Чаша гладиатора - Лев Кассиль

Впрочем, иногда ему приходится оттуда, из-за их спин, давать некоторые пояснения. Потому что он, по его мнению, конечно, лучше, чем Ксана, знает, какими именно достопримечательностями города надо потчевать приезжего.

— Вот тут у нас кино, — сообщает Ксана. — А там парк. И летний театр. Там летом музыка играет. И драматические артисты выступают из района.

— А тут уже скоро будет пристань речная. Пароходы будут ходить пассажирские, — дополняет из-за ее спины Сеня.

— И лодки будут, чтобы кататься.

— Не только, чтобы кататься, а и гоняться на скорость, — добавляет Сеня.

— Вам… то есть тебе… наверное, все таким странным кажется у нас с непривычки? — продолжает Ксана.

— Пожалюйста?

— Я говорю, тебе с непривычки многое странно.

— Нет. Зачем стрганно? Очень хоргошо… Мне у вас нргавится. Тихо.

— Это только сейчас, а вот скоро гулянье начнется, — объясняет Ксана. — А вон там Дворец шахтера. Там у нас танцы бывают.

— И научные лекции, — спешит добавить Сеня, чтобы приезжий не подумал, чего доброго, будто сухоярцы только и делают, что ходят в кино и танцуют. Докладчики приезжают из общества пы-рыс-пы-рыс-ты-ры-не-нию знаний, — благополучно перебравшись через шесть «ы», которые ставили все сухоярские мальчишки в этом слове, отбарабанил Сеня.

— А это там с кргестом — цергковь? — поинтересовался Пьер.

— Да, тут у нас еще старая церковь. Троицкая, — сказала Ксана.

— А тебе бабушка часто туда ходить пргиказывает? — спросил вдруг Пьер.

— Куда? — не поняла Ксана.

— Ну, в цергковъ. Нас в пргиюте все время водили.

— Моя бабушка сама сроду в церковь не ходит! — возмутилась Ксана, краснея.

Сеня попытался вразумить приезжего:

— У нее бабушка знаешь кто? Председатель исполкома. Почти всех главнее. А ты говоришь, в церковь. Чего она там не видала?

— А твоя бабушка богатая? — спросил Пьер у Ксаны.

— Как так — богатая? Что она, капиталистка, что ли? У нас так и не выражаются: богатая… богатая… Получает она, и дед Богдан работает. И вполне даже хорошо хватает.

— Ну у вас, например, есть авто?

— Ты про машину, что ли? — вмешался Сеня. — Ясно, есть! По работе! Раз она председатель исполкома! У нее «Победа»-козлик, на высоком шасси, спецсборки. Немного еще прошел. Тысяч двенадцать километров, не более. Хорошо ходит!

Пьер стал смотреть на Ксану с явным уважением.

Она поспешила сменить направление разговора:

— Вон там у нас музыкальная школа. Мы туда с Милкой второй год ходим.

— А вон там, на Красношахтерской, милиция, — со своей стороны сообщил Сеня. — Где часовой стоит, там тоже… понял?

Вдали, над крышами, в воздухе, стремительно наполнявшемся тенями ранних весенних сумерек, ярко разгоралась большая алая звезда.

— А что это там светится кргасиво? — поинтересовался Пьер. — Тоже кино?

— Какое там на руднике может быть кино! — Сеня снисходительно поглядел на него из-за спины Ксаны. — Ты думаешь, у нас кино только везде?.. Там у нас шахта самая лучшая. «Безводная-Новая» называется. Самого Никифора Колоброда шахта.

— Колобргода?.. Он есть кто? Хозяин-директор?

— Ну не директор… И не хозяин, ясно! А самый знатный человек. Его даже в Москве все знают. Один раз даже в журнале «Огонек» его портрет напечатали. На все цвета фото было. На самой обложке спереди! И в газетах часто.

— О, большой пргедпргиниматель!

— Как это — предприниматель? — Теперь уже пришла очередь не понимать Сене.

— Ну, что ты… ргусского языка не знаешь? — удивился Пьер. — Это мне можно, а тебе уж непргостительно.

— Не понимаю я такого твоего русского языка.

— Я тебя, кажется, ясно спргашиваю: он есть кто? Кргупный пргомышленник?

— Конечно, крупный: его бригада самая первая. И промышленник, верно. Он знаешь как работает? По добыче всех кругом уже на сто семьдесят пять процентов обогнал.

— Других конкургентов, тоже владельцев? — опять задал непонятный вопрос Пьер.

— Ксана, — взмолился Сеня, — скажи ему ты! А я что-то не пойму никак, про чего это он…

— Правда, Пьер, ты объясни, — сказала Ксана. И Сеня снова зашел покорно за ее спину.

— Ну, он очень богатый, навергно? — пояснил Пьер. — Богаче всех у вас.

— Что ты все «богатый, богатая»!.. — Сеня уже чуть не рассердился. — Что, мы в его сберкнижку подсматривали, что ли!.. Ну ясно, прилично имеет. И премиальные еще. У них так вся бригада выгоняет. И живут культурно. В новом доме. Пол везде паркетный, а в кухне плиточками, как шашки. И скоро еще водопровод пустят. Их улица на первой очереди.

— Ты сказал, Колобргода? А эта девочка, как ее… Миля, где мы будем гости, она тоже Колобргода?.. Она есть его кто?

— Дочка она его родная.

— Ой! — Пьер даже приостановился, принявшись озабоченно разглядывать себя с ног до головы. — Это будет некргасиво так. Я не знал совсем. Я не экипи… надо переодеваться. Это будет не так комильфо… неудобно.

— Да брось ты — удобно, неудобно!.. — успокоил его Сеня. — Он знаешь какой, Никифор Васильевич! Он свой совсем. Сам увидишь. А хочешь, вон дойдем до того угла? Там, на Первомайской, щит почета стоит. И его портрет есть.

Но до Пьера дошло только одно слово: «почета».

— Ого, — протянул он с уважением. — Почетный… доннер… Почетный кавалер он?

— Сам ты, я вижу, кавалер! — нарочито громко захохотал Сеня и, чуть ступив вперед, насмешливо заглянул Ксане в лицо. — У нас так про это редко когда говорят. Это кто танцует, тот у нас кавалер. А Никифор Васильевич Герой Соцтруда. Звездочку золотую имеет. И орденов еще целых четыре. А медалей еще сколько!..

— Генерал?

— При чем тут генерал? Хватит с тебя, что он самый знатный шахтер

— Пргосто только шахтер?

— Дурные у вас там, что ли, все за кордоном, за границей?.. — Ксана укоризненно обернулась на Сеню. — А чего он говорит: «просто только». Вот полазил по штрекам и лавам да порубал бы, тогда и говорил бы: «просто только». Ты пойми: он знаменитый бригадир…

— А-а, — успокоенно согласился Пьер. — Бргигадирг!.. Это-тоже гран… большой офицерг.

Сеня махнул рукой. Так, видно, ничего и не понял этот закордонный…

— А вот мы и пришли, — сказала Ксана. — Вон в том новом доме Мила живет. Они недавно переехали.

Сурик Арзумян уже поджидал их. И в чистеньком подъезде большого светлого дома, построенного из плитняка, гулко, на всю лестницу, трижды просалютовала вдогонку гостям дверь с тугой новенькой пружиной.

Глава XI

Огорчение номер три

Ко дню рождения Миле Колоброда отец и мать подарили ручные часы. Это были первые в жизни собственные часы у Милы. Течение времени, ранее незаметное, теперь вдруг чрезвычайно осмыслилось для нее. Она почувствовала себя хозяйкой времени, имеющей возможность когда угодно отмечать его ход. И приятно было ощутить себя включенной в это общее движение и знать, что вот тут на руке, наперегонки со стуком пульса, тикает маленький механизм, и стрелки на узком циферблате показывают тот же час, который объявляют по радио, о котором возвещают и гудок на шахте, и часы на углу у Первомайской.