Человек, который перебегал улицу - Андрис Колбергс

Ирена! Ирена молода! Ирена красива! Ирена влюблена! А может быть, «полечиться» Валентиной? У нее положение, это не какая-нибудь сестра-хозяйка, ведающая простынями, это элегантная женщина. Может, с ней? — глаза у нее блестят как у мартовской кошки.

Однажды после работы он проходил мимо магазина Цауны. Цауна, как всегда, колдовал над своими накладными, но ради обеда был готов бросить их до завтрашнего утра.

— Думаю, что мужчин, ни разу не разводившихся, на свете очень мало, — услышав новость, изрек Цауна. — Но почему ты оставил ей всю квартиру?

— А что же мне делать?

— Разменять на две однокомнатные! В нынешние времена мужчина зарабатывает слишком мало, чтобы позволить себе роскошь быть джентльменом с широкими жестами.

— Сниму что-нибудь!

— С какой стати?

— Мальчишка уже слишком большой, чтобы жить с Беатой в одной комнате. И кроме того, не так-то легко разменяться.

— Пусть этот ее будущий муж отдаст тебе свою территорию! Одна комната теперь стоит по крайней мере две тысячи. У тебя есть лишние две тысячи? Или, может, ты надеешься в ближайшее время заработать две тысячи?

— Есть. — Вильям улыбнулся.

— Да?

— Да.

Изготовление лекал навело Вильяма на мысль о модернизации всего закройного цеха «Моды». Нет, он ничего не изобрел: в наши дни основу изобретений составляют совместная работа специалистов разных отраслей и тысячи экспериментов. Время, когда люди в одиночку делали открытия в механике, физике, химии и еще писали при этом стихи, кончилось и никогда больше не вернется. Для того, чтобы работать в каком-нибудь научно-исследовательском институте, Вильяму недоставало знаний, но он был прекрасным практиком и понимал главное — открытия институтов следует внедрять в производство, предприятию они принесут пользу.

Отобрав в библиотеке всю доступную литературу, Вильям отсеял материалы, относящиеся к закройному делу на швейных предприятиях массового пошива. Это были разработки институтов, материалы об опыте того или иного предприятия.

Многое из прочитанного ему не годилось. В конце концов он отбросил все то, что относилось к автоматизации или механизации труда в закройных цехах — он не знал, каково финансовое положение «Моды» и возможности приобретения нового оборудования. Кроме того, мешала теснота в помещениях. О механизации можно подумать и позже, а сперва надо ознакомиться с опытом других и использовать элементарное, что не требует ни новых капиталовложений, ни штатных единиц.

Изучать дело Вильям начал с работы настильщиц и пришел к выводу, что на каждом костюме можно сэкономить два сантиметра. При теперешнем методе настила ткани в концах образовывались сгибы, которые затем обрезались электрическим ножом. На расстоянии сантиметра от края. Если настильщица настилала ткань в один слой, сгибы, конечно, не образовывались.

Еще большую экономию обещал раскрой костюмов разных размеров из одного настила. Была разработана даже специальная таблица, которая определяла, что пятьдесят второй размер лучше всего кроить вместе с сорок восьмым, а пятьдесят шестой — с сорок четвертым. Конечно, это несколько усложняло работу, приходилось лишних полчаса посидеть за арифмометром, ведь при расчетах нужно было строго учитывать заказ торговой организации — сколько в какой партии должно быть костюмов такого-то размера и роста. Кроме того, всегда нужно было иметь в виду фактическую длину рулона ткани.

Но и это были сущие пустяки, потому что больше всего удалось бы сэкономить, подготовив чертеж для целого настила. До сих пор закройщики в «Моде» просто по памяти группировали лекала на уже готовом настиле. Каждый комплект насчитывал несколько десятков лекал, ГОСТы допускают в тканях разницу по ширине в пределах нескольких сантиметров, поэтому комбинаций возникало так много, что закройщик оставался довольным уже тогда, если он укладывался в норму расходов материала. Но были предприятия, где работали по-другому. Там в лабораториях разрабатывали наиболее оптимальные варианты раскладки лекал по каждому размеру для каждой ширины ткани, вычерчивали что-то вроде плана, и закройщик уже руководствовался им. Обрезки при этом можно было собрать двумя пальцами.

Теперь по вечерам Вильяму некуда было идти, если только он не решался заглянуть к Ирене, — ее покорность уже удручала его — теперь он до полуночи делал то, чем на других предприятиях занимались целые лаборатории — изобретал наиболее экономичные варианты раскроя. Бывали дни, когда он не мог придумать ни одного, а иногда удавалось даже два, а то и три.

Новая работа, которую он сам избрал, захватила его настолько, что думать о Беате времени почти не оставалось. Ей такое безразличие, должно быть, не понравилось — она позвонила сама. Они обменялись всего несколькими фразами, однако, почти договорились, что Вильям получит однокомнатную квартиру Лиана.

С Ролисом все было как будто в порядке. Он все еще считался лучшим учеником в классе.

Глава 12

Еще не растаяли сугробы, еще кружили метели, еще на вербе даже не набухли почки, не тронулся лед на реке, а галки уже принесли весть о весне. Черные птицы с криком кружили вместе с метелью, ища ночлег на карнизах под крышами домов.

Прилет галок еще до последних весенних метелей Вильяму всегда казался непонятным, он видел в этом какую-то ошибку — даже трагическую. Но, выезжая за город на свежий воздух, радовался, когда видел, как эти птицы важно вышагивают за плугом и подбирают червей. В тот год прилет птиц совпал для Вильяма с окончанием работы. Все эскизы были готовы, оставалось только написать заявку на рационализаторское предложение и вручить главному инженеру: «Мода» была небольшим предприятием и своего бюро по рационализации и изобретениям не имела.

Напряженная работа не оставила на лице Вильяма никакого следа — выглядел он бодрым. Неприятный период — сам процесс развода — был позади. На суде обошлось без копания в «грязном белье», Беата даже не сказала, что он раньше пил. Только квартирный вопрос оставался нерешенным. Беата больше не звонила, он тоже стеснялся это делать, но однажды, встретив давних приятелей семьи, узнал, что Беата, из завидного женского практицизма, решила приберечь квартиру Лиана для сына. Вильям просто не знал, что и возразить против такой постановки вопроса, хотя в нем накопилась горькая обида на Беату, которая о нем вовсе не подумала. Он имел право обижаться — ведь все, что находилось в их квартире, было приобретено на заработанные им деньги. Однако, Беата даже на суде упрямо ему ничего из вещей не предлагала, — а он так же упрямо ничего не требовал, хотя, может быть, из-за этого был в ее глазах дураком. Ведь ей, в конце концов, одной теперь предстояло воспитывать сына. Он не знал, что Беата о сыне совсем и не думала, молча борясь за имущество. Как большинство женщин, она считала, что квартира и обстановка должны остаться ей в качестве частичной компенсации «за погубленную молодость».

Вильяма подавляла атмосфера квартиры, в которой жила его мать. На кухне всегда что-нибудь жарилось или парилось, воздух был насыщен смесью запахов пряностей и подгоревшего жира — не помогали ни закрытые двери, ни войлок, которым Вильям законопатил все щели и обил двери — запахи все равно проникали в комнатушку, окно же все время держать открытым он не мог из-за холодной погоды.

Вильям мог бы перебраться в комнату матери в другом конце коридора, но он знал, что ей лучше одной, да и взваливать свои невзгоды на ее плечи, когда стоишь на пороге четвертого десятка, мягко выражаясь, неприлично.

Он пробовал снять комнату, но в лучшем случае ему предлагали неотапливаемые веранды. Тогда он включил в поиски Цауну, но и тот ничего не нашел — в Риге людей намного больше, чем комнат, и этот факт безжалостно давал о себе знать. Наконец, Цауна через знакомых своих знакомых ухитрился втиснуть Вильяма в очередь на кооперативное строительство, и ему немедленно потребовались три тысячи рублей. У матери были небольшие сбережения, еще немного он мог бы занять, но этим возможности исчерпывались, и Вильям так и остался без квартиры. Так и прозябал дальше в своем ящике с оштукатуренными стенками, где, сидя на кровати, и разведя руки в стороны, он упирался ими в холодные стены.

Если бы он не связывал свои надежды на будущее с рационализаторским предложением, экономический эффект которого был столь большим, что автор на полученные деньги мог купить не только квартиру, он, наверное, по суду отобрал бы у Беаты часть жилплощади, но он ни на минуту не сомневался, что скоро сам преуспеет в жизни.

Заявка на рацпредложение была краткой. Она уместилась на неполных двух машинописных страницах. Значительно больше места в папке, которую он передал Валентине Мукшане, заняли эскизы.