Дхана и иные миры - Андрей Прудковский

— Кто ты?

— Я тот, кто с тобой никогда не враждовал и не убивал с помощью ракеты. Можешь называть меня Радогастом.

— И что тебе от меня нужно?

— Только хочу тебе помочь.

— Мне не нужна ничья помощь!

— Один раз тебя уже убили, а если убьют ещё раз?

— Возьму другое тело.

— Но всегда ли это удобно сделать? Не лучше ли защититься от ракет.

— Я пробовал, но ракеты не поддаются моей магии.

— Ракеты не поддаются, но есть люди ими управляющие. Что, если я буду указывать тебе расположение таких людей, а уж ты делай с ними, что хочешь.

— Это было бы для меня полезно…

— Ещё, не заставляй людей сразу уничтожать ракеты, так как тогда их просто заменят: и ракеты, и людей. Лучше внушить им отвращение к использованию ракет против людей, как к безнравственному делу. Тогда всё будет в порядке, ракеты будут исправно летать на учениях, но не полетят при попытке применить их против тебя.

— В этом есть смысл.

— Заключаем договор. Вдвоём мы будем править на Земле!

— Согласен! Магия двух — победит!!!

10 — 8 лет дкс (Петруха и сны Розы)

Из сказок Деда-Плюха, рассказанных своим внукам

Расскажу я вам, детки, сегодня ещё один случай, произошедший через год-полтора после того, как я спас Радека и погостил у Саида-весёлого.

Год этот прошёл для нас достаточно спокойно. Боевики в ущелье Деда так и не обосновались. Домик Деда зарос травами и потихоньку разваливался, а его бараны и козы одичали и бродили по окрестным лугам. Мы периодически заглядывали в ущелье, стреляли баранов и искали следы боевиков. Но всё было спокойно.

Радек развлекался, как мог. Присоединился к армейской сборной по футболу и через день — тренировался, а по вечерам — учил различные маразийские языки.

Наконец, наверное, начальству надоело наблюдать наше безделье, и наши части начали передислоцировать на другие участки, где дела шли не так удачно. Но моё соединение было привязано к нефтепроводу, и до поры нас не трогали.

Уже приближался срок демобилизации Радека, когда крупный наш отряд был пойман боевиками в Змеином ущелье. Несколько армейских групп пытались пробиться к окружённым, но понесли большие потери и отступили. Удалось только сбросить окружённым боеприпасы и сухие пайки, и всё это ценой потери вертолёта, который был сбит.

Тут вспомнили о нас. Мне пришлось готовить операцию по спасению. Надо вам сказать, что Змеиное ущелье потому так и называется, что извивается, как змея. На каждом его изгибе есть укромные полянки, окружённые барьером из огромных гранитных глыб. Каждая полянка — настоящая крепость. А в глубине ущелья, там, где у змеи пузо — большая поляна с источником посреди. С трёх сторон эту поляну защищают отвесные скалы, а с четвертой стороны — барьер из каменных глыб с несколькими узкими проходами. Именно на этой поляне и попался наш отряд — человек тридцать — сорок. Боевики не могли их оттуда выкурить, но и выпускать — не собирались. Порой обстреливали из гранатомёта, но без большого эффекта, так как укрытий на поляне было предостаточно.

Спасением этой группы занимались уже трое суток, но безрезультатно. Армейская тактика массированного удара — ничего не дала в силу сложности рельефа. Вертолёты — боевики сбивали, штурмовая авиация — боялась соваться в узкое извилистое ущелье, дорог в ущелье не было, так что наземная техника — отпадала. Вот в такой ситуации я должен был придумать что-то необычное. И я придумал.

Мы вылетели на двух вертолётах вдоль соседнего ущелья и приземлились высоко в горах над поляной, где засели наши. На обоих вертолётах были электрические лебёдки со сверхпрочным тросом и сеткой — люлькой из того же сверхпрочного материала. И трос и люлька изготавливались в расчёте на прямое попадание пуль и осколков от снарядов. Сетка люльки надёжно защищала, находящегося в ней человека от ранений обычным оружием. Вряд ли боевики имели с собой здесь специальное бронебойное вооружение, которое только и могло повредить нашим планам.

Итак, мы демонтировали одну из лебёдок и начали спускать её с помощью второй в Змеиное ущелье. Спускать — это только так называется, потому что на пути нам встречались и горизонтальные участки, где мы тащили лебёдку по снегу и камням, подкладывая под неё брёвна. Кое-где приходилось расчищать дорогу. Потом кончился трос на неподвижной лебёдке, тогда мы нарастили его ещё одной бухтой 300 метрового троса, затем кончился и этот трос, тогда мы начали использовать трос, намотанный на барабан перемещаемой лебёдки. Вместе с лебёдкой мы тащили и кабель питания от работающего мотора вертолёта. Под конец, уже не хватало никаких тросов, но место попалось ровное, так что протащили лебёдку волоком ещё метров двести. Мы были почти над поляной, но надо было ещё спустить лебёдку метров на сто, чтобы трос мог достать до земли. Я углядел даже подходящий уступ, защищённый от пуль барьером камней. Но как туда добраться?

Придумал, обвязываем конец троса лебёдки вокруг огромного скального выступа и сталкиваем её в пропасть. Теперь, пусть лебёдка сама себя и спускает, а мне остаётся только нажимать кнопки на выносном пульте.

Как стемнело, начинаем операцию по спасению. Спускаюсь сам и спускаю телефонный кабель. По радио — не говорим, так как всё прослушивается. Наши встречают меня объятиями, они уже отчаялись, что их спасут. Следующим спускается Радек.

— Как же вы попали в такую глупую ситуацию?

Объясняют. Боевики, оказывается, захватили в плен их бойца и скрылись в Змеином ущелье. Это было уже не в первый раз. Обычно им всё сходило с рук, но на этот раз мы решили их проучить. Поздним вечером, почти в темноте, отряд спрыгнул на парапланах в самой широкой части Змеиного ущелья и перекрыл боевикам пути отхода. Наутро, неожиданно напав на ничего не подозревавших боевиков, удалось освободить пленного, но вырваться обратно из ущелья — не удалось. Откуда-то к боевикам подошло подкрепление, и отряд окружили. Хорошо ещё, что удалось закрепиться на этой поляне.

Тем временем полным ходом идёт операция по спасению. Сначала в сетку грузят раненых бойцов, затем — начинают поднимать остальных. Под утро боевики обнаруживают нашу деятельность и открывают ураганный огонь по тросу и поднимающейся сетке. Трос — держится, но телефонный кабель — перебит. Разговариваем теперь по рации, так как скрывать уже нечего. Спрашиваем, — как доехал очередной пассажир, — отвечают, — весь в синяках, наверное, сломаны рёбра, но живой.

Наконец, остаёмся на поляне только мы с Радеком. По плану мы должны защищаться до прихода последней сетки, а затем под её защитой уехать вдвоём. Боевики наступают из четырёх щелей между камнями и порою обстреливают поляну из гранатомёта. Каждый из нас держит по две щели. Извиваюсь ужом и откатываюсь то к одному укрытию, то к другому, продолжая стрелять из разбросанных по поляне автоматов наших бойцов. Краем глаза замечаю, что Радек хватается за руку и роняет автомат, значит теперь на меня придётся защита и его щелей. Бросаюсь к нему, но сзади меня накрывает разрыв гранаты, и ноги отнимаются.

Вот и конец нашей эпопеи. Из-за камней появляются улыбающиеся лица боевиков. Нащупываю за пазухой последнюю гранату. Один из боевиков подходит к Радеку.

— Ты — Ибн-Кальб? — спрашивает.

— Да, — отвечает Радек.

— Мы не воюем с Ибн-Кальб. Говорят, Хамид воевал, — нет теперь Хамида, и рода его нет. Говорят, нельзя воевать с Ибн-Кальб.

Не могу поверить, — боевики уходят. Мы перевязываем наши раны, а затем без препятствий грузимся в сетку. Пока меня тащат вверх — теряю сознание.

Очнулся я в армейском госпитале, рядом на соседней койке — Радек. Первичная операция по удалению осколков из моих ног, церемония награждения нас с Радеком орденами «Спасителя Отечества», а затем — мы вместе с Радеком на самолёте летим домой. Я в знакомый мне госпиталь, где встретил Розу, а Радек демобилизованный — туда же, оказывается там его дом, а Роза — это его сестра. Вот неожиданное совпадение?!!!

Четыре сна сестры Розы.

Так бы я назвала рассказ об этом периоде своей жизни. Мне уже девятнадцать лет, приближается двадцатилетие. А двадцать лет — время подвига для людей Дханы, — время, когда женщины рожают своего первенца. Я пыталась ощутить, что я должна делать? Но ничего не ощутила. Поэтому я купила красного шёлка и села шить себе свадебное платье. Туфли мои будут чёрные, также чёрным будет и узор на платье. Такие уж мои цвета: красный и чёрный. Красные губы — чёрные глаза и волосы.

Я была оторвана от своего мира, от своего племени. Даже пророческие сны мои пропали с тех пор, как я прибыла на Землю. Но вот прошлое напомнило мне о себе. Мне приснился пророческий сон. Пророческие сны, знаете ли, всегда можно отличить от обычных, — они как бы более реальные и чёткие, и ими нельзя управлять по собственному желанию, как это можно делать с обычными снами.