ФБР - Александр Рыжков

Он не поднял глаз, когда Зиновий попытался пошутить:

— Я возьму две халы и три маковки.

— Как оригинально, — выдохнул мордоворот.

— И похвалю даже, — с увядающей улыбкой продолжил Градов.

— Тупой, банальный старикан, — буркнул себе под нос мордоворот.

— Чего, простите? — опешил Зиновий.

— Вы будете покупать, или поговорить пришли? — всё так же, не поднимая глаз, спросил мордоворот. — Если поговорить — это не ко мне.

Зиновий испытал резкое желание плюнуть во флегматичную морду продавца, развернуться и гордо уйти. С большим трудом он переборол это желание. Во-первых, не в правилах Зиновия Сергеевича Градова плевать людям в лицо, даже когда очень хочется. Во-вторых, он очень хотел есть, и до ближайшей закусочной, которая располагалась в пяти кварталах выше по улице, он бы не дотерпел. Нет, дотерпел, конечно, но, чёрт подери, так надоело терпеть!

— Беляши свежие? — выдавил Зиновий Сергеевич.

— Вчерашние, — признался мордоворот.

— А что сегодняшнее? — поинтересовался Зиновий.

— Ничего, — не стал врать мордоворот.

— Подогреешь? — с надеждой спросил Зиновий.

— За отдельную плату, — на миг повеселел мордоворот.

— Тогда давай два беляша и два пирожка с картошкой, — Зиновий протянул деньги. — И запить чего-нибудь. Отдельной платы не будет.

— Не будет отдельной платы, не будет разогрева, мне-то что? — бурчал себе под нос мордоворот, упаковывая заказ в надорванный бумажный пакет.

Зиновий принял пакет и сдачу. Развернулся и пошёл, стараясь стереть из памяти мордоворота, прилавок с задубевшими товарами и неприличные надписи гвоздём. Лучший способ забыть о чём-нибудь — не возвращаться к этому в мыслях. Отсечь все сознательные и подсознательные мосты, которые способны вернуться к ненужным воспоминаниям. Бросить коробку ненужных воспоминаний на самую дальнюю, самую пыльную полку шкафа памяти. Это трудно. Но это возможно.

Градов был так голоден, что вгрызся в беляш до того, как отыскал свободную скамейку. Беляш был твердоватым, жирным, мяса в нём почти не было, и лучше бы не задаваться вопросом, какому животному это мясо принадлежало при жизни. Но всё же, беляш был вполне пригодным для употребления.

На скамейке — бетонном каркасе с двумя досками на нём — Зиновий принялся за пирожки и беляши, запивая всё это дело из пластиковой баночки. Тёплый «тархун» проталкивал пережёванную еду, ничего больше. Градов предпочёл бы ему обычную воду, но кроме мерзкой зелёной газировки у мордоворота в ларьке ничего не оказалось. Нет, лучше не вспоминать его, забыть, как назойливую муху, прихлопнутую свёрнутой газетой.

Сосед по скамейке — низенький чернокожий блондин в пропитавшейся потом гавайской рубашке — с нескрываемой завистью заглядывал в рот Зиновию. Казалось, каждый раз, как старик откусывал кусочек, сосед испытывал укол классового неравенства, мол, вот ты, старик-богатей, жрёшь свой беляш и картошку в пирожке, а я, простой чернорабочий, сижу тут, полуголодный, дожидаюсь своей смены, а точнее — конца месяца, чтобы получить причитающиеся за тяжкий труд талоны на байган…

Ещё один человек, которого надо будет забыть. Ещё одна ракушка, выброшенная на берег. Как бы потом не наступить на неё. Градов очень не любил, когда кто-то следит, как он ест. А чтобы в рот заглядывали — тем более! Так и поперхнуться можно.

Зиновий не выдержал и протянул блондину пирожок:

— Ты слюной сейчас захлебнёшься. Держи, только перестань меня взглядом сверлить.

— Спасыбо, — виновато улыбнулся чернокожий, принимая съедобный дар. — Нэ панимай твоя гаварить, нэ панимай, — как бы доказывая, что действительно не понимает, парень затряс головой, что, впрочем, не помешало ему жадно приложиться к пирожку.

— Что же ты забыл у нас, дружище, если ничего не понимаешь? — задал риторический вопрос Градов. — У нас и делать-то нечего такому как ты… На, тебе, должно быть, нужней, — Зиновий протянул соседу баночку с остатками «тархуна» и пакет с покоящимся на дне беляшом.

Парень вначале замахал руками, мол, не надо, я слишком гордый, мне и одного пирожка хватит. Но потом перестал ломаться, принял пакет и баночку. Улыбнулся, обнажая жемчужные зубы, а потом со всего маху врезал кулаком Зиновию в подбородок. Сноп разноцветных искр перед глазами. Чёрная бейсболка в сеточку слетела с головы, обнажая седые волосы.

Градов потерял сознание. А когда очнулся…

Когда очнулся, в карманах шортов не обнаружил кошелёк. Благо, грабитель хоть ключи от квартиры оставил. Никого живого поблизости не наблюдалось. Только дыры в асфальте и растущая из них полынь.

— Я был неправ, — иронично произнёс Зиновий, потирая ушибленный подбородок, — тебе есть чем у нас заняться, дружище…

Троллейбус «двойка» прибыл на остановку чуть ли не мгновенно. Ну прямо как по заказу Вэньг Ли. И вправду, задержись рогатый — Таня и Света передумали бы ехать в гетто чупакабр. Но забравшись в забитый салон, девчонки сами отрезали себе путь к отступлению.

Как и большинство троллейбусов города Н, этот нуждался в капитальном ремонте. Как ходовой, так и салона. Лысая резина тысячу раз рихтованных колёс впечатывала в землю сорняки. Шофёр не разгонялся, но и при малых скоростях каждая яма в асфальте передавалась в салон жёсткой тряской и вибрацией. А если учесть, что вся дорога — сплошная яма, то можно себе представить, каково было пассажирам, которые жались друг к другу промокшими от пота телами.

В местах, где ямы оказывались особенно глубокими, водителю приходилось направлять своего ржавеющего рогатого монстра в объезд — взбираться круглыми резиновыми лапами на остатки бордюра, плестись по тротуару, земле, траве, камням и остаткам пешеходной плитки. Штанги троллейбуса то и дело срывались с проводов, и водителю приходилось надевать грубые варежки из мешковины, чтобы тянуть за капроновые тросы. Башмаки токосъёмников всякий раз возвращались на место, чтобы вновь сосать электричество из вен контактной сети, сплёвывая его в электромотор.

До конечной остановки «Площадь Победы» троллейбус полз около часа, если не больше. В забитом пассажирами салоне это время показалось вечностью. Даже несмотря на то, что за пару остановок до «Площади» значительная часть людей вышла, и Тане Паучковой даже посчастливилось присесть на дерматиновое сиденье с торчащим из надрывов пожелтевшим поролоном.

И всё же вечность потных мучений кончилась. Двойные дверцы троллейбуса со скрипом распахнулись, девчонки с облегчением порхнули на заросшую бурьяном остановку. И пусть день выдался довольно жарким, но, по сравнению с салоном троллейбуса, улица казалась обителью живительной прохлады и свежести воздуха. И, о чудо, нигде не пахло полынью! Правда, вскоре подул знойный ветер, неся с собой её горький запах.