Стихотворения - Иван Бунин

ПЛОТЫ

С востока дует холодом, чернеет зыбь рекиНапротив солнца низкого и плещет на пески.

Проходит зелень бледная, на отмелях кусты,А ей навстречу — желтые сосновые плоты.

А на плотах, что движутся с громадою рекиНапротив зыби плещущей, орут плотовщики,

Мужицким пахнет варевом, костры в дыму трещат —И рдеет красным заревом на холоде закат.

16 июля 1916

ДЕДУШКА В МОЛОДОСТИ

Вот этот дом, сто лет тому назад,Был полон предками моими,И было утро, солнце, зелень, сад,Роса, цветы, а он глядел живыми,Сплошь темными глазами в зеркалаБогатой спальни деревенскойНа свой камзол, на красоту чела,Изысканно, с заботливостью женскойНапудрен рисом, надушен,Меж тем как пахло жаркою крапивойИз-под окна открытого, и звон,Торжественный и празднично-счастливый,Напоминал, что в должный срокПойдет он по аллеям, где струитсяС полей нагретый солнцем ветерокИ золотистый свет дробитсяВ тени раскидистых берез,Где на куртинах диких роз,В блаженстве ослепительного блеска,Впивают пчелы теплый мед,Где иволга то вскрикивает резко,То окариною поет,А вдалеке, за валом сада,Спешит народ, и краше всех — она,Стройна, нарядна и скромна,С огнем потупленного взгляда

22 июля 1916

Полночный звон степной пустыни…

Полночный звон степной пустыни,Покой небес, тепло земли,И горький мед сухой полыни,И бледность звездная вдали.

Что слушает моя собака?Вне жизни мы и вне времен.Звенящий сон степного мракаСамим собой заворожен.

22 июля 1916

САТУРН

Рассеянные огненные зернаПроизрастают в мире без конца.При виде звезд душа на миг покорна:Непостижим и вечен труд творца.

Но к полночи восходит на востокеМертвец Сатурн — и блещет, как свинец.Воистину зловещи и жестокиТвои дела, творец!

КОНЬ АФИНЫ-ПАЛЛАДЫ

Запели жрецы, распахнулись врата — восхищенныйПал на колени народ:Чудовищный конь[7], с расписной головой, золоченый,В солнечном блеске грядет.

Горе тебе, Илион! Многолюдный, могучий, великий,Горе тебе, Илион!Ревом жрецов и народными кликами дикийГолос Кассандры — пророческий вопль — заглушен!

22. VII. 16

ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ

Черный бархатный шмель, золотое оплечье,Заунывно гудящий певучей струной,Ты зачем залетаешь в жилье человечьеИ как будто тоскуешь со мной?

За окном свет и зной, подоконники ярки,Безмятежны и жарки последние дни,Полетай, погуди — и в засохшей татарке,На подушечке красной, усни.

Не дано тебе знать человеческой думы,Что давно опустели поля,Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмыйЗолотого сухого шмеля!

26 июля 1916

МОРФЕЙ

Прекрасен твой венок из огненного мака,Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,Глядящий на меня и кротко и в упор,Как страшен смертному безгласый час Морфея![8]

Но сказочно цветет, во мраке пламенея,Божественный венок, и к радостной странеУводит он меня, где все доступно мне,Где нет преград земным мои м надеждам вешним,Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,Где не дивит ничто — ни даже ласки той,С кем бог нас разделил могильною чертой.

26. VII. 22

ПУГАЧ

Он сел в глуши, в шатре столетней ели.На яркий свет, сквозь ветви и сучки,С безумным удивлением гляделиСверкающие золотом зрачки.

Я выстрелил. Он вздрогнул — и бесшумноСорвался вниз, на мох корней витых.Но и во мху блестят, глядят безумноКруги зрачков лучисто-золотых.Раскинулись изломанные крылья,Но хищный взгляд все так же дик и зол.И сталь когтей с отчаяньем бессильяВонзается в ружейный скользкий ствол.

Настанет день — исчезну я…

Настанет день — исчезну я,А в этой комнате пустойВсе то же будет: стол, скамьяДа образ, древний и простой.

И так же будет залетатьЦветная бабочка в шелку,Порхать, шуршать и трепетатьПо голубому потолку.

И так же будет неба дноСмотреть в открытое окнои море ровной синевойманить в простор пустынный свой.

10 августа 1916

Ту звезду, что качалася в темной воде…

Ту звезду, что качалася в темной водеПод кривою ракитой в заглохшем саду, —Огонек, до рассвета мерцавшей в пруде, —Я теперь в небесах никогда не найду.

В то селенье, где шли молодые года,В старый дом, где я первые песни слагал,Где я счастья и радости в юности ждал,Я теперь не вернусь никогда, никогда.

Едем бором, черными лесами…

Едем бором, черными лесами.Вот гора, песчаный спуск в долину.Вечереет. На горе пред намиЛес щетинит новую вершину.

И темным-темно в той новой чаще,Где опять скрывается дорога,И враждебен мой ямщик молчащий,И надежда в сердце лишь на Бога,

Да на бег коней нетерпеливый,Да на этот нежный и певучийКолокольчик, плачущий счастливо,Что на свете все авось да случай.

9 сентября 1916

Тихой ночью поздний месяц вышел…

Тихой ночью поздний месяц вышелИз-за черных лип.Дверь балкона скрипнула, — я слышалЭтот легкий скрип.В глупой ссоре мы одни не спали,А для нас, для насВ темноте аллей цветы дышалиВ этот сладкий час.Нам тогда — тебе шестнадцать было,Мне семнадцать лет,Но ты помнишь, как ты отворилаДверь на лунный свет?Ты к губам платочек прижимала,Смокшийся от слез,Ты, рыдая и дрожа, ронялаШпильки из волос,У меня от нежности и болиРазрывалась грудь…Если б, друг мой, было в нашей волеЭту ночь вернуть!

У ворот Сиона, над Кедроном…

У ворот Сиона, над Кедроном,На бугре, ветрами обожженном,Там, где тень бывает от стены,Сел я как-то рядом с прокаженным,Евшим зерна спелой белены.

Он дышал невыразимым смрадом,Он, безумный, отравлялся ядом,А меж тем, с улыбкой на губах,Поводил кругом блаженным взглядом,Бормоча: «Благословен Аллах!»

Боже милосердый, для чего тыДал нам страсти, думы и заботы,Жажду дела, славы и утех?Радостны калеки, идиоты,Прокаженный радостнее всех.

16 сентября 1917

Мы рядом шли…

Мы рядом шли, но на меняУже взглянуть ты не решалась,И в ветре мартовского дняПустая наша речь терялась.

Белели стужей облакаСквозь сад, где падали капели,Бледна была твоя щекаИ, как цветы, глаза синели.

Уже полураскрытых устЯ избегал касаться взглядом,И был еще блаженно пустТот дивный мир, где шли мы рядом.

28 сентября 1917

И цветы, и шмели, и трава, и колосья…

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,И лазурь, и полуденный зной…Срок настанет — господь сына блудного спросит:«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот этиПолевые пути меж колосьев и трав —И от сладостных слез не успею ответить,К милосердным коленям припав.

14 июля 1918

ДЕТСТВО

Чем жарче день, тем сладостней в боруДышать сухим смолистым ароматом,И весело мне было поутруБродить по этим солнечным палатам!

Повсюду блеск, повсюду яркий свет,Песок — как шелк… Прильну к сосне корявойИ чувствую: мне только десять лет,А ствол — гигант, тяжелый, величавый.

Кора груба, морщиниста, красна,Но как тепла, как солнцем вся прогрета!И кажется, что пахнет не сосна,А зной и сухость солнечного лета.

ЗВЕЗДА МОРЕЙ, МАРИЯ