Побег из «Школы искусств» - Даниэль Клугер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Была еще жена. По словам Светланы, она всегда играла роль сдерживающего фактора. Я не придал особого значения этой просьбе, позвонил, сказали – нужна письменная виза, я написал, в общем, он получил разрешение и месяц проработал в этом самом хранилище… – он немного помолчал, потом добавил: – Это было в восьмидесятом году. А через полтора года они подали документы на выезд в Израиль. Их не выпустили.
– Из-за хранилища?
– Из-за жены. Жена работала в почтовом ящике, в номерном КБ, имела доступ к секретной документации. Пятилетний допуск… – Василенко покачал головой. – И евреи еще обижаются на то, что их не берут работать в серьезные учреждения. А сами всю жизнь одним глазом на Запад смотрят. На свой Израиль, на Америку. Так что же, страна должна кадры для Америки готовить, что ли?
– Насколько я понимаю, вы и тут попытались им помочь, – подсказал Черноусов. – И опять по просьбе дочери.
– Ошибаешься, дорогой, – проворчал Василенко. – Очень ошибаешься, – он устало потер лицо рукой. – Сначала я отказался вмешиваться. В конце концов, существуют какие-то границы, – он поднялся из кресла, взволнованно заходил по комнате. – Сам посуди: с какой стати я должен был вмешиваться в дела еврея-отказника? «Отказник»! Придумали слово, понимаешь… Мы живем в государстве, имеющем конкретные законы. И законы государства должны выполняться. Ничего с этими евреями бы не случилось. Подождали бы, все равно – никто их в этом Израиле, – он произнес слово «Израиль» с ударением на вторую «и», – не ждет с распростертыми объятиями. Еще бы успели хлебнуть эмигрантского лиха. Так я и сказал Светочке. И потом, – он остановился рядом со мной, – что могли бы подумать: идеологический работник, завотделом ЦК – и какой-то еврей!
– Действительно, – пробормотал Виктор.
Григорий Николаевич некоторое время смотрел на корреспондента, вернулся за письменный стол.
– Словом, – сказал он, – я отказался. И этот нахал явился к нам домой! Без предупреждения. Без предварительного звонка. Явился – и все. Вместе с женушкой. По-моему, даже моя дочь почувствовала некоторую неловкость. Хотя обычно для нее слова друзей имели куда большее значение, чем мои собственные.
– Да, – сказал Виктор. – Бывает.
Леонид сидел с непроницаемым лицом – видимо, он знал всю историю. А может быть, просто не интересовался.
– Я согласился с ним побеседовать, – сказал Василенко, немного успокоившись. – Мы ушли в кабинет, долго говорили наедине. Он убедил меня.
А вот в это Черноусов уже никак не мог поверить. Или же Семена Левина на самом деле звали Вольф Мессинг.
– Я действительно начал ходатайствовать. Кое-куда позвонил, кое с кем переговорил. И возможно, мне бы удалось им помочь. Но я не успел.
– Они погибли, – подсказал Виктор. – Утонули на рыбалке.
– Именно так.
– И произошло это после того, как вы начали свои хлопоты? – осторожно спросил он.
– Руководящий работник ЦК – и вдруг хлопочет о еврее-отказнике, – сказал Василенко. – Я же тебе объясняю. Начали искать причины. И выплыла история с разрешением на работу в запаснике Покровского музея.
– И ваша дочь… – Черноусов невольно понизил голос.
– И моя дочь обвинила во всем меня, – Василенко опустил голову. – Она пыталась покончить с собой. Потом я поместил ее в клинику. И вот уже полгода она… – он не договорил.
– Каталог был составлен Семеном Левиным в этом запаснике? – спросил Виктор. Василенко кивнул. Черноусов не стал спрашивать – что именно так строго хранилось в запаснике. Ясно было, что на этот вопрос здесь не ответят. Левин обнаружил в запаснике нечто, тщательно скрываемое от посторонних глаз. Настолько тщательно, что сам факт работы там постороннего мог стать причиной крупного скандала и закончиться для товарища Василенко полным крушением карьеры. Факт работы подтверждается составленным в запаснике каталогом. Если каталог оказывается, скажем, на столе очень высокого начальства в Кремле, а при каталоге – виза Г.Н.Василенко, разрешающая работу некоему Семену Израилевичу Левину, а при этом разрешении – ходатайство о выезде означенного Израилевича в страну имени его собственного отчества, то товарищ Василенко летит со своего ответственного и уважаемого поста со страшной силой. Это понятно. Понятно также, что вряд ли товарищ Василенко мог устроить несчастный случай своему протеже. Похоже, он действительно любит и побаивается свою дочь. Скорее он, действительно, помог бы им уехать. Но некто – будем считать, его конкуренты в верхних эшелонах (те самые, которые не прочь были бы положить на стол руководству компромат на Василенко) помогли товарищам-отказникам уехать по другому маршруту.
Что ж, это все в прошлом. Все более или менее понятно. О том, какая свирепая борьба за власть идет наверху, не слышал только глухой. Так что ничего удивительного.
– Хорошо, – сказал Черноусов. – Перейдем из дня вчерашнего в день сегодняшний, – он еще не знал, зачем ему нужна вся эта информация. Он просто надеялся выудить что-нибудь, что станет спасательным кругом. Должна же быть во всей этой истории какая-то спасительная соломинка. Специально для Черноусова Виктора Михайловича. – Вы надеялись получить каталог из рук дочери. Ваши противники – неважно, кто такие, но тоже с возможностями – пытались это дело перехватить. Пустили по следу дочурки тройку волкодавов. Вы это дело предвидели. И вместо дочери отправили сюда очаровательную замену, – он выразительно посмотрел на пустое кресло.
– Милена – моя сотрудница, – нехотя сообщил Василенко. – Я поручил ей поездку в Лазурное.
Хорошие сотрудники у работников ЦК. Черноусов перевел взгляд на Леню-картежника.
– Майор Яцкевич, – представился тот с усмешкой. – Комитет государственной безопасности.
– Леонид ее прикрывал, – сказал Василенко.
«Один?» – хотел было спросить Черноусов, но вовремя вспомнил Колю, бесследно исчезнувшего из Лазурного сегодня утром. Теперь все встало на свои места. И можно было даже ответить, на какую роль мог рассчитывать некто Виктор Черноусов. Его функции сводились к тому, чтобы отвлечь внимание преследователей от майора КГБ Леонида Яцкевича – моего новоявленного друга. Преследователи должны были принять именно его за доверенное лицо Григория Николаевича Василенко.
Черноусов немного подумал.
– Скажите пожалуйста, Григорий Николаевич, а как, все-таки, Семен Левин убедил вас начать ходатайствовать о его выезде? Ведь не под гипнозом же он вас держал во время разговора. Он что, угрожал вам? Шантажировал?
Василенко нахмурился.
– А вот это уже не твое дело! – прикрикнул он. – Не забывайся! Я сказал все, что тебе можно знать. Да тебе, – он махнул рукой, – тебе и этого знать нельзя.
– Да, наверное…
– Вот так, – сказал Василенко, мгновенно остывая. – Что, удовлетворил любопытство свое? Ну и слава Богу. А теперь давай каталог. И я забуду о твоем нахальстве, – он многозначительно посмотрел на редактора «Коммунистической молодежи», так и не проронившего ни слова за все время.
Черноусов оглянулся. Леонид сидел с непроницаемым лицом, словно разговор его не касался. Лисицкий слушал внимательно, но смотрел не на Виктора, а на заведующего отделом. Виктор решил, что нужно немного разговорить Василенко. Не важно, на какую тему. Он просто надеялся выудить что-нибудь, что станет спасательным кругом, вернее – соломинкой, за которую хватается утопающий. А он был уже не просто утопающим – что называется, по самую макушку. И воздуха в легких почти не оставалось.
– Думаю, ты уже удовлетворил свое любопытство. Ну и слава Богу, – сказал Василенко. В голосе его звучала неприкрытая угроза. – Давай каталог.
Черноусов покачал головой.
– Я не брал его с собой. И вы не сможете его получить до тех пор, пока я не узнаю, что будет со мной. Я же не идиот, хотя вы, наверное, считали меня таковым. Я прекрасно понимаю, что я сейчас не нужен никому – ни вам, товарищи дорогие, ни тем более, вашим соперникам – я верно оцениваю роль тех троих, в избушке лесника? И я хочу гарантий.
Яцкевич хохотнул. Василенко с ненавистью посмотрел на него.
– Если бы ты сделал все как надо, мне бы не пришлось выслушивать этого наглого мальчишку, – сказал он. А Черноусову бросил: – Гарантии ему нужны. Больше ничего не нужно? Ишь, расхрабрился…
– Что же, – сказал Черноусов безжизненным голосом. – Тогда мне не останется сделать ничего другого, кроме того, что угрожал сделать Семен Левин.
Василенко мрачно смотрел на него, не произнося ни слова.
– Я сделаю так, что каталог будет опубликован на Западе, – «Что я несу, – подумал Черноусов, – это ведь полная чушь…» После паузы он, тем не менее, веско добавил: – А если со мной что-нибудь случится, то это сделают другие люди.
– Почему ты решил, что я боюсь каких-то публикаций? – воинственно спросил Василенко.
– Простая логика, – Виктор улыбнулся Яцкевичу. – Спасибо, майор, за удар дубинкой. Он улучшил мои мыслительные способности.