Плоть и кровь - Иэн Рэнкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем?
— Мистер Кафферти интересуется, как идут дела.
Ребус внимательнее вгляделся в человека. Он был похож на хорька с торчащими во все стороны зубами. Рот его был постоянно открыт то ли в ухмылке, то ли из-за какого-то врожденного дефекта. Дышал человек ртом — неглубоко и часто. От него исходил запах, об источнике которого Ребусу даже и думать не хотелось.
— Хочешь прогуляться в участок, приятель?
Человек снова осклабился. Вблизи было видно, что зубы у него от никотина коричневые, будто из дерева.
— И какие будут обвинения? — спросил Хорек.
Ребус смерил его взглядом:
— Для начала — посягательство на общественную благопристойность. Тебя нужно держать в клетке — подальше от витрины зоомагазина.
— Меня предупреждали, что вам палец в рот не клади.
— Больше ни о чем тебя не предупреждали?
Ребус двинулся через дорогу к квартире Пейшенс. Человек последовал за ним на таком близком расстоянии, будто был на привязи.
— Я пытаюсь быть вежливым, — сказал Хорек.
— Скажи учителю хороших манер, чтобы вернул тебе деньги.
— Меня предупреждали, что с вами трудно поладить.
Ребус повернулся к человеку:
— Трудно? Ты даже не представляешь, как со мной может быть трудно. Если еще раз увижу тебя здесь, добром для тебя это не кончится.
Человек прищурился:
— Что ж, как хотите. Будьте уверены, я расскажу мистеру Кафферти о вашем желании договориться по-хорошему.
— Валяй.
Ребус начал спускаться по ступеням к двери. Хорек оперся на ограду.
— Хорошая квартирка.
Ребус замер с ключом в скважине. Поднял голову на Хорька:
— Пеняй на себя, если здесь что-то случится.
Когда Ребус, рванув назад, взбежал на верхнюю ступеньку, Хорек уже исчез.
12
— Есть что-нибудь от вашего брата? — спросил Ребус Кена Смайли на следующее утро, прибыв в контору на Феттс.
— Он звонит не очень часто.
Ребус пытался обратить Смайли в сторонника, которому можно доверять. Других потенциальных союзников он здесь не видел. Блэквуд и Ормистон поочередно кидали в его сторону неприязненные взгляды, из чего он сделал два вывода. Во-первых, им поручено выяснить, что осталось (если осталось) от исходного «Щита и меча». Во-вторых, им известно, кого надо благодарить за это задание.
Ребус, довольный их недовольством, решил, что не станет упоминать о том, что Мэтью Вандерхайд проводит параллельное расследование. С какой стати показывать им, как можно сократить путь, если они-то наверняка отправили бы его бежать всю марафонскую дистанцию!
— Вы навестили подружку Билли Каннингема?
— Да у нее одна забота — не знает, что делать с его мотоциклом.
— И это все?
Смайли пожал плечами:
— Все, если я не захочу купить его разобранную «хонду».
— Осторожнее, Смайли. Как бы вам не подхватить опасную заразу.
— Какую?
— Чувство юмора.
Ребус по пути на Сент-Леонардс потирал челюсть и подбородок, ощущая под пальцами колкость щетины. Он вспомнил, что, когда прикасался к АК-47, ощущение было совсем другое. Он задумался о фанатизме. У Шотландии и своих проблем хватает — зачем ей ввязываться еще и в ирландские? Они похожи на сиамских близнецов, которые отказались от операции по разделению. Только вот одного из близнецов принудительно сочетали браком с Англией, а у другого развилась болезненная страсть к членовредительству. Политики бессильны разрешить их проблему — тут нужен психиатр.
Сезон маршей, сезон протестантской активности закончился до следующего года, хотя отдельные небольшие процессии еще случались. Настал черед международного фестиваля, праздничная пора, когда можно на время забыть о бедах своей маленькой страны. Он снова вспомнил о двух незадачливых артистах, которые надумали устроить шоу в Гар-Би.
Сент-Леонардс, похоже, влился в общее веселье. Они даже пантомиму устроили. Какой-то тип решил взять на себя убийство Билли Каннингема. Его тут же окрестили Враки-из-Баки.
Для того прозвища было две причины. Первая: он — по причине психической неустойчивости — постоянно плел небылицы. Вторая: он заявил, что родом из Баки. Вообще-то, он был всего-навсего местный, эдинбургский бродяга, не лишенный известной изобретательности. Из барных полотенец он сам сшил себе куртку и теперь являл собой ходячую рекламу алкогольной продукции, благодаря которой он еще жил — и из-за которой умирал.
Таких, как он, было пруд пруди, жили себе и жили и менять ничего не хотели, пока кто-нибудь (обычно полиция) не начинал к ним приставать. Их пытались насильно «вернуть в общество» — то бишь в честную нищету, — потому что сердце правительства черствело, а кошелек худел. Некоторые из этих людей развязавшийся шнурок не могли завязать, не разрыдавшись. Какой уж там честный труд.
Сейчас Враки-из-Баки сидел с сержантом Холмсом в комнате для допросов, где его угостили горячим чаем и сигаретами. В конце концов его выставят за дверь, сунув, вероятно, пару фунтов в руку, поскольку на его цветастом одеянии из пивных полотенец карманов не имелось.
Шивон Кларк сидела в комнате оперативного штаба. Ей пудрил мозги инспектор Алистер Флауэр.
Значит, кое-кто забыл о просьбе Ребуса относительно графика дежурств.
— Кого я вижу, — громко сказал Флауэр, увидев Ребуса. — Да ведь это наш человек из ШОБОПа! Молочка принес?
По выражению лица Ребуса было ясно, что шутка прошла мимо него, а потому Флауэр снизошел до объяснений.
— Шотландское общество «За безопасность общественного питания» — то же самое сокращение, что и у Шотландского отдела по борьбе с оргпреступностью.
— А правда, что Шон Коннери начинал молочником, — сказала Шивон Кларк. — Киноактером он стал уже потом.
Ребус улыбнулся ей, по достоинству оценив ее попытку разрядить атмосферу.
Судя по виду Флауэра, у него была заготовлена не одна такая шутка, а потому Ребус пока прикусил язык.
— Они о тебе очень высокого мнения, — без тени юмора сказал он.
Флауэр моргнул:
— Кто?
Ребус чуть шевельнул головой:
— Ну, люди из ОБОПа.
Флауэр уставился на него, потом прищурился:
— Ври, да не завирайся.
Ребус пожал плечами:
— А чего тут завираться? Я серьезно. Тамошние ребята наслышаны о тебе и уже к тебе присматриваются… Говорю, что слышал.
Флауэр переступил с ноги на ногу. Он чуть ли не застеснялся, щечки его зарозовели.
— Меня просили передать тебе…
Ребус подался вперед, то же самое сделал и Флауэр.
— …что, как только появится лишнее молоко, они тебе позвонят.
Флауэр злобно зарычал, оскалив два ряда узких зубов, и отправился на поиски более легкой жертвы.
— Он заводится с пол-оборота, — сказала Шивон Кларк.
— Поэтому-то я и называю его Заводной Оранжист.[63]
— Он что — оранжист?
— Известно, что прежде он участвовал в маршах двенадцатого июля. — Ребус на секунду задумался. — А может, лучше Коп-Оранжист? — (Кларк застонала.) — Ну а что у тебя есть для меня от наших друзей-тьюхтеров?[64]
— Вы имеете в виду ребят с Оркнейских островов? Думаю, им не очень нравится, когда их называют тьюхтерами. — Она изо всех сил старалась произнести это слово правильно, но, будучи англичанкой, потерпела неудачу.
— Запомни, — сказал Ребус, — шотландское «teuch» родственно английскому «tough».[65] Не думаю, что они возражали бы, назови я их крепкими парнями. — Он подтащил стул к ее столу. — Ну, так что у тебя?
Она открыла блокнот, нашла нужную страницу.
— Забриски-хаус — это небольшая ферма. Скромный домик — одна спальня и еще одна смежная комната…
— Тут нам, пожалуй, ничего не светит.
— Увы, сэр. Нынешние владельцы ничего не знают о прежних, но соседи вспомнили, что в семидесятые годы это место арендовал человек, который называл себя Кухулин.
— Как-как?
— Мифологический воин, кажется кельтский.[66]
— И больше он никак себя не называл?
— Больше никак.
По духу это отвечало «Фактологии плавучей анархии». Кельтский хиппи. Ребус знал, что в начале семидесятых многие молодые шотландцы подражали своим американским и европейским ровесникам, отмежевываясь от общества, присоединяясь к движению хиппи. Но спустя годы многие из них возвращались и неплохо устраивались в жизни. Он сам чуть было не стал хиппи. Но вместо этого попал в Северную Ирландию.
— Что-нибудь еще? — спросил он.
— Всякая мелочь. Словесный портрет двадцатилетней давности — этого человека описала женщина, которая с детства была слепа на один глаз.
— Это и есть твой источник?
— По большей части — да. Местный полицейский констебль там провел кое-какое расследование. Он поговорил с бывшим начальником почты и еще с парой лодочников. Для доставки провизии в Раузи нужны лодки, а почтальон пользуется собственной. Этот тип, Кухулин, жил затворником, питался тем, что выращивал. Тогда ходили разные разговоры, потому что в Забриски-хаус наезжали всякие странные люди — молодые женщины, не носившие бюстгальтеров, бородатые длинноволосые мужчины.