Найти то... - Дия Гарина

– Да уж. Остаться здесь куда меньший риск, чем спуститься вниз и попасть в наводнение. Тут и опасности почти никакой. Медведи и те себя смирно ведут. В смысле не попадаются на глаза. Ай!!! Зар-раза!!!

Витька взвился как ошпаренный, схватившись рукой за левый глаз.

– Что, Витя? Что?! – немедленно подскочила к нему моя ненаглядная супруга и попыталась отвести его руку от лица, – Что случилось? Дай посмотрю!

– Черт! Укусил кто-то. Прямо в глаз!

– Не бойся, не в глаз, – уверенно заявила Ольга, внимательно осматривая сдавшегося ей на милость Курицына, – Всего лишь рядом с глазом. Неужели так больно?

– У-у-у! Еще как.

– Погоди, Витя, я сейчас, – Ольга сорвалась с места.

Н-да. Какая трогательная забота о друге мужа! Вон уже и платок успела в чае остывшем намочить – к глазу Витькиному прикладывает. За мной бы, небось, так не ухаживала… И я подозрительно воззрился на них, пытаясь угадать: не таилось ли за трогательной сценой "врач-пациент" нечто большее. Но долго наблюдать мне не пришлось – был услан в палатку за походной аптечкой.

Когда улеглась суета, мы еще раз обсудили опасность, которой можем подвергнуться во время стихийного бедствия, и на всякий случай укрепили растяжки палаток. После чего с чувством выполненного долга пошли спать, наложив негласное табу на разговоры о смутных предупреждениях Андрея. И когда я попытался шутить по этому поводу, никто не поддержал моего игривого настроения, катая в голове одну единственную мысль "А проснемся ли мы завтра утром?"

Я широко распахнул глаза, пытаясь разглядеть в кромешной тьме хоть какой-нибудь ориентир. Сон, поджав хвост, стремительно ретировался из моей головы, оставив после себя странное полублаженное состояние. Интересно, что же все-таки меня разбудило? Движение? Шум? Я насторожено прислушался, но ничего кроме мирного похрапывания Витьки не нарушало ватной тишины, со всех сторон окружившей палатку. Странно. Я не смог различить ни единого звука. Ни свиста ветра, ни шелеста дождя, под которые мы так сладко заснули. Тайфун отменяется? Синоптики опять гадали не на той кофейной гуще? Или это затишье перед бурей?

На всякий случай я решил установить связь со своим внутренним голосом, который в последнее время довольно часто подавал дельные советы. Но на этот раз ничего в себе не обнаружил. Ничего… Кроме пугающей пустоты, медленно и неотвратимо стягивающейся холодной удавкой вокруг почему-то зачастившего сердца. В голове еще успела мелькнуть мысль о том, что полностью затянувшаяся петля может стать мне пропуском на тот свет, прежде чем я был погребен лавиной страха, обрушившейся на меня из неведомых высот. Нет, не страха – первобытного ужаса, который не оставляет в душе места для чего либо иного.

Тело выгнулось дугой, готовое выложиться до конца в безнадежной попытке спастись, руки не расстегнули, а разорвали молнию спальника, и я вскочил, даже не вспомнив, что высота палатки на такое неадекватное поведение абсолютно не рассчитана. Натянув головой брезентовую крышу, я заметался в поисках выхода, давясь подкатывающими к горлу комками страха. Скорее вырваться отсюда и бежать, бежать, бежать..! И тут в глаза мне бросилась рассекшая непроглядный мрак едва заметная светлая полоска. Она все расширялась и расширялась, пропуская в палатку сырой холодный воздух вместе с белесыми щупальцами тумана, пока не превратилась в довольно приличную щель. Упав на четвереньки, я кинулся к спасительному выходу из тьмы и ужаса, натыкаясь по пути на что-то шевелящееся, вскрикивающее и, вырвавшись из палатки в затянутый туманной пеленой окружающий мир, с быстротою гоночного "болида" понесся прочь. "Прочь, прочь отсюда, – мелькали в сознании неясные обрывки, – Бежать, бежать и не останавливаться. В этом твое спасение".

До сих пор не понимаю, как я не переломал себе ноги в серой мгле, которая лишь перед самым моим приближением обнажала то черные кусты, то искривленные деревья, то нагромождения каменных обломков. Безумие схлынуло так же внезапно, как и накатило. Легкие разрывались от невозможного бега и я, призвав на помощь, просыпающийся разум, сумел, наконец, затормозить. На самом краю хорошо знакомого мне обрыва. Па-ба-ба-бам.

Не успел я отдышаться и начать мыслить логически, как услышал чуть в стороне треск сминаемых кустов и громкое надсадное дыхание. Неожиданный порыв ветра на долю секунды расчистил пространство от тумана и я увидел, как к обрыву на бешенной скорости прет Витька, с энергией обезумевшего танка сметая все на своем пути. Понимая, что кричать бесполезно, потому что он, скорее всего, полностью невменяем (точно так же как я пару минут назад) я рванулся наперерез, моля бога, чтобы не споткнуться. Мой толчок, помноженный на инерцию и скорость, должен его свалить, несмотря на разницу в весе, надо только зайти под нужным углом. А потом я уж как-нибудь сумею развернуть Витьку в другую сторону, в конце концов, ему сейчас все равно куда бежать. Вот именно, что "все равно"! По закону подлости, когда до нашего столкновения на краю обрыва оставались считанные секунды, ничего не соображающий Курицын неожиданно изменил направление, и мы столкнулись грудь в грудь.

Дополнительные двадцать килограммов Витькиного веса не оставили мне ни единого шанса. Ноги оторвались от земли, и я скорее ощутил, чем увидел, как в полном соответствии с законами физики меня выносит за кромку обрыва, до краев заполненного медленно текущим туманом. Я почувствовал, как расступается подо мной воздух и, успев подумать о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, полетел вниз. К счастью полет этот был не долгим: из серого киселя мне навстречу рванулся горизонтально торчащий древесный ствол, выбивший из меня при столкновении весь воздух. Что есть силы обхватив его руками, я сумел подтянуться и даже оседал так вовремя подвернувшееся дерево. Вот только вздохнуть абсолютно не получалось, и это, пожалуй, испугало меня больше, чем полет в тридцатиметровую пропасть. Предпринимая попытку за попыткой протолкнуть в легкие хотя бы кубический сантиметр воздуха, я услышал над собой какой-то шум, изумленный возглас и звук удаляющихся шагов. Слава богу, Витька очнулся! Наверное, он так и не понял, что именно удержало его от падения, и теперь преспокойненько возвращался обратно к лагерю. А я не то, что крикнуть, вдохнуть не мог.

И все-таки мне удалось отдышаться. С трудом, но удалось. А на повестке дня (то есть ночи) остался еще один важный вопрос: как взобраться по трехметровой отвесной стене, не имея абсолютно никакого альпинистского снаряжения и опыта. Собрав воедино скудные познания по теории альпинизма, неизвестно откуда просочившиеся в мою память, я рискнул сделать вывод: в данной ситуации лучше всего совершать восхождение босиком. Осторожно улегшись на подозрительно потрескивающий ствол, я протянул руку, чтобы снять кроссовки, и дернулся от неожиданности, ощутив под пальцами свои босые ноги. А ведь мог бы догадаться, что охватившая меня паника не оставила времени на обувание. И как я их только не располосовал, пока несся по усыпанному камнями плато?

Думаю, что за этот трехметровый подъем мне вполне можно было бы присвоить звание мастера спорта по скалоползанью. Н-да, никогда не думал, что сумею провисеть, зацепившись пальцами одной руки за небольшой выступ, пока ноги находились в поиске хоть какой-нибудь опоры. Выбравшись наверх, я какое-то время потратил на приведение в порядок своих растрепанных чувств и, хромая на обе ноги, которые почему-то наступали исключительно на острые предметы, двинулся к лагерю. Когда половина пути уже была благополучно пройдена, в моей голове вдруг что-то щелкнуло, заставив замереть на месте. Ольга! Что с Ольгой?! Как далеко загнал ее ужас? Может быть, она нуждается в немедленной помощи?! Словно в подтверждение моих мыслей из лагеря донесся женский крик, перешедший в безутешные рыдания. Я поднажал и, разорвав туманную пелену, вылетел прямехонько к реанимированному костру.

Душа предательски ухнула в пятки, когда я разглядел распростертое на земле тело Степана Сергеевича, над которым горько плакала Валентина, периодически отталкивая от себя Ольгу, безуспешно пытавшуюся ее успокоить. А в это время упрямо закусивший губу Витька делал Семагину массаж сердца и искусственное дыхание. Но мне сразу стало ясно, что надежды на благоприятный исход практически нет. Услышав за спиной слабый шорох, я резко обернулся и уперся взглядом в помятое и какое-то отсутствующее лицо экстрасенса Андрюши.

– Сердце, – тихо пояснил он, не дожидаясь моих вопросов, – у него было больное сердце… А этот страх… Пока Витя держит его, но…

– И ничего нельзя сделать? – хрипло спросил я, заранее зная ответ, – Ты же экстрасенс, черт побери!

– Именно. Всего лишь экстрасенс, а не господь Бог! – окрысился Андрей, – К тому же не в лучшей форме, сам понимаешь… Но даже будь я в расцвете сил, все равно не смог бы завести заглохший мотор. Вот потом, – да: заработавшему сердцу я уже не дал бы остановиться…