33 простых способа создания зон здоровья и счастья у вас дома и на даче - Рушель Блаво
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут я заметил, что внутренняя стена пещеры слегка влажная. Что это? Дождь сюда не проникал… Интересно! Я погладил шершавую поверхность стены — камень на ощупь был будто пропитан водой, а так бывает только в том случае, если поблизости испаряется влага. Если здесь есть вода, значит, есть и путь, через который она проникла сюда.
Воду надо позвать и, если она есть, она откроется человеку. Камень пропустит ее, откроет ей проход. Я стал громко читать стихотворение Лебелянского, которое помогло войти в серый дольмен. Только я произнес последние строчки «Где одинокая тень на девять теней разбегается, В семь соединяя таинственный смысл бытия», как до меня дошло, что делать. Кстати, камни открываться и не думали, на этот раз стихи просто помогли мне включить воображение. В двух последних строчках этого стихотворения были названы числа атлантического и индоевропейского спектров.
Атлантический спектр, как мы знаем, символизирует жизнь и развитие личности и этноса, а индоевропейский — единство света, целостность бытия. Движение в разделении, а поиск — в единении.
Если я попробую извлечь воду из камня, я увижу… Да, это может стать входом!
Дальнейшее было делом техники. В пещере было светло от фосфоресцирующего мха, который рос прямо на камнях. Я собрал с серой стены несколько капель воды и подставил под свет так, чтобы капельки заиграли радугой, то есть чтобы увидеть все цвета индоевропейского спектра.
Сработало! Предчувствие меня не обмануло! Я увидел, что у голубой полоски моей маленькой радуги — розоватый оттенок. Это означало только одно: здесь где-то прячется горячее минеральное озеро, надо его всего лишь найти.
Где мой рюкзак, я понятия не имел, а жаль — мне бы сейчас пригодился один реактив. Ну попробуем своими силами.
И я отыскал озеро. Оно действительно пряталось за скалой, которая настолько притворялась успешно сплошной и цельной, что, если бы я не знал, чего ищу, не нашел бы ни за что. Вода была соленой и теплой, над ней поднимался пар. Тем лучше — здоровее буду! Я прямо в одежде нырнул в воду, на этот раз порадовавшись отсутствию рюкзака.
* * *— Не может! Не может Мишель пропасть! Я пошла его искать, вот! — и Настя быстро пошла в глубь пещеры. Мы отправились за ней, потому что помнили: разделяться нельзя. — Смотрите, озеро! Это от него здесь так тепло! — над обнаруженным Настей озером поднимался пар.
— Настя, а почему вы считаете, что Мишеля надо искать в глубине пещеры? Буря уже почти закончилась, скоро мы выйдем отсюда и обязательно найдем нашего друга.
— Ох, Александр Федорович, я просто не могу сидеть и ждать!
Я прекрасно понимал Настю, сам был такой же.
Пока мы пререкались, стараясь удержать журналистку от безумного похода в глубину пещеры, вода в озере начала меняться — чуть-чуть, едва заметно. Как будто бы слабые круги пошли по ней. Они становились все заметнее. И вдруг…
— Папá! — Алексия с криком бросилась в воду, я — за ней, подумав, что бедняжка от горя потеряла разум и решила свести счеты с жизнью.
Но я не успел никого спасти: из воды выбирался Мишель, а на шее у него взахлеб рыдала Алексия.
И слезы эти казались такими живыми после ее молчания!
Из дневника Мишеля Мессинга (продолжение)
На том, чтобы я с раннего детства учился плавать, настоял мой дед, Вольф Мессинг — он очень хорошо помнил, как чуть не утонул, переплавляясь через Неман на советско-польской границе. Поэтому плаваю я, как профессионал, за что не раз благодарил деда. И сейчас благодарю: спасибо, дедушка, ты спас мне жизнь!
Плыть, несмотря на одежду, было легко, а вот нырять — трудновато: больно уж плотная вода оказалась в этом озере. Зато как велика была моя радость, когда, вылезая из озера в какой-то другой пещере, я чуть не был утоплен собственной дочерью, бросившейся мне на шею! Вот уж повезло так повезло! Я не смел надеяться, что озеро прямиком выведет меня к вам! Алексия, девочка моя! Друзья! Я счастлив!
* * *Пока мы целовали, хлопали по спине и стискивали в объятиях Мишеля, буря полностью прекратилась. В щель между стеной и камнем, которым мы загородили вход в пещеру, пробивались лучи света. Вместе с Мишелем мы легко отодвинули импровизированный заслон и через мгновение уже радовались солнышку и вновь обретенной жизни.
Рюкзак Мишеля мы нашли сразу; наш друг, провалившись, потерял его из-за оборвавшейся лямки. «Вообще-то эти лямки должны выдерживать лавину, — подумал я, поправляя ремни. — Ну да ладно, зато с рюкзаком Мишель не смог бы плыть. Правда, он смог бы по „магическому кристаллу“ связаться с внуками, и тогда, глядишь, никуда бы не пришлось плыть, но все хорошо, что хорошо кончается».
Пока я размышлял, Мишель уже тихонько общался с кристаллом.
— Друзья, Колька нашел фиолетовую фишку! Она, представляете, почему-то оказалась в стакане с минералкой! Вот ведь чудеса!
— С вами, Мессингами, еще и не такие чудеса происходят. Я нисколько не удивлюсь, если Колька вытащил фишку из стакана с тот момент, когда вы выплыли из озера.
— Уж можно подумать, что с вами, Александр Федорович, никаких чудес не происходит! Сколько вам лет, напомните, пожалуйста!
— Если вы, Мишель, забыли, сколько лет вождю мирового пролетариата, то плохи ваши дела!
— Рушель, вы у нас — главный чудотворец, научите меня!
— А вы, Настенька, и сами неплохо справляетесь!
Так, подтрунивая друг над другом, мы шли вперед, жевали на ходу бутерброды с вяленой бараниной, и было нам хорошо.
Призрачный путь неумеренности Мишеля Мессинга
Буря несколько изменила ландшафт. Конечно, ослепительная ледяная вершина Белухи никуда не исчезла; но размытую дождем дорогу перегораживали сосны, вырванные с корнем. Идти было трудно, и мы решили свернуть в лес, где ураган не смог разгуляться в полную силу, и где почти не было сломанных деревьев.
— Мишель, мне кажется, или вы после вашего приключения несколько помолодели? — спросил я у похорошевшего друга.
— Думаю, Рушель, что так оно и есть. По крайней мере, шишка на голове практически сгладилась, да и чувствую я себя намного сильнее. Обратите внимание на Алексию: моя дочь свежа, как майская роза после первой грозы.
— Ну, Алексия всегда прекрасна…
— И тем не менее она была крайне утомлена и напугана, а сейчас от всего этого не осталось и следа. Я прихожу к выводу, Рушель, что мы нашли уникальное озеро — место силы, вода которого сохранила память чуди о долголетии и здоровье. Полагаю, нам всем нужно в нем искупаться. Настенька тогда потрясет своего жениха неземной красотой.
— Не возвращаться же теперь… На обратном пути, если Господь приведет.
Так мы сделали еще одно открытие: нашли озеро силы, дарующее молодость. «На редкость интересная и удачная экспедиция получается, — думал я. — А уж если мы найдем следы чуди и курумчинских кузнецов! Скорее бы добраться до хранительницы!»
— Тьфу ты, черт!
— Что с вами, Мишель? Вы где? — я очнулся от размышлений и обнаружил, что друга рядом больше нет.
— Рушель, я здесь, внизу, дайте руку!
Мессинг провалился в какую-то яму, очень глубокую, которую все остальные благополучно обошли, не заметив. «Что-то он сегодня в ударе», — усмехнулся я, скидывая рюкзак.
— Мишель, вы живы, ничего не сломали?
— Нет, в этой яме — болото после дождя. Вам будет непросто меня вытащить.
Мы с Александром Федоровичем, конечно, извлекли Мессинга на свет Божий, но попыхтеть пришлось изрядно — болото в яме не хотело отпускать свою добычу. Но в конце концов оно отпустило незадачливого путешественника, приняв в жертву его ботинки, вытащить которые не удалось.
Мессинг переобувался, декламируя стихи Олега Григорьева:
Сижу я в болоте на кочкеИ ем бутерброд с колбасой.Подходит ко мне незнакомец,Промокший и страшно босой.— Я провалился в болото, —Тоскливо он говорит. —Оставил там два целых бота,Этюдник и теодолит.Рюкзак с очень ценным снарядомИ то, в чем я кашу варил,Сказал так и плюхнулся рядомИ больше не говорил.И был он настолько размокшийИ до того босой,Что я поделился с ним хлебом,А также и колбасой.
Я намек друга понял и, пока Мессинг услаждал наш слух, соорудил бутерброд, правда, не с колбасой, а с бараниной.
— Послушайте, Мишель, вам не кажется, что это уже слишком? Ваш путь становится воистину призрачным путем неумеренности! Исчезать два раза подряд — это явная неумеренность!
— Александр Федорович, ваши слова говорят о том, что скоро мы все придем ко дворцу благодатного знания, потому что именно такой путь — наш. Не будем же жалеть об утерянных ботах и — вперед, через тернии к звездам!