Париж от Цезаря до Людовика Святого. Истоки и берега - Морис Дрюон

Но нет – скитания на этом не закончились. Минули десять лет в бретонском монастыре среди развратных монахов, которых он тщетно пытался переделать, в окружении мелких феодалов, с которыми изгнаннику приходилось бороться, поскольку они пытались его отравить, – и Абеляр вернулся в Париж. Ему уже исполнилось пятьдесят пять лет, и авторитетом своим он теперь был обязан в том числе и внушительному труду, большею частью – плоду бретонской ссылки, под названием «Введение в теологию», конечно же, трактатам «Диалектика», «Мысли», «Причины и Святые Дары»,[257] учению об этике, озаглавленном «Познай самого себя», и самой, наверное, его известной работе – «Да и нет», посвященной рациональным поискам истины.[258]

Абеляр опирался в своих размышлениях на Платона и Аристотеля, он опирался на Вергилия и Лукана,[259] он стал человеком Возрождения за столетия до начала Ренессанса. Возвращение Абеляра в столицу вызвало прилив энтузиазма – его бывшие ученики стали взрослыми мужчинами и женщинами, и теперь их дети с таким же, как в прежние времена родители, пылом взбирались по тропинкам горы Святой Женевьевы, чтобы услышать этого всезнающего учителя, о котором им столько говорили мать и отец. Каждая лекция ученого заканчивалась овациями.

Ну и что? Вот таким вот образом и закончится удивительная жизнь Абеляра? Ничего подобного! Он снова вызовет недовольство церкви. И она выдвинет против него самую «тяжелую артиллерию»: святого Бернара[260] самолично, того самого безупречного во всех отношениях аббата из Клерво, реформатора цистерцианского ордена,[261] проповедника Второго крестового похода.

Бернар не был философом – он был памфлетистом на службе у Бога. Он писал кардиналам: «Имеется у нас во Франции монах… Петр Абеляр, который рассуждает с юнцами и болтает с женщинами. Он преподносит своим приспешникам тайную воду и потаенный хлеб в книгах и вводит нечестивые новшества в слова и суждения своих проповедей. И он шествует не один, наподобие Моисея, во тьму, где находился Бог, но с большою толпою своих учеников. На площадях и улицах ведутся споры о католической вере, о рождении Девы, о таинстве алтаря, о непостижимой тайне Святой Троицы…» И еще: «Магистр Петр Абеляр, монах без благочестия, прелат без обязанностей, не имеет своего ордена и ни к какому не принадлежит. Человек он сам с собой несхожий, снаружи – Иоанн, внутри – Ирод; весь он о двух сторонах, и ничего в нем нет от монаха, кроме сана и рясы… В книжках и трудах своих проявляет себя лжецом и приверженцем извращенных догматов. Этим он доказывает, что он еретик: не столько потому, что он заблуждается, сколько потому, что он упорствует и защищает свои заблуждения. Он – человек, превысивший меру свою, премудростью сло́ва упраздняющий чистоту Креста Христова. Все ему известно, что суть на земле и на небесах, кроме себя самого». И еще: «Он молчал уже долгое время; но, пока он безмолвствовал в Бретани, он почувствовал родовые схватки, а ныне во Франции породил зло. Выползла, извиваясь, из логова своего змея и, наподобие гидры, породила семь новых голов, после того как ранее была отсечена одна. Была отсечена, была уничтожена одна его ересь в Суассоне, но взамен ее появилось семь и более ересей, образчик которых, имеющийся у нас, мы вам посылаем…»[262]

Св. Бернар Клервоский. Миниатюра. XIII в. (?)

Абеляр принял вызов и попросил на соборе устроить ему «очную ставку» с обвинителем. Абеляр против Бернара – битва между диалектикой и догмой, чистым разумом и энергичной деятельностью… Ах, какие бы полетели искры при столкновении оружия, как осветили бы нам эти искры Средние века! Если бы состоялась дуэль. Но дуэль не состоялась.

Капитель колонны

Собор был созван в Сансе, и поначалу Бернар отказался туда прибыть, мотивировав это в письме архиепископу так: на заседании, пишет он, Абеляр «смог бы, если сумеет, изложить свои превратные учения, возражать против которых должен был бы я. Я отказался как потому, что я еще молод, а он является мужем-борцом со дней своей юности, так и потому, что я считал недостойным предоставлять ничтожным умам людишек обсуждение основ веры, которая, как известно, опирается на твердо установленную истину». Но под давлением извне и, главное, не желая вредить собственной репутации, Бернар все же решил появиться на соборе, однако от диспута с Абеляром отказался, а вместо этого просто зачитал семнадцать предложений, выдернутых из трудов философа, объявив утверждения Абеляра ошибочными, или, говоря более ясно, еретическими.

Абеляр не пожелал остаться до конца этого чтения, он вышел, хлопнув дверью и предупредив, что пожалуется папе римскому. Так его и осудили – не выслушав. Единственное, о чем он смог договориться, – чтобы его отправили в ссылку в Клюни, где он и умер три года спустя, нищий и больной, в доме настоятеля монастыря в Шалоне.

Но он успел посеять на горе Святой Женевьевы семена, ростки которых было не выдернуть никакому церковному собору. Его метод обучения, подхваченный учениками, продолжал притягивать к себе студентов всего мира, которые потом сами начинали преподавать. «Школа» Абеляра пережила его и оказалась такой живучей, что существует до сих пор, она стала зародышем учреждения, которое меньше чем через семьдесят пять лет после смерти великого педагога получило название Парижского университета.

Серебряный денье Гуго Капета

V. Работа веков

Базилика Сугерия

«При молодом короле – старый министр» – таким мог бы быть девиз следующего царствования. Самым великим человеком Парижа, самым великим человеком Франции во времена Людовика VII был вовсе не король. Самым великим человеком той эпохи был аббат Сюжер, или Сугерий.[263]

Хлипкий на вид, слабого здоровья, но наделенный какой-то особой трезвостью взглядов, фантастической памятью и удивительной в столь тщедушном теле энергией, Сугерий стал первым в ряду министров, глубоко преданных общественному благу. Он был первым из тех, чья власть дополняла королевскую в тех многочисленных случаях, когда государство находилось в руках бездарного или недееспособного короля. Еще совсем молодым Сугерий проявил себя как рачительный администратор, и как смелый военачальник, готовый защищать имущество монастыря и королевские законы с оружием в руках, он продемонстрировал при этом такие незаурядные способности, что Людовик VI, сделав монаха членом своего Совета, поручил ему управление всеми церковными делами. Это был чрезвычайно высокий пост, потому что в то время церковь, морально и материально, участвовала во всей общественной жизни страны. И в то же время она переживала тяжелый кризис: это был период антипап, период первой «реформы», той самой, что обрушилась на нравы клира и пыталась реорганизовать капитулы. Сугерию пришлось четырежды съездить в Рим, и вскоре он уже во всем разобрался и стал во всем принимать участие.

Получив в наследство от отца объединенное королевство, послушную армию, здоровую финансовую систему, Людовик Младший получил вдобавок еще и этого выдающегося служителя государства.

Целью политики Сугерия было поставить в прямую зависимость от центральной власти как можно больше людей, городов, видов деятельности, учреждений – отсюда массовое распространение «городских хартий» – грамот, превращающих города в свободные коммуны, – такие грамоты жаловались сеньорами и утверждались королем, в силу чего общинные земли оставались у него под контролем; отсюда создание новых населенных пунктов, так называемых городов буржуазии, находящихся в прямом подчинении у короля (почти все населенные пункты, носящие название Вильнёв); отсюда признание королем профессиональных объединений и четкое определение условий деятельности в каждой профессии.

Первой профессией, получившей таким образом документ, свидетельствующий о законности ее существования и определяющий правила ее «жизни», была древняя профессия морских купцов, ведущая свое происхождение от перевозчиков товаров по реке времен Лютеции. Следующими оказались галантерейщики – условия обустройства лавок и самой торговли для них были утверждены в год восшествия на престол Людовика Младшего. Следующую грамоту получили мясники, а за ними – все, кто имел дело с кожей, и тут оказалось целых пять разновидностей ремесла: от сапожного до выделки кож лайковым дублением (кстати, где обосновывались члены профессионального братства по последней профессии, становится ясно из названия набережной де ла Гранд-Межиссери[264]).

Чтобы побороть пороки организации или, точнее говоря, дезорганизации страны при феодализме, Сугерий стремился «роялизовать», то есть передать под непосредственную власть короля, как можно больше областей жизни французов, создавая в этих областях юридическую и административную базу. Это был человек прогрессивный, далеко обогнавший свое время, и при этом очень мудрый, терпимый и склонный к мирному разрешению проблем.