Пятнадцать ножевых - Алексей Викторович Вязовский

все, начиная с двери. Дуб, не иначе. Скромная латунная табличка с надписью «проф. Шишкин Н.Е.». Прямо как предупреждение — ты уверен, что пришел куда надо?

Позвонил. Хорошая звукоизоляция, не слышно ничего. Я на секунду даже засомневался, может, не работает? Но пока я стоял с поднятой рукой, думая, нажать ли кнопку повторно, щелкнул замок, дверь совершенно беззвучно открылась и меня встретила дочь профессора, Елизавета Николаевна, одетая в приталенное синее платье, излучавшее флюиды капиталистического происхождения.

— Давай, подержу, — она забрала у меня принесенные дары, пока я снимал пиджак и разувался.

Что сказать, годная прихожая. Не очень крупная, десяток внезапно понаехавших родственников не разместить, но просторная. Ответвление слева ведет на кухню, справа две двери в комнаты, слева еще одна, а на горизонте обнаруживаются двери сортира с ванной и еще один поворот налево.

Умеет наше государство ценить свои научные кадры, особенно те, которые обслуживают руководящие организмы высшего ранга — не дай бог хирург не выспался в коммуналке и рука дрогнет. Паркет, двери, лепнина на потолке. Чтоб я так жил! Удивительно, что меня не только пригласили к этим ребятам, которые чуток равнее других, но и на порог пустили. Кому я тут пыль в глаза пытаюсь пустить швейцарскими часами и тортиком из «Праги»?

Успокоился я быстро. Роскоши я насмотрелся вдоволь. Да меня убили в частном доме с лифтом, в котором будка охранника круче этой квартиры! Улыбнулся Шишкиной, которая какая-то нервная была. Видимо, родители ей мозг на мой счет повыносили здорово:

— Я понял, Елизавета, зачем вы меня позвали, — и добавил, когда она вопрошающе широко открыла глаза: — Хотите в рабство захватить, чтобы я вам паркет натирал.

Эта шутка не сильно развеселила девушку. Пришлось вспомнить анекдот из будущего:

— Два друга — хирург и анестезиолог проработали в одной операционной двадцать лет вместе. И вдруг хирург умирает. Прямо на пересменке в больнице. Анестезиолог его оплакивает, хоронит. После чего во сне к нему является друг и говорит: «Привет! У меня две новости. Хорошая и плохая. Начну с хорошей. Я попал в рай! Тут тоже операции проводят — черти грешников лечиться присылают. Начальников нет, историй болезни нет, планов по койкодням тоже нет.

Лиза начала неуверенно улыбаться. Ага, сдвинулся лед!

— Ну а плохая какая? — спрашивает анестезиолог.

— Я тут график на неделю смотрел. 15-го мы с тобой опять дежурим.

Подруга сначала улыбнулась. Потом до нее дошло, она звонко засмеялась.

***

А вот и мама. Интересно, она наблюдала в щелочку, когда я буду готов, или это уже инстинкт такой выработался? Что сказать? Видная женщина, со сложной прической. Я пригляделся — дочки вся в нее. Только если младшая сестренка Лизы еще не сформировалась, а старшая блистает молодостью, то здесь у нас вариант укоренившийся и достигший величия. Глядя на таких дам, иногда даже возникают сомнения, работает ли у них пищеварительный тракт тем же образом, что и у остального человечества.

— Андрей, познакомься, это моя мама, Анна Игнатьевна, — сказала у меня за спиной Лиза. Мне показалось, или у моей подруги в голосе писк прорезался?

—Здравствуйте, — молвила хозяйка и протянула мне руку. Смутить меня решила? Ну-ну. Я согнул позвоночник на нужный угол и изобразил чмоканье воздуха над рукой. Обучены, знаем.

— Рад знакомству, — я только ножкой не шаркнул. Шишкина тут же, как по сигналу, сунула мне в руку букет. — Это вам.

Анна Игнатьевна явила милость и цветы приняла. Впрочем, выражение лица у нее при этом было, будто я потырил в анатомичке кусок мертвеца и принес ей. Не впечатлилась, короче. Фигня, не страшно. В мою руку легла бечевка, которой была перевязана коробка с тортом. Я начал движение, чтобы вручить кулинарное изделие, но меня опередили:

— Спасибо, Андрей. Лиза, отнеси на кухню, пожалуйста. И цветы в вазу поставь.

Я хренею, дорогая редакция. Да тут снобизма на десяток нуворишей из моего времени хватит. Интересно, ей раньше чем с пятого раза зачет хоть кто-нибудь сдать может? Посмотрим на папу. Если и он из этой же породы, то девочку мне просто жалко. Или спектакль для меня, наглого провинциала? Надеется, что я испугаюсь и убегу? А если поймут, что это не прокатит, подкупить попробуют? Или угрожать будут? Но пообедать ведь дадут? Не сразу выгонят?

Я секунду постоял, наблюдая, как Анна Игнатьевна двигается по главному фарватеру прихожей и двинулся за ней. Отдельного приглашения, наверное, для меня не припасли. Путь наш завершился в столовой. Скорее всего, так можно назвать эту комнату. Посередине круглый стол, накрахмаленная скатерть, приборы... рупь за сто — серебро. Ну, и фарфор с хрусталем, наше всё в это время. Почему-то подумал: завались сейчас это великолепие, вот грохоту будет.

Я, не дожидаясь приглашения, сел у стены. Хорошие стулья, прямо вот веет качеством от них. Точно не в мебельном на углу куплены. Сидишь и потихонечку начинаешь чувствовать себя человеком. Но демонстрировать фронду было некому: хозяйка исчезла быстро.

Пришла Лиза, поставила какую-то снедь на стол, улыбнулась подбадривающе. А вот раньше рассказать, что мама тут самая главная и взглядом способна замораживать кубометр воды в секунду, нельзя было. Хотя что это меняет?

Поскучал минут пять, не больше. Надоело, встал, начал рассматривать картины на стенах. Я сам не специалист, конечно, меня все эти «измы» трогают мало. Ну картина, и что?

—Интересуетесь? — мужской голос за спиной. Вполне доброжелательный. Отыгрывает доброго полицейского? Или на самом деле нормальный? С виду ничего страшного. Простое лицо, прическа аккуратная, волосок к волоску. Виски седеть начали. Нос совершенно не аристократический, рабоче-крестьянский, картошкой. А вот взгляд пристальный, не совсем гармонирует с открытой улыбкой. Ну, простые ребята в ЦКБ карьеру не делают. Так что радушие может быть напускным.

— Не очень, — признался я Николаю Евгеньевичу. Имя я знал. А других мужиков вроде не намечалось. — Вот это на Кустодиева похоже, — показал на толстомордую купчиху возле самовара. — А он это или нет, не знаю.

— Копия, — признался Лизин папа. — Очень хорошая, но все равно, не оригинал. Поэтому и подписи художника нет. Здесь, — он показал на стены, — всё копии. Саврасов, Айвазовский, Кустодиев, Анненков. Но у меня в кабинете, — заговорщическим тоном признался он, — есть эскиз Фалька. Оригинал.

Фамилию я слышал, но кто, чего, и зачем — ни в зуб ногой. Я изобразил как мог, восхищение коллекционерским успехом хозяина. Собиратели, они... немного