Россия в обвале - Александр Солженицын

Но если Конституция 1993 ещё считается действующей, то по её статье 5 «все субъекты Российской Федерации между собою равноправны» — а значит и равнообязаны? Федеративное устройство России должно быть справедливым полнейшим равенством всех «субъектов Федерации» (что неотносимо к «национальным округам», разрушающим конструкцию и своих регионов).

А если статья Конституции забыта, а статья Уголовного кодекса кем-то предусмотрительно смазана, — то не следует ли принять чёткий — Закон о равенстве наций в России.

Он мог бы быть сформулирован, например, так:

"1. На территории России все нации, относящиеся к её историческому составу, равны во всех правах и во всех обязанностях. (Это не относится к гражданам стран СНГ, переселившимся в Россию после 1991 г. Можно дополнить особым договором с Украиной, что русские на Украине, как и украинцы в России, — полноправны и не подлежат никаким ограничениям. А с Белоруссией как будто намечается единый союз?) Все нации имеют право на беспрепятственное развитие своей национальной культуры, образования, языка. Их культурные нужды финансируются государством пропорционально численности народов и народностей.

2. Это равенство включает в себя право любого постоянного российского жителя на занятие любых должностей — по выборам или по назначению — только по соображениям профессиональной пригодности. (Незнание местного языка не может быть ограничительным условием, достаточно прочного знания общегосударственного языка.)

На всей территории России всякое назначение или отвод в назначении, совершённые по этническим соображениям, попадают под действие Уголовного кодекса РФ как "унижение национального достоинства"".

20. «РУССКИЙ» И «РОССИЙСКИЙ»

Хотя русские составляют, по последней переписи, в РСФСР-России 82 % (не во всякой однонациональной стране такой определительный перевес) — они расклочены по автономиям и даже там, где составляют большинство, находятся ныне в положении меньшинства, а реально и меньших прав: лишены тех, которые предоставлены титульным нациям. (Можно ожидать, что при нынешнем жёстком неравенстве в автономиях — в предстоящей переписи 1999 многие русские запишутся под «титульных», изменится и общая доля в населении). Тем более у русских нет, как у других российских наций, своего отдельного, «республиканского» голоса в государственном управлении и в законодательстве.

Однако если посмотреть глубже, то тут-то наше роковое историческое наследие — объемлющей нации. Получи мы сейчас все эти государственные права наряду с автономиями — и России не станет, развалится. Здесь та грань, по которой «русский» за века уже срослось с «российский». И разобраться в этом сращении требует заботливого внимания.

Малоизвестно, что пристальное обсуждение этой проблемы всплыло в России в 1909. И не мудрено, что всплыло: после ликования российского образованного общества при русских поражениях под Мукденом и в Цусиме (петербургские студенты слали микадо поздравительные телеграммы); после революционных (грозно-предупреждающих!) сотрясений 1905-06: после того, что даже царский манифест 17 октября 1905 об установлении законодательного представительства был встречен только взрывом насмешек образованного класса и над русской исторической властью, и над самим понятием «русский». 1909 год добавил ещё и чувствительное поражение российской дипломатии на Балканах (аннексия Боснии и Герцеговины Австрией при униженном согласии России), удар по ещё не угасшим тогда, ещё дображивавшим панславистским претензиям.

Ведущее место в тогдашней дискуссии заняла петербургская газета «Слово». Дискуссию открыл Пётр Струве — и удивительно, что нисколько не устарело процитировать его здесь почти через 90 лет.

То была статья «Интеллигенция и национальное лицо» («Слово», 10.3.1909) — уже в названии мы видим, что эти два явления застигнуты автором в противостоянии. Струве писал: «Русская интеллигенция обесцвечивает себя в российскую… безнужно и бесплодно прикрывает своё национальное лицо», а «его нельзя прикрыть». Национальность есть нечто гораздо более несомненное [чем раса, цвет кожи] и в то же время тонкое".

«Не пристало нам хитрить [с русским национальным чувством] и прятать наше лицо… Я, и всякий другой русский, мы имеем право на эти чувства… Чем ясней это будет понято… тем меньше в будущем предстоит недоразумений».

Читано? не читано? Но все эти «недоразумения», а точней — уничтожающие конфликты, мы обрели на нашем 90-летнем пути, не пропустили.

В дальнейшей дискуссии напоминалось: Такую империю нельзя было создать одной физической силой, — но и нравственной мощью". И призывали не стыдиться — «национализма строительного, государственного».

Однако: стыдились. Десятилетиями. Именно под сенью империи — стеснялись, стыдились русские интеллигенты называть и даже сознавать себя отчётливо «русскими». Но, кажется, теперь — достигнутые российскими нациями права упраздняют поводы для этой стеснительности.

В той дискуссии 1909 года удивительным образом просверкнула решающая постановка вопроса, как только мы можем и сегодня задуматься и искать, — и в этом же поиск предлагаемой тут читателю работы: ""Государственная" справедливость не требует от нас национального безразличия". "Как не следует заниматься «обрусением» тех, кто не желает «русеть», так же точно нам самим не следует себя «оброссиивать», тонуть и обезличиваться в российской многонациональности". «Попытка обвеликороссить всю Россию… оказалась гибельной для живых национальных черт не только всех недержавных имперских народностей, но и прежде всего для народности великорусской».

Вся нынешняя (наросшая от запущенности) сложность «русского вопроса» в этом и состоит: как решить его не в противоречие и не во вред «российскому».

* * *

Раздаются голоса: «Россия для русских!» Но это — ошибочный, деструктивный лозунг (как и «Татарстан для татар» или «Якутия для якутов»). Так же как и «Русская республика» в составе РФ: это — толчок к расколу и развалу, на русских же лежит единоскрепляющая государственная обязанность. Без русских — и России не быть.

Бесцельны и разговоры о «самоопределении» для русских. «Право наций на самоопределение» настоятельно прокатывалось по всей Европе с Первой Мировой войны, больше всех им сотрясали большевики, затем (16.2.66) оно утвердилось и в ООН (в путаном противоречии с тем, что ведь принцип самоопределения полностью отрицает принцип «нерушимости границ»). Однако в сегодняшней России самоопределение русских означало бы и самоотделение их ото всех остальных народов России, то есть развал нынешнего государства. И на этом лозунге — настаивать нам не приходится. Как искать для русских своей государственности — если мы сами и создали вот такую, многонациональную? Даже и национальное «пропорциональное представительство» во всех органах власти России уже тоже неосуществимо.

Однако русские стали ныне разделённой нацией — как нововозникшими границами СНГ, так и внутри самой России: разделённой по автономиям, зажившим по разным законам. И государство, где русские составляют стержневое большинство, — обязано ли защитить также интересы русских или заглушить их?

Забота о равных правах для русских не есть русский национальный эгоизм. Бремя обёрнутого национального неравенства разрушительно налегает на российскую государственную конструкцию в целом. А русский народ в России — государствообразующее ядро, и без него никому не посильно нести ответственность за сохранность государства.

Судьба русского народа определит и судьбу России.

НЕПРИМИРИМОСТЬ

21. БОЛЬШЕВИЗМ — И РУССКИЙ НАРОД

Стыд российского образованного класса ото всего русского, отмеченный в дискуссии 1909 года, был после Октябрьского переворота динамично развит сокрушающей стратегией Ленина на полный разгром русского национального сознания (как политического конкурента большевизму). Уже на X съезде ВКП (б) (1921), ещё не отдышась от Гражданской войны (и в продолжение её), объявили «главной задачей партии в национальном вопросе» — борьбу против «великодержавного шовинизма», который, по Ленину, «в 1000 раз опасней любого буржуазного национализма». В партийном письме Ленина конца 1922, предсмертном (и зачитанном на XIII съезде вместе с его «политическим завещанием»), значилось: «море шовинистической великорусской швали» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, с. 457–460). Не только не надо соблюдать формальное равенство наций, но осуществить «тако[е] неравенств[о], которое возмещало бы со стороны нации угнетающей», "так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда)", — возмещало бы, что" можно получить с неё в пользу наций малых. В последовавшем с 1923 размежевании административных границ — к национальным автономиям пришивали, прикладывали целиком русские уезды и волости. В союзных республиках стали проводить (вопреки декларированному, желаемому и якобы уже близкому «отмиранию», «слиянию наций» всех): удаление русских из государственного и партийного аппарата. (Напротив, на Западе и посегодня многие уверены, что Ленин стремился «русифицировать окраины».) В идеологическом пространстве подвывал и Луначарский: «Идея патриотизма — идея насквозь лживая» (А. В. Луначарский. О преподавании истории в коммунистической школе. Пг, 1918, с. 6); «преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т. д. должно быть отброшено; преподавание истории, жаждущей в примерах прошлого найти хорошие образцы для подражания, должно быть отброшено» (А. В. Луначарский. — В сб.: Проблемы народного образования. М., 1923, с. 103). И все 20-е годы десятки партийных ораторов и сотни услужливых перьев на все лады изощрялись в насмешливых проклятьях «русопятам», «русотяпам», «русопетам», «мы расстреляли толстозадую бабу Россию», «а может, лучше было не спасать» Россию Минину и Пожарскому? и т. д., неперечислимое множество таких мерзостей.