Костры ночных Карпат - Семен Близнюк

Борьба накалялась. В огненные волны слились красные знамёна, принесённые в Мукачево крестьянами всего округа: в сентябре 38 года здесь проходили собрания сельской бедноты. «Подкарпатское трудовое крестьянство— за единство, против фашистских агрессоров!» — писала газета. Среди выступавших снова назван Ципф.

И вот — тишина. Жизнь как будто приостановилась. Похоже, дождливые осенние дни выплеснули на улицы города и эти злые, мелкие холодные волны — каски завоевателей. Но город начал оживать. Он гудел не только от стука копыт конных батарей, от возов с новобранцами. Гудел и нарастающим народным протестом. Именно в это время родилась легенда, что вниз по реке Латорице в Мукачево приплыли на лодках красные казаки…

Коммунист Ципф знал: надо идти навстречу братьям-освободителям — помогать им перейти Карпаты. Так нашёл связь с другими патриотами. Перевязав сумку с инструментом, он начал ездить в горы, где у Подполозья строились военные объекты…

Но слишком уж заметной была личность известного в крае революционера. И вот появилось тайное донесение в отдел контрразведки VIII армейского корпуса:

«На основании сообщения доверенного лица Ф 1-53 7 числа с. м. поездом, который отправляется в 5 ч. утра на Воловец, в одном из вагонов с несколькими рабочими ехал на строительство оборонительных объектов каменщик И. Ципф, житель села Паланок, который и в прошлом году работал на строительстве военных объектов, однако был оттуда уволен.

Ципф во время чешского режима был руководителем коммунистической организации в Паланках. Он был и в России на курсах.

Желательно было бы вести надзор за Ципфом и даже уволить с работы.

Мукачево, 16 апреля 1941 г.».

Иштван Ципф был вскоре арестован, И всё-таки сыщики не вышли на след группы. Больше того, старый коммунист работал так умело, что хотя его потом судили вместе с группой, трибунал был вынужден ограничиться довольно минимальным сроком наказания.

В золотую карпатскую осень 44 года Иштван Ципф за всех однополчан, ещё томившихся в фашистских лагерях, скажет своё слово на краевом совете — I съезде Народных комитетов: «Хотим, чтобы наш край на веки веков воссоединился с родной матерью — Советской Украиной!»

Его изберут первым секретарём Мукачевского горкома партии, а старую рабочую сумку попросят в музей.

Но всё это будет потом, спустя годы.

Сопоставлять факты легче на расстоянии. В этой истине мы смогли ещё раз убедиться, когда познакомились с материалами о многих закарпатских разведывательных группах, когда по различным архивным данным о деятельности фашистских карателей в Закарпатье выяснили причины успехов одних и провалов других патриотов. Поэтому, прежде чем перейти к рассказу о последних днях группы товарища Данило, попытаемся изобразить два эпизода такими, какими они реально представляются до свидетельству очевидцев, по историческим справкам.

На рассвете 11 апреля 1941 года хортистские батальоны, обстреляв югославские пограничные посты, вторглись на территорию соседней страны. Венгрия вступила во вторую мировую войну на стороне фашистской Германии.

В полдень барона Томаи из «К-осталя» принял сам начальник генерального штаба генерал-полковник Хенрик Верт. Он был сух и деловит:

— В нашем распоряжении, барон, десять минут. Буду предельно краток. До сих пор вы со своими людьми разыгрывали прелюдию за занавесом. Теперь занавес поднимается. Да, да, мы планируем повернуть на Восток. Смешно было бы упустить возможность, которую предоставит нам предстоящая историческая акция германского рейхсвера. Мы вступим в войну с русскими если не вместе с нашими немецкими друзьями, то вслед за ними. Повод? Не мне вам разъяснять. Таким образом, зона опеки вашего отдела — Подкарпатье — превращается в авансцену предстоящих действий воинов святостефанской короны. Я прочитал вашу последнюю записку. Вы слишком долго возитесь с этими русинами — установили слежку, как за профессиональными разведчиками. Кончайте игру. Это — народ упрямый. Выследили — надо судить, казнить. Остальным будет урок — попрячутся в норы… Кажется, с вами говорили о молниеносных «акциях устрашения»?

Барон наклонил голову в знак согласия. Он не забыл встречи с берлинским инспектором, только не знал, что генерал, известный своей близостью с гитлеровским генштабом и всегда восторгавшийся «чистой работой» абвера, находился в курсе самых щекотливых дел СД.

— Так вот, — продолжал Верт, — нащупали группу — возьмите, обработайте — и сразу под суд да с освещением в печати. К маю зона должна быть очищена от русской контрразведки. Вам понятно, господин барон?

— Подобных групп, очевидно, больше, — заметил Томаи. — Жаль обрывать возможные нити…

— Тотальная война требует тотальной чистки конюшен, — генерал явно смаковал модное выражение, не обращая внимания на реакцию барона. — Ждать некогда. Пока мы будем разыскивать всех русских наблюдателей, Гитлер кончит войну на границе Европы и Азии!

И начальник генштаба поднялся: аудиенция закончена.

Барон закрыл за собой высокую дверь и сдержанно вздохнул. Он знал, какой горячий зуд подгонял военную верхушку. Раньше она себе разрешала в строгих военных планах даже небольшие лирические отступления: чтобы найти предлог для захвата всего Фельвидэйка[30], придумали, будто бы в Карпатах очень интенсивно вырубывают лес, а это может привести… к заболачиванию венгерской равнины. Теперь военный министр Барта нетерпеливо заявлял: «Поскольку немцы одержали победу над поляками всего за 3 недели и примерно за этот же срок покончили с французами, югославами, я считаю, что они в течение 6 недель окажутся в Москве и полностью разгромят Россию!»

Будучи контрразведчиком, барон верил лишь фактам, а не заявлениям. Поэтому он не торопился — над приказом решил поразмыслить. «Акции устрашения» — это, собственно, дело жандармов и карателей. Но вряд ли Верт ошибся — скорее начал действовать с немецкой вероломностью. Пока на заседаниях правительства Бардошши обдумывают ход — как вторгнуться в Румынию, и даже придумали, будто бы там «назрела революция», — Верт и в этом деле демонстрирует свою немецкую выучку — он неустанно повторяет: «Все — из немецких рук!» Подачка есть подачка — даже из рук самого Аттилы XX века! Честь барона это ущемляло. Поэтому, перепоручая задание Верта своим пододечным с карпатского плацдарма, он первым делом поискал себе единомышленника.

Звонок из Будапешта в Ужгород был коротким. Подполковнику Пинеи в случае успеха молниеносной «акции устрашения» обещалось звание полковника. Но барону было хорошо известно, что Пинеи не такой простак — своё дело он знает — и если поработает, то действительно во славу контрразведки, а не какой-то личности, играющей собственные партии со службами абвера.

Спустя месяц агенты «К-осталя» с помощью провокатора взяли людей Микульца. А ниточка потянулась дальше…

Пинеи срочно вызвал из Воловецкой пограничной полиции нового начальника — капитана Кондороши.

— Выкладывайте подробности, о которых вы не сочли нужным поделиться с моими людьми у себя на станции.

— Но… ваше благородие, Канюк, проходящий по делу Микульца, встречался в разъездах с десятками людей, всех их детективы засечь не могли.

— Шляпы они, ваши детективы! Можете об этом доложить и своему начальству — доктору Мешко… Подумать только, в Подкарпатье — 163 жандармских участка, в каждом из которых от 11 до 17 жандармов, 5 окружных полицейских дирекций… полторы сотни расширенных нотарских управлений, в конце концов — 624 священника—и вот…

Пинеи протянул ему тоненькую папку.

Красный от возбуждения, Кондороши принялся читать материалы. В нём все уже кипело, но заводиться с беспощадной «Кемельхарито осталь» всё-таки не решался. А по мере того, как читал, глаза его все больше расширялись. Взглянул на подполковника:

— Неужели в общении с ними был даже священник? Я же его знал как правдолюбца, который честно служит…

— Да, служит он в самом деле честно, но не только богу. А ваши коллеги сняли с него подписку о невыезде! Даже прекратили наблюдение! Учтите, если вскоре обнаружится, что этот священник — русский резидент, отвечать придётся прежде всего вам… Хотя вполне возможно, что мы имеем дело с одной сильно разветвлённой сетью…

— Разрешите, ваше благородие…— капитан нервно дёрнулся. — Дайте мне эту «паству» — они у меня рядышком на коленях ползать будут! Все!..

Пинеи почувствовал: он добился того, чего хотел. Он всегда предпочитал работать на контрастах. Зная, что этот Кондороши даже среди жандармов прослыл «коновалом», подполковник и хотел свалить на него наиболее сложную обработку группы, о которой передал уже телефонограмму в Будапешт. Он знал, как этот капитан «подготовит» жертвы, к тому же опасаясь, чтобы не обвинили его в ротозействе. Ну, а потом… Потом Пинеи надеялся с помощью известных ужгородских «спецов» довести дело до конца…