Покровитель для оторвы - Елизавета Найт

с Димой нарушили все мыслимые и немыслимые правила, — отчитывает она меня.

А я вся сжимаюсь внутри. Да, мы с Димой уж точно нарушили… сотворили такое… но это было тогда, полгода назад. Вчера ничего не было.

Но то, что Дима сказал… Он явно был не в себе…

Неужели он ей все рассказал?

— Проспать завтрак! Да так, что мне пришлось вас будить! — она прерывает свою тираду и пытливо смотрит на меня. — Вы опять вчера поругались?

Ее ледяные голубые глаза видят меня насквозь. Удивительно, как она еще не прочитала во мне, что я самозванка?

— Ну можно и так сказать… — пытаюсь соскочить с темы.

— Не хочу знать, что это было, — она осторожно касается указательными пальцами висков. — Пообещай мне больше так не делать!

— Обещаю, — отвечаю с готовностью. Потому что любовь к Диме в мои планы не входит. Я и так уже слишком загостилась. Надо как-то поскорее линять!

Ход моих мыслей прерывает стук в дверь столовой. Дима?

— Да, — повелительно звучит голос «бабули».

В приоткрывшуюся дверь проскальзывает бледная горничная и семенит к хозяйке.

Ее руки дрожат, сжимая белоснежный конверт.

— Вот, — протягивает она и отходит на шаг назад, словно опасаясь удара.

— Что это? — идеальные брови «бабули» ползут вверх.

— Послание, — лепечет девушка.

В ответ она получает настолько надменный и уничтожающий взгляд, что снова пятится.

Нелли Эдуардовна быстро вскрывает конверт и достает сложенный вдвое лист.

Осторожно наблюдаю, как по строчкам скользит ее взгляд, как меняется выражение ее лица. Удивление сменяется гневом, а после отчаяньем.

— Он что? — восклицает она в середине письма.

— Ну и дурак, — такими словами она заканчивает чтение письма. Резко его сворачивает и запихивает в карман брюк.

Скрежет деревянных ножек по дорогой итальянской плитке, стук каблуков и вот в столовой я остаюсь одна.

Что же такого написал в своей записке Дима, что «бабуля» даже на меня забыла посмотреть?

Глава 15

Я совсем не уверена в том, что было в той записке.

Но несомненно одно. Дима уехал!

Куда?

Я не знаю. Да мне и плевать.

Пусть остается там подольше.

А вот «бабуля» стала просто невыносимой.

День грандиозного праздника, посвященного ее юбилею, приближается. И чем он ближе, тем она требовательнее и раздражительнее.

Последние несколько дней проходят в суете и постоянных спорах.

— Сегодня мы едем забирать твое платье, Екатерина, — заявляет она мне за завтраком.

— Мое платье? — я пытаюсь вспомнить, какое же «мы» выбрали для ее юбилея. И в голове у меня среди вороха различных тряпок, что я перемерила за последние несколько дней, вообще ничего не вырисовывается.

— Да, его должны были подогнать под твою фигуру.

А, да, было что-то такое.

— Еще у нас сегодня по плану туфли для тебя! — она делает маленький глоток кофе из практически кукольной чашечки.

— О, — закатываю глаза. — Лучше убейте меня сразу.

— Екатерина! — ее голос звенит от гнева.

— А я что? Вы пробовали найти туфли на каблуке на тридцать четвертый размер?

— Нет.

— А я пробовала. Не однократно! — без запинки произношу любимое ее выражение. — И повторяю, убейте меня сразу.

— Екатерина, ты меня недооцениваешь, — отрезает «бабуля».

И остаток завтрака проходит в молчании.

Да, я ее недооценила и очень сильно.

Начали с одного из напыщенных магазинов с одеждой. Где продавщицы сначала оценивают твой внешний вид и только потом решают, стоит с тобой разговаривать или нет.

— Великолепно, — Нелли Эдуардовна обходит меня, оценивающе оглядывая мою фигуру в безумно дорогом платье.

Теперь я его вспомнила.

Это практически вторая кожа, а не платье. Дорогая, блестящая вторая кожа.

Что в нем было ушивать, не представляю!

Глубокий вырез на груди открывает соблазнительный вид на ложбинку между грудей.

Струящаяся тонкая ткань облегает мое тело, каждый изгиб.

По бедру вверх ползет глубокий разрез.

Мне даже здесь стоять в нем стыдно. Что я буду делать на празднике?

Но бабуля как будто не видит проблемы.

— Отлично, — она в очередной раз обходит меня по кругу.

— А другого нет, ну с рукавами и воротом? — я оборачиваюсь к одной из продавщиц. Читаю на ее лице священный ужас.

— Перестань, Екатерина, платье тебе очень идет, — Нелли Эдуардовна улыбается уголками губ.

Что? Да я за все время, что гощу у них, не видела ее улыбки.

— Оно очень выгодно подчеркивает достоинства твоей фигуры…

— И скрывает недостатки, — вмешивается продавщица.

За что тут же получает ледяной взгляд, полный презрения.

— Девушка, вам что, больше заняться нечем? — холодно отчитывает «бабуля» девушку.

Та давится словами извинения и вылетает из примерочной.

— Поверь мне, Катя. Это платье словно создано для тебя. Да, я бы хотела видеть тебя в чем-то не таком сексуальном, не таком броском и не таком дорогом.

Я вскидываю на нее взгляд. Она продолжает улыбаться.

— Но оно того стоит. Если бы я еще могла себе позволить такое. Я бы уже давно его выбрала. Но возраст! — она разводит руками.

— Да, ладно, бабуль! Ты еще молодая, — я растрогана неожиданно приоткрывшимися струнами ее души.

— Нет, — качает она головой. — В моем возрасте носить такие платья просто неприлично. Идем! Нам пора двигаться дальше.

Я скрываюсь в примерочной. Небольшое зеркало отражает молодую хрупкую девушку. Прислоняюсь лбом к холодной поверхности зеркала и закрываю глаза.

Катя, Катя, дорогая моя, это ты должна стоять здесь, примеряя великолетные наряды! Глаза начитает щипать от набегающих слез.

— Екатерина, не задерживайся! — голос Нелли Эдуардовны вернул себе былую строгость и отстраненность.

Выскальзываю из платья и спешу на выход.

Следующий на очереди обувной «бутик». Ровные полупустые полки вдоль стен.

Немыслимая подсветка, словно каждая туфля это музейный экспонат.

— Может, поищем магазин, где выбор побольше? — стараюсь полушепотом спросить у «бабули».

Но получается все равно громко. На что получаю удивленные вздохи очередных продавщиц.

— Как можно?

— Кто это?

— Откуда?

Шепчутся они за моей спиной.

Но Нелли Эдуардовна не говорит ни слова, только удивленно скидывает бровь и смотрит на этих девочек. И есть в ее взгляде что-то такое, что заставляет их замолчать и склонить голову.

— Нам вот эти и вон те, тридцать четвертого размера, — повелительным жестом она выбирает две пары.

— Минуточку, — услужливо семенит одна из девушек.

Я ныряю одной ногой в одну лодочку, другой в другую. Мне сложно выбрать. Я еще никогда не видела такого великолепия.

Оборачиваюсь к опекунше. Но ей как на зло кто-то звонит по телефону. Дима?

Она слишком порывисто стучит по сенсорному экрану и отходит от меня, принимая вызов.

В итоге выбор ложится целиком на меня. А меня крайне раздражают оценивающие взгляды продавщиц. Словно я