Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

кушать и нисколько не беспокоятся о состоянии человека, значит это состояние не смертельно. Температура большая, но это дело житейское — от температуры еще никто не умер. Борется, значит, организм. Старается одолеть китайскую шнягу из Финляндии.

Я дал Феде покушать его любимого корма, а сам вспомнил, как прыгал на сковороде Парфёнчиков вместе со своей фуражкой.

Конечно, было странно, что он терпел муки, как обычный человек. Может быть, он так определился потому что при жизни не алчностью, свойственной его коллегам, руководствовался, а своей непробиваемой глупостью?

Парфёнчиков по природе своей был очень неумным, таким он и оставался всегда. Но весьма трагичных последствий его руководящих решений было столько, что величали его в кулуарах не иначе, как «враг народа». Да и сейчас он еще живой. Хотя, конечно, все относительно, как и время.

Скажет ли Парфёнчиков на своем смертном одре некие слова раскаяния?

  «Что-то я сделал не так. Извините.

   Жил я впервые на этой Земле.

   Я ее только теперь ощущаю.

   К ней припадаю. И ею клянусь…

   И по-другому прожить обещаю.

   Если вернусь…

   Но ведь я не вернусь».[33]

Вряд ли скажет. Фуражка помешает.

10. На выходе из Геенны

Еще по пути им дважды пришлось пробираться мимо котлов, и один раз мимо сковороды. По большому счету никто не озадачивался группой, ведомой низшим бесом. Ну, идут себе, значит, так надо. Лазутчиков и диверсантов здесь сроду не видывали. Живые люди, которые самым волшебным образом оказывались вблизи Геенны Огненной, не встречались никогда. Может быть, и были те, кто гуляли по «красной планете», ну да их можно было перечесть по пальцам одной руки. Да еще лишние пальцы пришлось бы отрубить к чертовой матери. И так — со времен сотворения мира.

Нет, конечно, если бы Охвен сотоварищи просто влезли бы на территорию, которую души страшатся более всего, их без всякого сомнения поймали бы и поместили бы к прочим страдальцам — в сковороду или котел. Но бес, даже самый неуважаемый, сделался своего рода пропуском.

Камня нашли всего два. Это помимо того, что нес в своем кармане Тойво. Приличные такие камни, твердые, как базальт и решительные, как гранит. Они просились в дело: хряпнуть кого-нибудь по темечку, либо издалека прилететь прямо в глаз. Теперь получалось, что вооружены были все живые люди. Радости, конечно, не было никакой — когда вокруг столько страдания, только одухотворенные высшим, блин, благом, могут радоваться. Ни блага, ни цели у них не было, так что оправдывать себя не нужно было никому. Вооружены — и ладно.

Пот, сначала очень напряженный, по мере движения все больше веселел. Ему, конечно, досаждала ость, воткнутая в основание шеи, но Илейка приноровился к шагам беса, поэтому не беспокоил своим оружием без всякой причины.

В чем мать родила! — сокрушался Пот, памятуя о словах Охвена. — Так нас мать не рожала! Нету у нас мамы! Сироты мы! Умников развелось! Облысели все!

Хорош гундосить! — потерпев некоторую дорогу это хныканье, сказал Мортен. — Мы ж тебя к твоему счастливому ужину ведем!

Вас бы сожрать! — огрызнулся бес. — Да связываться неохота.

Морда у него при этом сделалась очень неприятной. Такой действительно мог сожрать и не поморщиться.

А ну, не балуй! — хотел сказать Илейка, которому тоже сделалось не по себе, но вовремя прикусил язык. Вместо этого он чуть пошевелил остью.

Да понял я, понял, — зарычал Пот сквозь зубы. — Поосторожнее с этой палочкой, дядя. Уж и пошутить нельзя.

Выход из Геенны был таким же, как и вход с другой стороны. Никто его не охранял, поблизости никто не пасся. Врата не скрипнули, все выбрались на оперативный простор и позволили себе вздох и выдох облегчения. Дверь захлопнулась за спиной последнего.

Ну, вот, удалось как-то, — сказал Тойво и присел по арестантской привычке на корточки. — Не вполне, конечно, верилось, но получилось как нельзя лучше.

Да, — протянул Макс. — Это было круто. Страшно.

Что со страдальцем-то делать? — поинтересовался Илейка.

Да бритвой по горлу и в колодец[34], - пробормотал майор вполголоса, но его услышали все.

Это как? — Пот даже задохнулся от праведного гнева. — Я для вас шкурой рисковал, а вы меня в колодец! Что за пьяные выходки!

Ну, ты еще жалобу подай. Коллективную, — ответил Охвен. — Нету здесь колодцев. Да и бритв у нас тоже — нема. Ферштейн? Отпустим мы тебя. Лети на свою работу. Поди, заждались, скоро искать начнут.

Но бес убираться восвояси торопился не очень. Илейка вытащил ость и передал ее старому викингу, Пот отряхнулся по-собачьи и присел рядом с Тойво, высунув раздвоенный язык.

Блин. Ну вы, как «мы с Мухтаром на границе», — усмехнулся Макс.

Эх, нехороший ты человек, Максим, — вздохнул бес. — Кормить меня обещали, холить и лелеять. А ты меня собакой обзываешь. Подло это и низко.

Чувство юмора — это то качество в человеке, которое невозможно потерять. Или оно есть, или его нет. Даже в самой критичной ситуации иной раз обнаруживаются поводы, когда можно улыбнуться. От этого проблемы совсем не усугубятся.

Тойво улыбнулся и пихнул локтем беса. Илейка от души рассмеялся в свой намордник. Мортен и Охвен расплылись в широких улыбках. Только Макс остался серьезным: его обозвали «редиской», стоило сохранять невозмутимость.

Ну и где нам еду тебе добыть? — спросил он. — Сами мы, как ты понимаешь, ни на кого нападать не собираемся.

Так зато они собираются, — загадочно сказал бес. — Скоро прибегут сюда. И женщина опять их командир.

Скупое на эмоции веселье немедленно оборвалось, будто его и не было. Тойво первым воплотил идею майора, свернув из доставшегося ему рукава нечто подобное боевому цепу. Камень из кармана оказался как раз подходящим по размерам и весу. Потом он помог сделать то же самое своим товарищам. Потом невдалеке показались черные, построившиеся боевым порядком.

Их было порядка взвода с пустыми руками, но вооруженные злобой и ненавистью. Женщины, лидера, как водится, среди них не наблюдалось.

Хороший будет нынче перекус! — восторженно заметил Пот и деликатно отлетел на ближайший большой валун. Там он расселся в удобной позе, свесив ноги вниз и отчаянно теребя свой нос-пятак. То ли помрет кто-то, то ли он по носу получит. Такое было земное поверье. Здесь оно, понятное дело, не работало.

Порядка тридцати душ чесали к ним, не то, чтобы лихим кавалерийским наскоком, но без всяких задержек. Среди них проглядывались несколько