнутым чувством превосходства. Она была старше Зои на четыре года, имела вид солидной, цветущей женщины, умела со вкусом одеваться. Сблизились девушки случайно, благодаря знакомству с летчиками. Тося сама навязалась в подруги к хорошенькой Зое. Когда Дмитрий не вернулся из полета, она с тревогой вспомнила о давней симпатии Антона. Некоторое время Зое было не до подруги. Теперь она скучала по Тосе, но Тося втайне сторонилась ее. Зоя понимала нехитрые перемены в поведении Тоси и про себя смеялась над ней, однако откровенно желала, чтобы у Тоси с Антоном завязалась настоящая дружба, хотя и мало в это верила. И сейчас, увидев Тосю, Зоя вспомнила про Антона и даже остановилась среди толпы: «Неужели и он с ней?»

Да, Антон, немного поотстав, старательно отряхивал перчаткой снег с воротника своей куртки. Увидев его, Зоя подумала было податься назад, чтобы ее вовсе не заметила в этой подвижной, запорошенной массе. Ей никак не хотелось, чтобы ее, одинокую, увидели здесь Антон и Тося. Но Антон поймал ее взглядом раньше, нежели она успела отвернуться.

— Зоя!

Тося, не повернув головы, поднималась по ступенькам на крыльцо, солидно неся перед собой большую каракулевую муфту.

— Зоенька! — тихо прошептал Антон, подойдя к ней и беря ее под локоть.

При ней, розовощекой, со снежинками на бровях, какой-то пахучей, улыбающейся ему, Антон подумал, что зря он зашел сегодня за Тосей, что без Зои на концерт не пойдет.

Тося стояла на крыльце и искала взглядом, куда девался Антон.