Ох уж эта Люся - Татьяна Булатова

– Это предложение?

– Это предложение.

– Но для этого нужно испытывать какие-то чувства! – сопротивлялась Петрова.

– Я их и испытываю. Неужели не видно?

– Ты никогда мне о них не говорил.

– Ты не спрашивала.

– Об этом не спрашивают!

– Об этом не говорят.

Люся и Павлик стояли под раскидистым платаном и препирались. Внешне они совершенно не напоминали влюбленных: Жебет декларировал, Петрова оспаривала, он заглядывал ей прямо в лицо, она отворачивалась.

– Ты мне подходишь. Я уже принял решение. Мы будем хорошей парой.

– Почему ты так решил?

– Мы одинаково смотрим на жизнь.

Люся обомлела.

– Ты хотела нормальную семью? Детей? Уважение друг к другу? Приличный дом? Стабильность?

– Хотела.

– Я все это тебе дам.

– Ты?

– Я! Наконец, ты мне нравишься, – почти крикнул Павлик. – Секунду поразмыслил, словно собрался с силами, и выдавил: – И я люблю тебя…

Когда Петрова увидела, что у Жебета дрожат руки и его бьет озноб, то почувствовала, что нечто подобное происходит и с нею. Люся попыталась скрыть это трепыхание, но не смогла. Будущие супруги вибрировали в такт, так и не решаясь сделать шаг навстречу друг другу.

Первым не выдержал Павлик. Задыхаясь, рывком притянул Люсю к себе, до хруста сжал и замер. А потом как прорвало: Жебет начал покрывать ее лицо поцелуями, всхлипывая от избытка чувств.

– Я не смогу без тебя. Ты мне очень нужна. Закрою глаза, передо мной – ты. Ничего больше нет. Ты только… Не отталкивай меня…

Павлик плакал, как маленький, обжигая дыханием шею Петровой. Та на секунду отстранилась, стянула с его лица очки, внимательно посмотрела в круглые глаза и почувствовала, что мир вокруг нее поплыл. Она просто плакала. А в голове бились маленькие юркие молоточки: «Не бро-сай ме-ня. Не смо-гу без те-бя. Не от-тал-ки-вай ме-ня. Не от-тал-ки-вай ме-ня…» – «Я же его не люблю», – рыдала про себя Петрова. И рыдания становились все слаще и тише: «Не бро-сай ме-ня… Не от-тал-ки-вай ме-ня…»

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Тише-тише, – Люся успокаивала Павлика, гладя его по круглой голове, по коротко остриженным волосам.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Я вый-ду за те-бя за-муж, – прошептала Петрова.

Столь памятный момент в своей жизни Люся и Павлик решили отметить в ресторане. Первый раз.

Жебет заказал столик. Шампанское. Купил цветы. Надел костюм. Галстук выбрала бабушка. Что-что, а это она сделала мастерски, любовно расправив узел на дедероновой рубашке. Вера Ивановна чувствовала пикантность момента, а потому удержалась от наставлений и сунула в карман оторопевшему Павлуше фиолетовый четвертак.

– С Богом, – благословила басом Вера Ивановна и перекрестила закрывшуюся за внуком дверь.

Потом долго плакала. Перечитывала «Даму с собачкой» и прислушивалась к каждому шороху на лестничной клетке.

Нарядный Жебет прибыл на место за полчаса до означенного времени. Найденный официант засвидетельствовал полную готовность общепита разделить радость клиента. Увидев накрытый стол, юноша успокоился и вышел на улицу продлевать неожиданно нагрянувшее счастье. Швейцар предложил сигаретку – Павлик отказался. Страж ресторанных дверей несколько огорчился, но надежды не потерял, а предложил вместо сигаретки чего послаще. А именно девочку, любую из трех. Жебет оскорбился, но кандидаток тем не менее рассмотрел внимательно. Больше всего понравились ноги. На них и сосредоточился. Прежняя любовь к фотографии подсказывала Павлику выгодный ракурс, а воображение рисовало черно-белые картины, содержание которых несколько не соответствовало традиционному умонастроению жениха. Собравшись с духом, Жебет отвернулся и уставился в точку, расположенную в противоположной от ног стороне.

– Вот и я, – радостно напомнила о себе Люся, чем вырвала будущего мужа из глубокой задумчивости.

Павлик оторопел. Такой Петрову он никогда не видел. А та наслаждалась произведенным впечатлением и от удовольствия краснела, как школьница перед учителем. Честь и хвала жительницам двести седьмой комнаты женского отсека общежития, нарядившим подругу в соответствии с моментом.

Жебет отклячил локоть, Люся бодро просунула руку – и будущие супруги двинулись навстречу празднику.

Прибыв к столу, усевшись, тщательно расправив юбку, Петрова потянулась к меню.

– Не надо, – отстранил ее руку Павлик. – Все уже заказано.

– Просто интересно, – невнятно пробормотала невеста.

– Ничего интересного в этом нет, – еще более настойчиво опровергнул Жебет никчемное любопытство подруги.

Официант смочил бокалы шампанским, сказал «Поздравляю» и незаметно удалился.

– За тебя! – с пафосом произнес жених.

– Спасибо, – мягко поблагодарила невеста.

Пригубили. Отведали знаменитый салат «Столичный» – снова пригубили. Разговор не клеился. Петровой было неловко: паузы зависали одна за другой. Совсем по-другому чувствовал себя Жебет. За столом восседал всесильный король, совершенно справедливо требующий благодарности и признания от немногочисленной свиты в Люсином лице. Павлик надувал щеки, периодически протирал салфеткой очки, говорил о прекрасном союзе двух сердец, одно из которых было его, другое – Петровой. Шампанское быстро ударило непьющему Жебету в голову, и он было собрался заказать для возлюбленной песню, как принесли горячее.

Колеты по-киевски, усыпанные бисером панировочных сухарей, покоились на салатном ложе в окружении комковатых рисовых пригорков. Павлик шумно втянул в себя воздух и в нетерпении потер пухлые ручки. Неизвестно откуда выскочило лакейское «Ну-с» и вонзилось в Люсино ухо. Ей стало снова не по себе, и от волнения Петрову замутило.

– Ну-с, – снова повторил Жебет и вооружился ножом с вилкой.

Люся молча смотрела, автоматически поглаживая тонкими пальцами никелированную поверхность ножа. Медлила, словно собираясь с духом. Проткнув котлету вилкой, Павлик разметал гастрономическую красоту по тарелке и наконец-то заметил бездействие своей дамы.

– Что-то не так? Почему не ешь?

– Не хочу.

– Ты не владеешь ножом?

– Владею. Просто не хочу. Я уже сыта.

Жебет поперхнулся – кусок застрял у него в горле. Глаза выкатились, округлились еще больше. Он шумно задышал, раздувая ноздри, и, наконец, просто шарахнул пухлым кулаком по столу. Люся вздрогнула и, почувствовав на себе взгляды любопытных посетителей, втянула голову в плечи.

– Я… сказал… ешь. Ешь . Я сказал, – оглушающим шепотом приказал Павлик.

– Я не хочу.

– Ешь! – взвизгнул побагровевший Жебет.

Петрова с искаженным от ужаса лицом схватилась за нож – бросила. Потом – за вилку. Зажала побелевшими пальцами и ткнула с закрытыми глазами в ненавистную котлету. Не попала – только разметала в разные стороны рисовые пригорки. Отчаянно смутилась, стала собирать по скатерти брызнувшие во все стороны рисинки. Только бы не поднимать головы – не смотреть ни на Павлика, ни на заинтересованных официантов, ни на откровенно развернувшихся в ее сторону гостей ресторана.

– Почему вы не ушли? – Не знаю. Дура потому что. Стыдно было, все смотрят. Неудобно. Мрак, в общем.

Люся еле дождалась вечерней программы: верхний свет потушили, и на сцене появилась грудастая певица с широкой бархоткой на шее. Зал взревел – знаменитую одесскую шансонетку Раю Пизанскую обожали. Как и предполагал ресторанный репертуар, одна за другой лились песни о несчастной любви, об ушедшей юности, о постаревшей маме, о коварной подруге и, конечно, о родине. Рая рыдала в микрофон и в особо трепетные минуты закрывала глаза. Потом, якобы не справляясь с нахлынувшими чувствами, удалялась к клавишнику, где закуривала сигаретку и томно выпускала дым в сторону кулис.

Особенно Рая нравилась восточным мужчинам, щедро раскидывавшим по сцене четвертаки. Пара точных бросков – мадам Пизанская подавляла в своей могучей груди рвавшийся наружу стон и возвращалась к благодарной публике, исполняя на бис сначала песню о маме, потом – об убитом бойце и, наконец, снова о родине.

Жебет слушал известную шансонетку с надменным выражением лица, помня, что кабацкая музыка есть воплощение безвкусицы и пошлости. Экивок в сторону бабушки. На самом деле Рая ему понравилась, но признаться в этом Павлику было не под силу. Намеренный разделить с Петровой впечатления, он обернулся, но ничего, кроме осиротевшего стула, не обнаружил. Растерялся. Вскочил. Бросился к выходу. Запаниковал, что ушла. А Люся просто стояла в вестибюле и смотрела сквозь огромные витрины на дождь.

– Ты что? – заволновался Жебет. – Уходить собралась?

– Нет, – тускло ответила Петрова. – В зале очень громко и накурено.

– Еще мороженое осталось.

– Хорошо, – еще бесцветнее согласилась Люся.