Солнце взойдёт - Диана Ставрогина

же просто сорочка. — Ничего сверхсексуального в обычной шелковой ночнушке Лена не видела. Красиво, конечно, но далеко не самый эротичный вариант нижнего белья.

Прищурившись, Яр помотал головой. Медленно, сантиметр за сантиметром, он склонялся к Лене и глубоко дышал. Его губы обжигающей печатью прижались к изгибу ее шеи и едва ощутимым движением поднялись к уху, рассыпая по коже мурашки и дурманя голову:

— Это не просто сорочка, ты же знаешь.

Лена не сдержала тонкого, на выдохе, стона.

— Ты… — Голос ее не слушался. — Ты прав.

Не сдвинувшись ни на сантиметр, Яр довольно хохотнул, и обертона его мягкого, бархатистого тембра очередной лаской пробежались по ее ставшей еще более чувствительной коже. Ноги ослабели. Лена, поддавшись вперед всем телом, поспешила прислониться к груди Ярослава. Он и она одновременно чуть слышно зашипели от остроты нового и, казалось бы, более чем невинного контакта.

— Я скучал, — прошептал Яр между легкими поцелуями: за ухом, в мочку, линию челюсти, уголок губ. — А ты?

Лена всхлипнула и потянулась к нему, желая получить, наконец, полноценный, глубокий поцелуй. Однако он покачал головой, намекая, что ждет ответ.

— Конечно, — выдохнула она тихо. — Конечно, скучала.

Его губы мгновенно накрыли ее в долгожданном приветствии: первые несколько секунд нежно, легкими полукасаниями, но если Ярослав и планировал неторопливое, сладко-медлительное начало, то сам же не выдержал заданного темпа. В каждом последующем движении угадывались жажда и нетерпение, затягивающие Лену в омут, где с одинаковой силой властвовали две потребности — брать и отдавать.

Очень скоро их поцелуй изменился, стал глубоким и влажным, совершенно лишенным приличий и стеснения откровением. Языки дразняще и как будто бы едва ощутимо, но вызывая сильную дрожь, пробегали по самым чувствительным местам рта и ударялись друг о друга, зубы прикусывали и чуть оттягивали тонкую кожу губ, умело не злоупотребляя игрой на контрастах.

С трудом стоя на слабеющих ногах, Лена не успевала удивляться тем граням, что открывались для нее благодаря Ярославу — и про него, и про ее собственную неожиданно запредельную страстность и смелость.

Под кожей теплом гудело желание, и куда-то разлетались все разумные, осторожные мысли, и в ожидании физического контакта болезненно натягивались нервы. Лену влекло к Ярославу так, что нельзя было держаться от него на расстоянии. Не получалось.

Их взаимно согревающий и будоражащий душу поцелуй длился тягуче-сладким мгновением, прервать которое не находилось сил. Однако нарастающая где-то внутри потребность оказаться как можно ближе друг к другу, прижаться кожа к коже из приятного томления очень быстро обернулась мукой. Неритмичное, тяжелое дыхание прекрасно передавало Лене и Яру их общее на двоих состояние, отчего любая ласка обретала лишь дополнительные оттенки удовольствия.

Когда их губы, пылающие и покрасневшие, наконец разделило расстояние в пару сантиметров, Лена смогла прошептать:

— Ты голодный? — Она сама не понимала, откуда у нее в мыслях возник именно этот, ничем не связанный с происходящим ранее, вопрос.

Ярослав улыбнулся. Качнув головой, задел кончиком носа ее, провел им по ее щеке и замер у уха, глубоко и часто дыша.

— Ты так пахнешь… — севшим голосом признался он Лене, и неизвестная по счету толпа мурашек снова пронеслась по ее телу.

— Как? — Кажется, сегодня Лена была способна лишь на глупые вопросы.

— Вкусно.

— Так ты все же голоден? — уточнила она игриво, догадываясь, конечно, какой получит ответ.

— Хм… — Ярослав придал себе задумчивый вид, но лишь секунду, а затем коротко поцеловал Лену в губы и посмотрел в глаза. — В каком-то смысле да.

Лена закусила губу, сдерживая хихиканье. Все-таки нельзя было не замечать, как нелепо звучат подобные разговоры, но все равно работают: низ живота у нее сразу же конвульсивно сжался.

Пройдясь руками по ее телу от талии по ребрам, груди и шеи, Яр ладонями обхватил ее лицо, и Лена расслаблено вздохнула. Не прекратив вглядываться друг в друга, они молчали, просто наслаждаясь накрывшим их спокойствием и приятным ожиданием большего. Было в таких эпизодах тишины что-то хрупко-интимное и волнительно-важное.

Лена накрыла ладони Ярослава своими. Их руки переплелись в новой ласке.

— Пойдем в кровать, — она потянула Яра за собой.

Синие, с расширенными зрачками глаза напротив вспыхнули. Резко, буквально в одно движение, Ярослав закинул Лену к себе на плечо. Не ожидав подобной резвости, она взвизгнула.

Боже, да она не помнила, когда ее последний раз носили на руках, плечах… и вообще любых других частях мужского тела!

Ярослав же только хмыкнул и как ни в чем не бывало направился вперед, а затем, повернув голову, через ткань укусил Лену за ягодицу и заверил:

— Не бойся, не уроню.

Лена засмеялась. Она не испытывала ни капли страха, но не представляла, что делать с нынешним переизбытком чувств. Поведение Ярослава очаровывало ее, заставляло терять голову.

Его легкость, нежность, страсть — все било прямо в цель. Лену охватила эйфория. Безрассудная и неуправляемая. Очень напоминающая безграничное счастье.

На кровать Лену опустили аккуратно и мягко, как будто положили в облако. Улыбаясь, она наблюдала за Ярославом, чей пристальный взгляд, зажигая в ней звезды, очень красноречиво путешествовал по ее телу, задерживаясь иногда на определенных местах, словно он прямо сейчас представлял, где и как именно к ней прикоснется спустя несколько секунд.

От напряжения Лену потрясывало. Томление становилось совсем уж непереносимым, и хотелось застонать, просто в попытке выразить свои запредельные физические и эмоциональные переживания.

Наконец, Ярослав оперся коленом на матрас и наклонился к ней. Лена подвинулась, освобождая для него место. Облизала в предвкушении сухие губы и поймала очередной обжигающий прищур. Не нарушенное никем из них молчание прибавляло происходящему неопределенности, распаляло фантазию, вынуждало замирать в ожидании, отчего инстинктивно обострялась чувствительность.

Когда теплые ладони Ярослава легли Лена на бедра, она невольно вздрогнула. Вжавшись в матрас, не шевелясь, она внимательно наблюдала. Тиканье часов, шорох накрахмаленных простыней, доносящийся из окна уличный гул — все это раздражителем кололо нервные рецепторы, погружая Лену в похожее на гипноз состояние.

Ярослав поднялся руками чуть выше и остановился у кромки ее донельзя задравшейся сорочки. Кончиком ногтя он провел вдоль кружевной каемки, и Лена зашипела. Ничего изощренного еще не случилось, а ее уже почти подкидывало на кровати.

— Знаешь, я эту неделю… — заговорил Ярослав вдруг. От его хриплого, глухого голоса Лена окончательно потерялась. Соски затвердели настолько, что даже шелковая ткань, постоянно чуть скользившая вверх-вниз по груди в такт дыханию, показалась теперь мучительно жесткой. Ярослав же продолжал: — Мечтал, как сам сниму с тебя эту ночнушку, — его руки наконец ухватились за шелк.

— Тогда снимай ее скорее, — поторопила Лена и подняла вверх руки.

На