Исповедь фаворитки - Александр Дюма

Эми осталась стоять, закрывая лицо платком, и придушенным голосом сказала мне:

– Говори! Говори же! Его милость скорее тебя послушает, чем меня!

XIII

Я и сама была в сильном волнении. Прерывающимся голосом я объяснила адмиралу, в чем цель нашего визита, уверив его, что, возвратив свободу бедняге Дику, он получит право на мою вечную признательность.

Думал ли он так в действительности или желал мне польстить, но, как бы то ни было, адмирал спросил, какая причина побуждает особу моего общественного положения интересоваться судьбой этого простолюдина, о чьем освобождении я так хлопочу.

Со смирением, к которому примешивалась изрядная доля гордыни, я отвечала ему, что я вовсе не особа с положением, а бедная крестьянка, землячка Дика.

Тогда он взял мою руку и стал смотреть на нее, с сомнением качая головой.

Действительно, мои руки были очень красивы. Сколько помню себя, я весьма ревностно о них заботилась, движимая кокетством, которое проснулось во мне не по возрасту рано.

– Нет, нет, – заметил он смеясь, – это не руки крестьянки.

Я уверила адмирала, что он заблуждается.

– Ну, – сказал он, снимая со своего мизинца кольцо с бриллиантом и надевая его мне на палец, – не хватало только такого перстня, чтобы сделать их руками герцогини.

Я покраснела до ушей – от смущения, но больше от удовольствия. Однако, хотя мне тоже казалось, что с этим украшением мои руки обрели особенную красоту, я попыталась все-таки возвратить адмиралу кольцо, преподнесенное так галантно. Но он задержал мою ладонь в своей, заметив, что, если я останусь глуха к его просьбе, мне следует опасаться, как бы и он не отказал в моей.

Я бросила взгляд на Эми; она сквозь слезы глядела на меня с такой мольбой, что у меня не хватило духу упорствовать далее.

Кольцо осталось у меня.

Эми, казалось, заметно приободрилась. Она спросила:

– Но что же будет с моим бедным Диком?

– Послушайте, – сказал адмирал, – я теперь уже не вправе решить подобный вопрос сам; я могу предложить, чтобы его освободили, но мне необходимо получить согласие Адмиралтейства[115].

– Да, – сказала я, сжимая руки Джона Пейна в своих, – но если освобождения попросите вы, они не могут отказать, не правда ли?

– Надеюсь.

– Скажите, что вы уверены!

– Чтобы доставить вам удовольствие, я сделаю все, что от меня зависит, – произнес адмирал с изысканно-вежливым поклоном.

– О, – вскричала я, – если все кончится хорошо, я буду вам так благодарна!

– То, что вы мне сейчас сказали, это правда? – спросил адмирал, пристально глядя на меня глазами, полными если не любви, так, по меньшей мере, желания.

Я покраснела и молча опустила голову.

Мне показалось тогда, будто он обменялся взглядами с Эми, впрочем, в ее взгляде, как и в моем, может быть, не было ничего, кроме мольбы.

– Что ж, – снова заговорил он, – я дам вам доказательство моей доброй воли. Я сегодня же отправлюсь в Лондон и там предприму необходимые меры.

– О, как вы добры! – воскликнула я.

– А когда и где мы сможем получить ответ? – спросила Эми.

– Нет ничего проще, – сказал адмирал. – Подождите его.

– Здесь? – пробормотала я растерянно, вспомнив о свидании, назначенном на этот вечер.

– Нет, в Лондоне, в моем доме на Пикадилли[116]. Я с сомнением покосилась на Эми.

– Спросите у Эммы, – сказала она, – что касается меня, то я к услугам вашей милости.

– Я готова ждать, где вам угодно, милорд, – пробормотала я, надеясь, что нашла удачный ответ. – Только…

– Только? – повторил адмирал.

– Мне необходимо быть дома в десять вечера.

– Вы вольны удалиться, когда вам будет угодно. Но, поскольку ответ может заставить себя ждать и мне из-за этого, возможно, придется задержаться допоздна, давайте выпьем по чашке чая с пирогом. После этого я верну вам свободу и попрошу вас возвратить мне мою, чего, разумеется, не стал бы делать, если бы надобность оказать вам услугу не принуждала меня вас покинуть.

Он позвонил в китайский колокольчик, отозвавшийся протяжным трепетным звоном. Вошел слуга.

– Чаю! – распорядился адмирал.

Конечно, все приказания были даны заблаговременно, ибо лакей почти тотчас возвратился с подносом, полным пирожных, печений и прочих сладостей. Все это он поставил на стол.

– Ну, моя прекрасная просительница, окажите нам любезность: подайте чай, – сказал мне адмирал.

Я повиновалась, конфузясь и краснея, одной рукой протянула ему чашку чая, другой подала сахар, да при этом еще присела перед ним в малом реверансе, которому научилась в пансионе.

– В самом деле, – сказал мне сэр Джон, – все, что я о вас слышал, чистая правда: вы обворожительны!

Я с упреком посмотрела на Эми. Фраза, вырвавшаяся у адмирала, доказывала, что он не только предвидел мой визит, как мне раньше показалось, а просто ждал его.

– А, вы сердитесь на нее, зачем она мне проговорилась, что ее подруга – самое очаровательное создание на свете? И на меня вы сердиты за то, что мне захотелось увидеть вас? Но ведь с вашей стороны было бы очень жестоко отказаться прийти сюда. Тем самым вы бы обрекли вашего друга Дика на участь матроса, что, по-видимому, не является его призванием, а меня бы лишили возможности осуществить мое призвание, став вашим покорным слугой.

Я не знала, что мне ответить на эти речи, в которых было так много изящной учтивости, но явно маловато почтительности. Он протянул мне свою чашку, чтобы я добавила туда несколько капель сливок. При этом он заметил, что моя рука дрожит.

– Каково! – пробормотал он. – «Если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою»[117].

Я с удивлением посмотрела на него.

– Вы не видели на сцене «Гамлета»? – спросил он.

– Нет.

– То, что я вам сейчас сказал, Гамлет говорит Офелии, поражаясь тому, как столько грации, красоты и добродетели может сочетаться в одной женщине.

Я покачала головой.

– Но, поскольку Офелия сомневается в любви принца Датского, – продолжал сэр Джон, – он говорит ей:

Не верь дневному свету,Не верь звезде ночей,Не верь, что правда где-то,Но верь любви моей[118].

При этом сэр Джон сжимал мои руки в своих, а голосу придал выражение глубочайшей проникновенности:

Любовь бесхитростна[119]; я не унижу чувство,Горящее в груди, уловками искусства.В смиренной простоте всем сердцем вас молюНе отвергать меня, ведь я вас так люблю!О, знайте, Гамлет – ваш, примите ж без сомненьяИ жизнь его, и страсть, и душу во владенье!

– И что же Офелия ответила на эти слова?

Сэр Джон поднялся.

– Гамлет, – сказал он, – не дал ей времени для ответа: он удалился, доверив сердцу той, которую он любит, говорить за него даже в его отсутствие.

– Вы нас покидаете? – спросила я.

– После трех часов я уже не застал бы лордов в Адмиралтействе, а я желаю доказать вам хотя бы, что умею держать слово, и сегодня же принести ответ, которого вы ждете, а уж будет ли он благоприятен, зависит не от меня.

– А что делать нам? – осведомилась Эми.

– Вы будете так любезны, что подождете меня на Пикадилли. Вас проводит туда мой лакей.

– Не могли бы вы, пока все не разрешится, отпустить бедняжку Дика хоть на сутки?

– Идет, – со смехом откликнулся сэр Джон, – но при одном условии. Пусть мисс Эмма поручится, что этот хитрец не вздумает дезертировать. А если это все же случится, придется мисс Эмме телом и душой отвечать за него.

– Эмма, ты согласна? – воскликнула моя подруга.

Я протянула руку сэру Джону:

– Даю вам слово, милорд.

– Теперь, – вздохнул адмирал, – я хотел бы лишь одного: чтобы мошенник удрал на край света! Что ж, пойдемте, если вам угодно, чтобы я доставил вас на берег.

– Мы поднялись на борт этого судна лишь для того, чтобы посетить милорда, – отвечала я. – И если милорд его покидает, нам больше нечего здесь делать.

Сэр Джон вторично позвонил в колокольчик, и появился тот же слуга.

– Шлюпку! – приказал адмирал.

– Она готова, милорд.

– Вы сойдете на берег вместе с нами и проводите этих дам на Пикадилли. Ужин должен быть приготовлен к семи часам.

Я хотела было возразить против этого ужина в семь, но сэр Джон, не дав мне времени что-либо сказать, предложил мне руку и повел к трапу.

Все офицеры корабля между тем выстроились, образовав два ряда от дверей каюты до трапа.

Я не только потупила взор, но и опустила голову под их взглядами: они были до того тяжелы, что я даже ссутулилась под их бременем.

Не помню, как я оказалась в шлюпке; до моего слуха донесся голос адмирала, приказывающий Дику следовать за нами; потом суденышко отделилось от корабля и легко, как птичка, полетело к берегу.

На берегу уже ждала карета сэра Джона, рядом с ней стоял наш жалкий фиакр.