Владетель Мессиака. Двоеженец - Ксавье де Монтепен

— Буду служить, но тебе не следует этого опасаться. Забудь все, и я забуду.

Госпожа Эрминия де Сент-Жермен бросилась на шею брата со словами:

— Ты добрый и честный человек!

В эту минуту кто-то постучал в дверь. Красивая и стройная субретка показалась на пороге с докладом, что граф д'Эспиншаль желает поговорить с кавалером Телемаком де Сент-Беатом.

«Это очень счастливый случай», — подумал Телемак.

— Просить графа в зал, — сказала Эрминия. И, ласкаясь к брату, шепнула ему:

— Ты мне обещаешь сохранить тайну?

Кавалер дал без колебания утвердительный ответ и вышел в зал, где его уже ждал граф.

Оставшись одна, Эрминия приказала субретке, что ее для Каспара д'Эспиншаля нет дома, отворила шкаф и, войдя в него, прислонила ухо к стене. Таким образом ни одно слово из разговора кавалера с Каспаром д'Эспиншалем не минуло ее уха.

XVII

Прошло восемь дней. Гасконец наш стал неразлучным товарищем Каспара д'Эспиншаля. Граф сделал его начальником вооруженных людей и губернатором замка Мессиак; ключи от башни Монтейль тоже были ему переданы, и кавалер мог теперь самолично удостовериться, что весь сераль ославленного Каспара д'Эспиншаля составляла одна Инезилла, готовая клясться (если бы нашелся охотник слушать ее клятвы), что ни граф, ни новый губернатор не удостоились ее внимания и сочувствия. Между прочим она заявила, что бросила Бигона за его скупость и ревность и чувствует к нему непреодолимое отвращение.

Владелец Мессиака так переменился, что его трудно было узнать. Неизвестно отчего, потому ли, что совершенно доверился кавалеру, или чересчур поддавшись печали, только жил он запершись в своих комнатах, показывался очень редко, всегда с нахмуренным лицом и резкой речью.

Дон Клавдий-Гобелет, Мальсен и Бигон, пользуясь этим удалением графа, позволяли себе самые непозволительные вещи. Избегая надзора нового губернатора, достойная компания перенесла свои ночные заседания в домик, лежащий неподалеку от замка, приобретенный нарочно с этой целью Бигоном.

Мамртинка управляла этим домиком, а Бигон, глядя на нее, уже не жалел, что потерял Инезиллу.

Эвлогий совершенно не показывался. Казалось, текла мирная жизнь. Но в действительности этого не было. Вокруг Мессиака господствовало скрытое волнение. Давно уже прошло то время, когда вассалы в безмолвной покорности склоняли головы под ярмо своих сеньоров.

Ришелье недаром пятнадцать лет работал, уничтожая самовластие магнатов. Фронда покрыла позором и возбудила насмешки над страшной еще недавно силой дворянства; муниципалитеты городов, на развалинах феодализма, росли и расширялись, приобретая с каждым днем все большее и большее значение.

Убийство Шандора возбудило всеобщее негодование; все подозревали Каспара д'Эспиншаля. Ходили слухи, будто в Риом президентскому суду подана на него жалоба. Послана была депутация к де Селансу — популярнейшему из окрестных магнатов. Но де Селанс ответил, что совершенно ничего не знает об этом деле; он только слышал, что его люди напали на Каспара д'Эспиншаля; многие из них, и в том числе Шандор, были убиты, но такая участь вполне ими заслужена, так как они совершили нападение на большой дороге подобно разбойникам. Ему, де Селансу, следует самому просить извинения у Каспара д'Эспиншаля, а не обвинять благородного графа.

Де Селанс после этого написал длинное письмо Каспару д'Эспиншалю, исполненное ловких уверток и софизмов, в котором он категорически отказывался от всякого участия в деле на Алагонском мосту и приглашал благородного графа в замок Селанс на празднества по случаю замужества дочери с Гастоном де Камилак, известным сеньором, обладателем двенадцати апостолов.

Каспар д'Эспиншаль только улыбнулся, прочитав это свадебное приглашение, и ответил де Селансу, что, будучи нездоров, не может принять приглашение, но просит принять его поздравления и пожелание счастья всей фамилии в замке де Селанс.

Эта маленькая комедия не имела последствий. Каспар д'Эспиншаль искренне отказался от мести за дело при Алагоне. И удивительная вещь! Он ни разу в разговоре с Телемаком де Сент-Беатом не упомянул о госпоже Эрминии де Сент-Жермен, и гасконец думал, что это происходит от досады и печали, что Эрминия отказалась принять графа в бытность его в Клермонс.

Но Телемак де Сент-Беат ошибался. Каспар д'Эспиншаль не думал об Эрминии. Перед глазами его постоянно носился прекрасный образ упавшей в обморок на его руках Одилии.

Он думал об одном: как бы ему увидеть еще раз прекрасную и кроткую девушку. Новая любовь всецело овладела его сердцем. В нем постоянно господствовала борьба страстей и желаний; сердце его разрывалось от тяжелых и затаенных мук.

Владельцы Мессиака и Шато-Морана взаимно верно ценили друг друга, и Каспар д'Эспиншаль чувствовал, что его любовь к Одилии — его несчастье; граф Шато-Моран человек железного характера, а он, Каспар д'Эспиншаль, не способен согнуться перед чужой волей. Что же ему оставалось, пожираемому безнадежной страстью, чтобы выйти из своего отчаянного положения? Одно самоубийство, и он серьезно думал об этом отчаянном шаге.

Но прежде он пожелал увидеть девушку еще раз; увидеть, чего бы это ему ни стоило, даже если бы пришлось умереть от стыда под холодным презрением красавицы и ее отца. А так как любовь всегда нуждается в посреднике и друге, Каспар д'Эспиншаль доверил свою тайну Телемаку де Сент-Беату, высказав откровенно как свою безграничную любовь, так и причины ненависти, разделяющей их дома.

— Кавалер! Скажите мне, что делать? Посоветуйте! — закончил граф свою неожиданную исповедь. Для гасконца, серьезного и исполненного благородных чувств, подобное доверие пришлось совершенно по сердцу; он обрадовался, что новая любовь не давала ни малейшей надежды осуществиться планам его сестры.

— Вражда, наследованная от предков, — ответил он, — по моему мнению, есть варварство. Ваши отцы, правда, ненавидели друг друга, но это вовсе не причина, чтобы и вы, в свою очередь, пылали такою же ненавистью. Граф Шато-Моран не обидел вас ничем, вы его лично тоже не оскорбили. Следует вам поэтому смело отправиться в его замок и сказать прямо: предки наши враждовали, нам остается лучшее — примириться. Думаю, в ответ граф Шато-Моран протянет вам руку; он, насколько известно мне, господин благородный, умный, исполнен деликатности и совестливости.

Граф Каспар д'Эспиншаль печально потряс головой:

— Нет, вы ошибаетесь! Принять меня своим зятем Шато-Моран никогда не согласится.

— На чем основано ваше убеждение?