Юнги с Урала - Алексей Леонтьев

Нагрузки же увеличивались с каждым днем. Участились налеты вражеской авиации. Немцы бомбили Соловки часто и беспорядочно. Особенно донимали ночные налеты. По воздушной тревоге многие из нас должны были бежать на боевые посты к зенитным батареям, которые располагались за два-два с половиной километра от палаток. Пока по осенней распутице, а позже по снегу доберешься до них, бывало, налет кончался. Уставшие, мокрые, замерзшие возвращались в свои провисшие, почти никогда не просыхавшие палатки, подтягивали их и опять забирались под влажные от повсеместной сырости отяжелевшие одеяла. Пробовали заснуть, но от только что пережитого удавалось это не многим. К тому же до команды «Подъем!» обычно было уже недалеко.

Нелегко приходилось в осенние дни 42-го и жителям поморской твердыни. По рассказам бывавших в Архангельске командиров и зачитываемых на линейке капитаном Калининым сводок Совинформбюро мы знали, что только за один налет фашисты сбрасывали на город до десятка-двух тысяч зажигательных и фугасных бомб. Пожары охватывали целые кварталы.

Большой налет вражеской авиации на Архангельск был совершен в ночь на 1 сентября. Во время бомбежки был полностью разрушен лесотехнический институт. Отогнанные зенитной артиллерией вражеские самолеты оставшийся запас бомб сбросили на Соловки. В ряде мест возникли очаги пожаров, но краснофлотцы из Учебного отряда и юнги их быстро ликвидировали. А утром, как ни в чем не бывало, состоялся митинг по поводу начала занятий в Школе юнг. Выступивший на нем начальник гарнизона генерал-майор Броневицкий сказал:

— Пусть враг не надеется, что способен помешать нам до конца выполнить приказ командования о подготовке кадров для Военно-Морского Флота. Занятия в школе начинаются точно в назначенный день. Будем строить и учиться, а если потребуется, отражать и атаки врага, откуда бы они ни исходили — с суши, моря или воздуха.

Не обескуражили вражеские налеты и архангелогородцев. Даже работники разрушенного института продолжали выпускать военную продукцию: в уцелевшем гараже делали зажигательную жидкость, гремучую ртуть и противохимические пакеты. Мастерские института давали армии лыжи и мины. Одна из партий их лыж к началу зимы поступила в Школу юнг, что позволило нам делать многокилометровые переходы, организовывать лыжные соревнования.

Когда строительный лес, тес, мох для будущих землянок были заготовлены, стали накатывать стены, ставить стропила, крыть крыши, засыпать землянки землей и обкладывать дерном.

Потом началась отделка кубриков изнутри. Стены и 12:8 потолки обивались тесаными досками. Струганым был и пол. По бокам землянки в три этажа сделали нары. С одной стороны — 18 и с другой — 15. В глубине, посередине землянки, еще 9 нар и у входа — 6, которые мы звали «шестеркой». За ней установили «буржуйку». Перед входом сделали тамбур с кладовкой для дров и уборочного инвентаря.

Мне и Гене Мерзлякову, как немного знакомым с электрорадиотехникой, пришлось помогать нашим преподавателям Пестову и Астахову в оборудовании классов, где предполагалось в ближайшие дни начать обучение будущих радистов приему на слух ц передаче на ключе.

На первый взгляд, главные старшины друг на друга вроде бы совсем не походили. Миша Пестов — черноволос, Астахов — наоборот, имел светлую шевелюру. Первый спокоен, уравновешен, второй — темпераментен, иногда даже вспыльчив. Но, несмотря на всю свою несхожесть, они как бы дополняли друг друга. Ребята это заметили, какой-то чудак из нашего юнгашеского братства даже любовно окрестил их одним общим именем «Ми-леша Пестахов».

Под их чутким руководством мы целыми днями привинчивали к столам телеграфные ключи, устанавливали розетки, в которые на уроках должны были включаться наушники. Даже самые поверхностные знания по радиотехнике, умение правильно держать ключ теперь мне очень пригодились. Однажды, сделав свое дело, я взялся за ключ и стал выстукивать буквы алфавита. Пестов и Астахов сразу же обратили на это внимание.

— Азбуку Морзе знаешь? — с удивлением спросил Пестов.

— Откуда? — подал голос и Астахов.

Пришлось рассказать о побеге к морякам на Волгу.

— У них сейчас там очень тяжело.

— Меня они тоже туда зовут, — сообщил я и показал полученное от Гурьева письмо.

129

9 А. Леонтьев

— Дельный совет, — прокомментировал его Пестов.

— Сегодня будете писать заявления с просьбами о посылке после учебы на флота и флотилии. Просись на Волгу, — посоветовал Астахов.

— А как оно пишется?

— Садись, -продиктуем! — в один голос предложили свою помощь старшины.

«На Волге идут ожесточенные бои. Хочу быть в рядах защитников легендарного Сталинграда. Прошу после окончания Школы юнг Военно-Морского Флота откомандировать меня в состав действующей Волжской военной флотилии», — написал я под их диктовку и поставил свою подпись и число «1 сентября 1942 года».

Вечером того же дня заявление было отдано старшине смены Воронову.

Служба продолжалась. О том, как она шла, в какой-то мере рассказывают записи в дневнике:

«12 сентября 1942 года.

Выпустили боевой листок — пропесочили сачков».

«13 сентября 1942 года.

«Сачки дуются, но на работу вышли. Старшина похвалил за проявленную инициативу».

«17 сентября 1942 года.

Начали создавать самодеятельность».

Интересная штука — память. Кто были теми сачками, которых мы пропесочили, вспомнить никак не могу. Зато отлично помню, что первый боевой листок по просьбе комсомольского бюро оформил Сережа Филин. Последующие в нашей смене выпускал Игорь Лисин. Положительными героями боевых листков не раз были Гена Мерзляков и Валя Рожков.

Сейчас, спустя десятилетия, больше помнится почему-то веселое, хорошее. Вот хотя бы случай с Сашей Плюс-ниным. В Школе юнг одни его звали Правофланговым, другие Сашей с Уралмаша. Почему? Сейчас расскажу.

Природа не обделила Сашу ростом. Он был выше нас, а потому на построениях всегда стоял на правом фланге. Когда подавалась команда «Равняйся!», Саша видел обычно не грудь четвертого человека, а бескозырки и носы юнг. Была у этого коренастого паренька и завидная сила.

Как-то наша единственная лошадь Бутылка застряла с телегой в грязи. Взглянув на беспомощно возившегося возле нее возчика, Саша покачал головой.

— Ну и зарылся ты, хлопче. Только одни уши у Бутылки наверху торчат.

Бозчик огрызнулся:

— Мотай своей дорогой, без тебя тошно.

— Не лайся, давай подсоблю.

— Тю-у, тягач нашелся, — не поворачиваясь, насмешливо хмыкнул дядька. — Тут трактору на полдня работы.

— Не теряй время! Давай попробуем, — настаивал юнга, примеряясь к заляпанному грязью задку телеги.

Расставив ноги, он взялся за него, приподнял и крикнул: «Но-о!» Бутылка дернулась, телега скрипнула и

медленно выползла из вязкой хляби на твердую дорогу.

Возчик уставился на юнгу удивленными глазами.

— Ну и силища! — воскликнул он. — Выручил, дружище! Не знаю, как тебя и благодарить. Скажи хоть, как зовут.

— Саша, — нехотя ответил юнга. Вытер руки пучком травы и направился своей дорогой.

— Да ты не просто Саша, а Саша с Уралмаша, под стать тому, что в кино показывали! — глядя ему вслед, крикнул возчик.

С тех пор Плюснина в роте стали звать Сашей с Уралмаша, хотя к Уралмашу он никакого отношения не имел.

Когда замполит Калинин напомнил членам комсомольского бюро о необходимости создания кружков художественной самодеятельности, я поначалу подумал, что из этой затеи ничего не выйдет. Посудите сами — каждый день работы до седьмого пота, занятия в классах, строевая подготовка, выходы в море на шлюпках... До самодеятельности ли тут? Но получилось как раз наоборот. Не зря в годы войны говорили «после боя сердце просит музыки вдвойне». Вот и юнгам после усиленной физической и умственной нагрузки нужен был отдых для души.

В кружки при готовящемся к открытию клубе записались очень многие. Одни хотели играть в драматическом кружке, другие — на струнных инструментах, третьи — петь в хоре. Одним из самых первых изъявил желание заниматься в духовом оркестре краснокамец Ваня Семенов. У Володи Лыкова неожиданно проявился талант жонглера. Открылись кружки любителей шахмат, танцевальный и даже классической борьбы, в котором занимался посланец комсомолии Кунгура Володя Руд-женец. Необходимость быть физически развитым внушил ему еще отец, бывший комиссар одного из полков армии Блюхера Антон Антонович Рудженец. Как ему это пригодилось, я еще расскажу, а пока хочу упомянуть, что активными участниками художественной самодеятельности Школы юнг были Толя Махнев из Кунгура, Валера Меркушев из Нытвы, Вася Бурков из Добрянки, Миша Балуев из Верещагине, Вася Исаков из Перми... Вместе с юнгами в кружках клуба занимались старшина Алексей Петрович Исаев, члены семей военнослужащих наши одногодки Наташа Авраамова, Люся Лебединская и другие.