Московский упырь - Андрей Посняков

– А зачем, дядько Лявон? – смачно зевнул Микитка – вихрастый парень с круглым веснушчатым лицом. – Чего нам, тут плохо?

– Да затянулось все слишком, вон что! Тсс! – Дядько Лявон поднял с земли короткую, с блестящим широким лезвием пику – совню, – прислушался. – Вроде идет кто-то?

Микитка тоже насторожился, услыхав чьи-то приближающиеся шаги:

– А ведь и верно – идет! Похоже, проверка!

– А может, хрестьяне здешние чего продать привезли? – Ратники обрадованно переглянулись. – Мы бы первые у них и купили б…

– Эй, стой, кто идет!

– Не идет, а едет, – продравшись сквозь кусты, уже тронутые маленькими клейкими листиками, перед воинами возник хитроглазый мужичонка в распахнутом ввиду тепла армячке. Кивнув, ухмыльнулся:

– Здорово, дядько Лявон, и ты будь здоров, Микита. Я смотрю, вы снова на страже. Что, больше ставить некого?

– Не, это ты, Макарий, все в нашу стражу приходишь, – засмеялся Лявон.

– Не прихожу, а приезжаю, – поправил Макарий. – Два воза у меня в грязи застряли, у балки. Помогли б вытащить…

Лявон махнул рукой:

– Поможем, ништо… Верно, Микита?

– Конечно, поможем, дядько Лявон. Макарий, ты чего в этот раз привез-то?

– Квасу две корчаги, да мучицы чуть, да рыбы… рыбы много.

– А пирогов, пирогов не напекла твоя баба? Я бы полдюжины взял.

Макарий засмеялся:

– Напекла, а как же! Еще теплые. Ну, пирогами я вас и так угощу, забесплатно, коли уж поможете возы вытолкать. Я-то, ишь, думал, подсохнет, ан нет – сыровато. Да и рано еще… Думаю, поеду-ка сегодня поране других – скорей расторгуюсь да за дела.

– Это ты правильно решил.

Бережно припрятав совни в березняке, ратники, прибавив шагу, пошли вслед за Макарием.

Утреннее апрельское солнышко еще таилось за деревьями, за ближним лесом, но первые – самые проворные – лучи его уже золотили вершины берез. Благостно было кругом, лишь парила на опушке земля, да радостно пели птицы.

– Жаворонок, – спрыгнув с воза, улыбнулся Митрий. – Ей-богу, жаворонок!

Прохор скептически покачал головой:

– Какой же это жаворонок? Жаворонок вовсе и не так поет. Это малиновка.

– Да рано еще малиновке.

– Ладно вам спорить, – передернув плечами, Иван поплотнее запахнул армяк. – Что-то озяб, скорей бы солнышко вышло.

– Ничо! – расхохотался Прохор. – Сейчас вернется хозяин, начнем возы из грязищи вытаскивать – ужо, согреешься!

– Да уж…

– Чего-то Макария нашего долгонько нет, – окропив мочою березу, забеспокоился Митрий. – Не попался ли?

– Не попадется, – отмахнулся Иван. – Тут таких, как он, мужиков, знаешь сколько?

И, словно в ответ на его слова, из ближней рощицы донеслись голоса. Парни насторожились, готовые к любым неожиданностям. Впрочем, судя по беспечности говоривших, все было в полном порядке. Ага, вот на опушке показался Макарий, а с ним двое мужиков, вернее, ратников, судя по ржавым пятам на поддевках. Видать, часовые, кто же еще-то? Макарий сказывал – как раз где-то здесь пост должен быть.

Иван усмехнулся: вот раздолбаи – даже поленились брони одеть. Правда, оба при саблях… но, похоже, настроены вполне добродушно – ишь, улыбаются.

– Это наши, деревенские, – Макарий кивнул на парней. – Ну что, робяты, вот нам подмога! Взялись?

– Взялись, – решительно кивнув, Прохор сбросил наземь сермягу и закатал рукава.

– Силен, парнище! – кивнув на него, подмигнул Макарию один из ратников, тот, что постарше, его называли «дядько Лявон». – Такой и один справится.

Шутил, конечно, возы-то увязли основательно – по самые оси.

– Хорошо б хворосту подложить под колеса, – предложил Митрий. – Или веток нарубить…

– Во-во, нарубите, – Макарий одобрительно кивнул. – Сходите вон, с Микитой, а мы пока прикинем, с чего начать.

Веток нарубили быстро, сноровисто – вот и пригодилась сабля, Микита ее не жалел, рубил с плеча – только свист стоял, а Митька едва успевал подбирать ветки. Кинув их под колеса, навалились… стегнули лошадь…

– И-и – раз… И-и – два…

С третьей попытки вытолкали. Посидели немного, вытирая пот, да пошли ко второму возу – с этим уже возились недолго, там и место было посуше, да и телега не так перегружена.

– Ну, благодарствую всем! – обрадованно приговаривал Макарий, доставая из-под рогожки увесистую баклажку. – Инда теперь и выпить не грех. Вы как, ратнички?

– А наливай!

Сели под куст, выпили. И за знакомство, и так, с устатку – попробуй-ко, возы потягай, чай, не лошади!

– Ну что, как у вас тут? – протягивая часовым кусок пирога, поинтересовался Макарий.

– Да как и всегда, – дядько Лявон вяло махнул рукою. – Одна тягомотина. Воеводы, Голицыны-князюшки, незнамо что думают. Сидят под этакой крепостицей, высиживают, – нет, чтоб единым махом прихлопнуть. Тогда уж и самозванец бы задергался, а так… А вообще, надоело все. Весна ить пришла – пахать скоро. А кому? Мы вон с Микиткой, не смотри, что пищальники, а все ж из дворян. Крестьяне поразбежались все, Микитка во прошлое лето в холопи запродаться хотел, с голодухи, так какая-то собака выдала – чуть головы не лишился, царский-то ведь указ запрещает служилым людишкам в холопи верстаться – ктой тогда за царя-батюшку воевать будет?!

– Воевать? – Макарий усмехнулся. – А стрельцы на что?

– Ага, они навоюют… Не о том у стрельцов башка болит, а о том, как торговлишку свою мелкую, ремеслишко наладить – с того ведь, считай, и кормятся. Почти у всех ведь семьи. Думали – отпустит по весне государь на роздых – так ведь нет, не отпускает. Народ недоволен зело, да и так – от безделья мается. – Дядько Лявон допил баклажку и, блаженно улыбнувшись, поднялся на ноги. – Ну, мы пошли, пожалуй. Отхожее место постережем – кабы кто мимо, в кусты не пошел.

– Пирогов-то возьмите, – напомнил Макарий.

Лявон улыбнулся:

– И то правда, возьмем.

Проводив ушедших ратников взглядом, Макарий обернулся к парням:

– Ну что, слыхали, как тут дела идут? Недоволен народ Борисом, ох недоволен. То-то рвутся все подметные письма читать – от нового царя милостей ждут, от Димитрия.

– Да уж, – согласно кивнул Иван. – Говоря немецкими словами – дисциплины в армии никакой. Часовые вражьим лазутчикам телеги вытаскивают – это ж где такое видано?

– Да не знают они, что я лазутчик, – Макарий покривился. – Хотя, может, и догадываются.

– Уборные зато сторожат строго! – хохотнул Митрий. – Лучше б дороги так сторожили, а то, я чую, тут все кому не лень шастают.

– А вот насчет уборных ты не прав, Митя, – вскользь заметил Иван. – Это они правильно делают. От пули да от сабли четверть войска погибнет, много – треть, а вот мор свободно может и все войско выкосить. Да и не только войско – все окрестные земли. А уж коли мор начался, так остановить его трудно. Сами знаете, как король Анри во Франции в таких случаях делает…

– Как? – живо заинтересовался Макарий. – Любопытственно будет послушать.

– А так, – Иван изобразил целящегося из ружья человека. – Ежели в каком граде болезнь объявилась, ежели народишко там помирать начал, король сей же час посылает туда не лекарей – войско. Окружают город, и кто осмелится из ворот высунуться – пулю промеж глаз!

– Промеж глаз? Лихо!

– Вот так городишко и вымрет. Зато и болезни там же конец придет – и вся страна в целости.

Так, под разговоры, неспешно поехали дальше. Парни шагали рядом с возами, а Макарий и еще один мужик – второй возница – сидели на облучках, время от времени натягивая вожжи. Дорога постепенно расширялась, становилась тверже, и вскоре за холмом показался лагерь – палатки, шатры, повозки и многочисленные дымы костров. Макарий показал плетью чуть в сторону:

– Вон там, где телеги, наши торговцы. Туда и едем.

– А не страшно? – поинтересовался Прохор. – Вдруг схватят?

– Не страшно, – Макарий сжал губы. – Не первый раз езжу.

Макарий был шпионом, лазутчиком самозванца. Собирал сведения о перемещениях царских войск, о настроениях, в них царивших, распространял подметные письма и прелестные грамоты – и ничуть этого не стеснялся. Наоборот, считал себя героем. Впрочем, если признавать самозванца истинным государем, то так оно и выходило.

Ивану же чем дальше, тем становилось грустнее, уж больно сильно было похоже на то, что Борис Годунов всем – ну, буквально всем – до чертиков надоел. Аристократам – арестами и ссылками, дворянам и детям боярским – полным разорением, торговцам – войною и высокими пошлинами, крестьянам – заповедными да урочными летами, запрещавшими уходить от хозяев и устанавливавшими срок сыска беглых, а таких было множество. К тому же именно с Борисом многие связывали выпавшие на долю России невзгоды – три неурожая подряд, недород, голод. И все больше и больше людей надеялись на «истинного царя» – самозванца! Впрочем – самозванца ли? Несмотря на, казалось бы, убийственные доказательства, парни начинали в этом сомневаться, уж больно уверенно вел себя Дмитрий. Явиться завоевывать трон со столь малыми силами, практически без поддержки сильных мира сего (король Речи Посполитой Сигизмунд вовсе не торопился хоть как-то помогать «царевичу», иное дело – магнаты) мог только самый забубенный авантюрист… либо человек, полностью уверенный в том, что «подданные» его поддержат. Хотя, конечно, по внешним ухваткам Дмитрий никак не походил на царя: больно уж прост. Любил пошутить, посмеяться, со всеми держался запросто – вообще-то, не самые плохие качества, но – не царские, не царские… Царь должен быть – ухх! Чтобы все боялись. А этот, видать, рассчитывал не на страх. На что-то другое.