Толстый на кладбище дикарей - Мария Некрасова

Камни летели из-под ног, море шумело, палка мешала, но не выбрасывать же! Был момент, когда Тонкий плюнул и решил съехать с горы на пятой точке, но, порвав джинсы и поцарапав больную ногу, отказался от этой затеи. Когда гора, наконец, кончилась, Тонкий решил, что все, дальше он уже не пойдет. Пошел, куда он денется! Тетю с Ленкой надо искать, а то совсем не годится шляться ночью одному.

Море лупило по ногам, соль щипала ссадины, в общем, жизнь была бы кончена, если бы Тонкий не заметил на деревенском пляже одинокую фигуру. Ну и что, что одна, ну и что, что без машины. Машину тетя могла оставить у Ван Ваныча и Ленку там же.

Забыв про больную ногу, Тонкий рванул туда, где фигура. Фигура дернулась, в руке ее что-то блеснуло, потом рука резво залезла за пазуху и выбралась наружу с полупустой бутылкой в руках. Что это? Бомж сперва постеснялся своей привычки квасить на природе, а потом передумал? Нет, блестело в руке нечто большего размера. Черное, широкое с блестящим дном…

– Старый знакомый! – Семеныч распахнул объятия, как будто только Тонкого и ждал. – Пить будешь? Шучу. Опять тетю ищешь?

– Дядю, – огрызнулся Тонкий. Обидно было до чертиков, ведь он действительно искал тетю. А нашел бомжа. Феерическое разочарование, господа. Не каждому дано так обломаться.

– Дядю – это хорошо, – решил Семеныч. – Дядя – наше все. Знаешь стихи про дядю Степу?

Если бы бомж начал декламировать, Тонкий его бы убил, не посмотрел бы, что книжка детская. Но бомж принялся рассказывать историю из своей юности, это еще можно было вытерпеть.

– Один мой знакомый, тоже высокого роста, однажды ехал куда-то на загородном автобусе. Стоит на остановке, автобуса ждет. А остановка не крытая, а просто железная палка с табличкой на подставке стоит. А на остановке очередь! Он в самом переди стоит, ага. И вот, значит, подходит автобус и парня толпа несет к автобусу. А на пути эта палка с табличкой. Парень за нее удержаться хочет, а она легкая. Его толпой прямо на палку наталкивает, он ее схватил, а отпустить не может… В общем в автобус он въехал на этой остановке верхом, как буденновец.

– И что? – спросил Тонкий.

– И ехал так. В автобусе давка, лишнего движения не сделаешь. А с такой-то железной палкой между ног…

– А дядя Степа при чем?

– Говорю ж, он высокий был, понимаешь, нет?

– Нет, – ответил Тонкий. – Мне пора.

– Привет дяде!

Через каких-то полчаса Тонкий поднялся на гору, сел над обрывом, верный крыс тут же сполз по плечу ему на колени.

– Никому мы не нужны, Толстый. И гоминид никому не нужен (гоминид обиженно глядел из пещеры, но близко не подходил). Где, спрашивается, тетю искать? Уйдут ведь! И Доктор Ливси подумает, что не было никаких пещерных жителей, что визитница моя…

А вот это была отличная мысль! Собачка-то у Доктора Ливси, прямо скажем, необычная, да и сам Доктор – тетин коллега, чего не скрывает. Но только тетя неизвестно где, а Доктор Ливси, скорее всего дома, в каких-нибудь не знаю скольких километрах отсюда…

Тонкий вскочил, забыв о больной ноге (впрочем, тут же вспомнил и оперся на палку), и пошел карабкаться в гору. Нет, можно, конечно, и попутку ловить, но что-то подсказывает ему, что в радиусе двух километров есть только два человека, готовые прямо сейчас отвезти Тонкого и Толстого к Доктору Ливси. До деревни-то как-нибудь доковыляем, а там – сели на мотоцикл и поехали!

В гору идти было проще, чем по ровной земле. Встал на четыре точки – и вперед. Ну и что, что руки грязные, это несерьезно, господа, думать о грязных руках, когда тут такое дело! Бессмертник царапался, комочки земли впивались в ладони – все шло как надо, и это не могло не радовать. Отдельно радовал Толстый, который сидел на плече и щекотался усами. Тонкий погладил его грязной рукой: «Я тоже скучал по тебе, верный крыс!»

В том, что Димка спит, можно было не сомневаться – время позднее. Однако бывают на свете психи, которые готовы в два часа ночи вскочить и отвезти мало знакомого чувака за три девять земель. Иногда такие попадаются среди байкеров, если им как следует объяснить, зачем это нужно. Тонкий шел и репетировал, что он скажет Димке, но всякий раз выходила ерунда: «Я напал на след саблезубого гоминида» – детский сад; «Я почти накрыл преступную группировку» – получится, что хвастаешься…Так ничего и не придумав, Тонкий подошел к Димкиному дому и постучал в окно.

Ответили не сразу. Сперва выругались (Тонкий постучал еще), потом спросили: «Че надо?» (Тонкий постучал еще), потом сказали: «Войдите». Тонкий обошел дом, потянул на себя дверь (кто их здесь запирает?) и вошел прямехонько в комнату Димки.

– Выручай. Надо в город съездить, – начал он с порога, рассудив, что если уж разбудил человека, то не надо мучить его длинными предисловиями. Лучше сразу вывалить на бедную сонную голову все, что хочешь сказать. Пусть человек сразу готовится вскакивать и ехать или послать и спать дальше.

Сонный Димка сел на кровати:

– Кому?

– Мне. – Тонкий подошел ближе, чтобы его было видно в темноте.

– А, художник! – узнал Димон, – что стряслось?

– Это связано с гоминидом…

– Да ну? Рассказывай!.. – Димка устроился на кровати поудобнее, пригладил рукой взъерошенные волосы. В темноте Тонкий плохо видел его лицо, но отчего-то знал: сон с парня как рукой сняло. А вот стоит ли рассказывать…

– Вообще-то это тайна следствия, – нашелся Тонкий.

– А-а… – разочарованно протянул Димон. На его сонной опять физиономии так и написалось: «Ну и зафигом я его повезу, если ничего не узнаю?»

– Но если в двух словах, – нашелся Тонкий, – то гоминид – не фантастическое существо, а самый обычный бандюг. Гоминиды – это ведь кто? Высшие приматы, люди и предки людей. Мы с тобой – тоже гоминиды.

– Правда? – недоверчиво спросил Димка.

– Мне тетя сказала.

Димка кивнул и стал нашаривать на стуле брюки. Тетя Муза для него авторитет, оперативник и все такое. Димка еще помнил, как три недели назад с его помощью Тонкий и тетя раскрыли банду браконьера. Только если Тонкий все равно – ровесник-оболтус, то взрослая оперша – это уже серьезно. Авторитет, как ни крути.

– Ты это… У гаража подожди, я сейчас! – И Тонкий вышел ждать у гаража.

Ждать пришлось недолго, Димон выскочил через пару минут, отпер гараж, вывел мотик:

– Только от дома отойдем в поводу, а то мать проснется!

– Угу.

Хромая, каждый по-своему (Димон с мотоциклом, Тонкий – с палкой) они вышли за калитку. Димон, кстати, палку оценил: посмотрел с уважением и не стал задавать лишних вопросов. Они прошли добрую половину поля, и, наконец, Димон оседлал мотоцикл, сказал Сашке:

– Пристраивайся!

Тонкий тут же вскочил в седло у Димки за спиной. Небольшая заминка возникла с палкой: куда бы ее пристроить, чтобы не мешала движению?

– Поперек, – ответил на незаданный вопрос Димон, – она не длинная, ни за что не зацепимся. Да и машин ночью мало.

Сказано – сделано. Тонкий положил палку на сиденье впереди себя. И вцепился в ручку. Едем!

Мотоцикл взревел, брызнула фонтаном земля из-под колес.

Ветер весело лупил по лицу. Толстый сидел у Сашки на плече, больно вцепившись коготками и подставлял ветру морду. Каждая кочка отзывалась в разбитой коленке, но это же ерунда, правда? Вот сейчас приедем к Доктору Ливси… Он, конечно, человек веселый, но решительно не поймет, когда к нему среди ночи вопрутся двое на мотоцикле. Поэтому мотоцикл придется оставить во дворе и переться с больной ногой по лестнице на последний этаж. К двоим без мотоцикла Доктор Ливси отнесется более терпимо, но объяснений все-таки потребует: чего пришли, почему не спите? Кто ходит в гости по ночам? Тогда Тонкий выложит ему все про пещерных жителей. На тетю тоже пожалуется: где ее носит, как она могла засесть в засаду, забыв племянника? Пусть Доктор берет своего Чапу и едет с ними разбираться. Это же его город, его страна, его работа.

Дорога и впрямь была пустая-пустая, как будто асфальт уже положили, а машины еще не изобрели, только готовятся, рисуют чертежи, лепят модельки один к двадцати четырем. Только поливалки изобрели, ага. Тонкий расслабился было: вот нет машин, как хорошо, и тут из-за угла: «У-у-у».

– Держись! – крикнул Димон, хотя надо было не держаться, а открывать зонтик. А Тонкий держался, как дурак, вот и промок.

– Откуда они берутся?! – ворчал Димка, но чтобы тебя услышали на мотоцикле, нужно кричать, поэтому ворчания у него не получилось, а получился настоящий крик души. Душа была мокрая, и с ее волос капало Тонкому на рубашку.

А вообще-то, город будто вымер. Тонкий долго гадал, что такого непривычного: ну город, ну ночной, а потом сообразил – тишина. Тишина и темнота, вот что. В Москве, если ночь, так уж ночь! Фонари горят, окошки домов светятся, вывески всякие. Народ гуляет, опять же, машины, в отдельных районах – даже слишком много. А здесь – настоящий ночной город. Тишина и темнота. Тонкий старательно вертел головой, но так и не нашел ни одного светящегося окошка. Ну, может, плохо смотрел.