Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты - Игорь Бунич

Прощаясь, я шепнул ему на ухо: “Значит, Булгаков был прав — рукописи не горят”.

ИНКАРНАЦИИ ТОВАРИЩА СТАЛИНА

Однажды я увидел на столе у Василия Лукича брошюрку с интригующим названием “Индийские йоги. Кто они?” и довольно язвительно спросил:

— Василий Лукич, вы что — йогой решили заняться?

Ветеран устало махнул рукой и пробурчал:

— Я ей уже отзанимался в своё время. Век не забуду.

Как всегда, Василий Лукич умел преподносить мне такие сюрпризы, что я из насмешливой атаки быстро переходил в глухую оборону, не зная, как отбиться от невероятной информации ветерана-чекиста. Но пока я ещё наступал.

— Василий Лукич, — насмешливо поинтересовался я, — а в бессмертие души вы верите?

— В инкарнации? — переспросил Лукич, — Конечно, верю. Я сам живу на свете первую жизнь, а потому проживу долго. Первая жизнь самая продолжительная. И последняя тоже. А в середине — всякое случается, но почти всегда одинаково.

Я понял, что уже пропустил первый удар, и мне не оставалось ничего другого, как сглотнуть слюну и хрипло спросить:

— То есть, как это?

— А вот как! — ухмыльнулся Василий Лукич. — Дело это сложное. Его с наскоку не осилишь. А эти брошюрки читай — не читай, всё равно ничего не поймёшь. Ибо это тайна бытия.

Я попытался перейти в контрнаступление.

— Вы и йогу в академии проходили?

— В академии мы много чего проходили, — уклончиво ответил Лукич, — но теория с практикой не всегда стыкуется. “Мы диалектику учили не по Гегелю”, как сказал поэт. И правильно сказал. Такое в жизни случается, что в никакой марксизм-ленинизм не всунешь.

— Не знаю, — сказал я, — чтобы немного завести ветерана, — по мне так всё это глупости. Бабьи сказки. Не верю я в разные там души и всё такое прочее.

— Не веришь? — развёл руками Лукич. — Значит, никто тебе помочь не в силах. Люди во что-то верят или не верят в меру своего невежества в том или ином вопросе. Товарищ Сталин, например, даже в кибернетику не верил и загнал страну в задницу.

— А в переселение душ он верил? — спросил я, ещё не догадываясь, что попадаю в “десятку”.

— Знаешь, — ответил Лукич, — никто толком не знает, во что верил или не верил товарищ Сталин, если он вообще существовал в чьём-то одном лице. В нём было столько противоречий, что невольно закрадывалась мысль о том, что не один человек, а минимум пять. И все разные. Я тебе уже рассказывал о Кунцевской зоне, где содержали двойников. Там их было трое. Но где-то были ещё двое. И не исключено, что один из них был настоящим. Это я сужу по некоторым директивам, которые спускались к нам в МТБ. Двойнику до таких высот никогда не подняться. Дублёр — это всегда дублёр. Он главную роль вести не в состоянии. Ты своими вопросами о душе как раз напомнил мне одну историю…

Я весь превратился в слух.

— Случилось это ранней весной сорок девятого года. В декабре товарищу Сталину исполнялось семьдесят лет, и вся страна уже полгода ликовала от счастья и преданности. Намечались мероприятия, которые должны были превзойти аналогичные празднества в декабре тридцать девятого года, когда товарищу Сталину исполнилось шестьдесят лет.

Тогда пышности и размаху всех мероприятий немного помешала война с Финляндией, и надо же случиться совпадению — как раз в день сталинского юбилея в плен к финнам попала крупная группировка наших войск. Правда, товарищу Сталину об этом не доложили и торжества испортили не сильно, но всё равно у всех и, прежде всего, у самого товарища Сталина настроение было довольно-таки пасмурное.

Но тут уж помешать не должно было ничего. Тем более, что к юбилею товарища Сталина учёные преподнесли ему в живом виде атомную бомбу, украденную нами у американцев, и великий вождь мог, наконец, вздохнуть спокойно. А то с сорок пятого года места себе не находил. Считал, что его план — весь мир захватить — рухнул окончательно с появлением атомного оружия. Он даже самого товарища Ленина ругал матерно, чуть не в первый раз после закрытия моей спецзоны, за то, что говённый нэпман — вот так его обозвал сердечно — не предусмотрел подобного развития событий при окончательном загнивании капитализма. Он ещё тогда не знал, что американцы атомную бомбу создали на ленинские деньги. А то не знаю, что бы с ним тогда было!

Ещё со времён Ялтинской конференции Лаврентия Павловича вызывал к себе постоянно и дрючил: “Помнишь, Лаврентий, что говорил Ленин об атоме. Неисчерпаем он, понял — неисчерпаем. Пачэму американцы черпают из него, а ты его только ускоряешь? Сколько уже ускорителей наклепал? А, Лаврентий, возьми, да и скажи, что товарищ Ленин не про атом говорил, а про электрон.” Товарищ Сталин аж ногами затопал. Редко с ним это случалось…

Но помогло, работу ускорили. Вычерпали-таки бомбу. Правда, не сами, да ладно! Получив бомбу, вождь успокоился немного и со всей страной готовился встретить своё семидесятилетие. Я же, как тебе уже хорошо известно, учился в академии, и к начальству меня вызывали только для решения таких задач, которые, кроме меня, решить никто не мог.

Вёл я разные “деликатные” дела. Почему я? Честно тебе скажу — не потому, что я уж такой умный был, а потому, что браться за подобные дела особо охотников не было. Многие меня даже за дурака считали. Сам посуди, если бы кто из них, скажем, в Кунцево вместо меня побывал, да двойников Иосифа Виссарионовича увидел, что бы с ними стало? Умом бы тронулись — точно. А если б кто и не тронулся умом, то потом бы от страха загнулся. Раз такое узнать доверили, значит, расстреляют — это как пить дать. Люди-то все учёные были. Слухами-то вся Лубянка набита была. То рассказывали, как один из наших Сталина в баньке парил и увидел у него чего-то там, что знать не положено. Так из баньки и не вышел. Умер от сердечной недостаточности.

Да что там Сталин! Один из чекистов охранником сколько лет корячился, потом в люди выбился, шофёром стал, номенклатурную должность получил — возил товарища Андреева. Ты такого, наверное, и знать сегодня не знаешь. А был такой мелкий человек при вожде. Так вот наш парень случайно задком машины дачу его поцарапал. Тут же отвели в соседние кусты и расстреляли.

Поэтому за дела, связанные с вождями партии и правительства, никто браться не хотел. А я, уж коли меня после ленинской зоны не шлёпнули, уже ничего не боялся. Нутром чуял, что держат меня живым для того, чтобы другого на это место не назначать. А расстрелять меня, как, наверное, считали, никогда не поздно будет.

Ну вот. Как обычно, звонит мне домой прямое начальство и говорит: “Зайди, Лукич, ко мне. Дело есть непыльное”. А я уже по тону его понимаю, что дело это непыльное его сильно тяготит. Вот он и хочет это дело на меня повесить.

Прихожу я к начальнику. Вижу — он немного не в себе и каким-то странным взглядом поглядывает то на меня, то на портрет товарища Сталина.

Потер начальник себе виски, головой покрутил и спрашивает:

— Лукич, ты водку пьёшь ведь?

— Пью, — говорю, — когда угощают.

— Давай выпьем, — вздыхает начальник, — потому что тут без поллитровки не разобраться.

Выпили по гранёному стакану, закусили холодной лендлизовской тушёнкой, что ещё с войны осталась, и тут мне начальник говорит:

— Лукич, ты чего-нибудь о душе знаешь?

— О какой такой душе? — спрашиваю.

— Ну, которая, — не очень уверенно отвечает начальник, — у каждого человека внутри находится вместе с органами.

— А… — смеюсь я, — вы про эту душу, товарищ генерал? Знаю я про неё. В старые времена на допросах всегда говорили: “Отвечай, а не то душу из тебя выпущу!”

— Во-во, — обрадовался генерал, — как раз про эту самую душу я и говорю, которую на допросах или при исполнении высшей меры из органов выпускают.

И наливает ещё по стакану.

— Из органов — это точно, — говорю я, — потому что органы — это мы. Карающий меч трудового народа.

— Заткнись, — шипит генерал, — не об этих органах я говорю, а о других.

— О каких тогда? — не понял я. — О партийных?

Тут мы с ним стаканами чокнулись и выпили вдругорядь. Генерал воздух выдохнул и просипел:

— Какие ещё партийные органы? Я тебе про внутренние органы говорю!

Ещё что-то матерное выдал, по сторонам тазами стреляет, а глаза мокрые, вижу — недомогает явно.

— Об МВД? — пытаюсь догадаться я, — пусть они сами и занимаются. Мы-то тут причём?

— Ты мне долго будешь дурочку валять?! — рассвирепел генерал, — я тебе разве об МВД говорю? Я тебе о внутренних органах говорю, что у каждого есть. Кишки там и прочее говно! Понял?

— Нет, — говорю, — разрешите доложить, не понял. Кишки тут причём?

— Давай по третьей, — предложил генерал, а голос сиплый, сорвал, видать, от моей непонятливости.

Выпили. Генерал закурил, успокоился, в кресле развалился и спрашивает: