Сталинград - Владимир Шатов

 На дне очередной воронки валялась защитная каска. Григорий пнул её ногой, она мешала прицельному огню.

 - Тяжёлая!

 В ней оказалась голова того узбека, который сожалел о неполученной ране. Навстречу ползли раненые, окровавленные и грязные, с изжелта-серыми лицами, запекшимися губами и лихорадочно блестящими глазами.

 - Пропусти земляк!

 - Давай быстрее!

 Кряхтение, стоны и матерная брань слышались отовсюду. Атака гитлеровцев захлебнулась, но красноармейцам тоже досталось...

 - Огоньку не бросишь? – услышал Григорий голос мастеровитого сержанта.

 - Свой надо иметь!

 - Да трофейная зажигалка выпала пока я прыгал по завалам.

 - Тогда держи!

 Григорий высунулся из воронки, чтобы бросить самодельное кресало, а сержант в этот момент повернул к нему голову.

 - Ты чего не ловишь? – возмутился Шелехов, когда тот не поймал брошенный ему предмет.

 - Григорий Пантелеевич? – ошарашенно спросил его сержант.

 - Ну?

 - Не признал меня?

 - Нашёл время загадки загадывать…

 - Это я Пашка Лисинчук!.. Мы же с тобой работали на шахте в Сталино!

 - Вот так встреча.

 «Фрицы» снова поднялись в атаку, и только отбив её давние знакомые смогли упасть рядом в какой-то окоп и поговорить. Траншея оказалась немецкой, узкой и глубокой. Чтобы разойтись с ранеными приходилось протаскивать встречные носилки между ногами стоящих впереди.

 - Поговорить не дадут! – возмутился Павел и дал короткую очередь из трофейного автомата. – То немцы, то эти…

 - Радуйся што жив! – буркнул Григорий, устало привалившись к стенке траншеи.

 - Где тебя носило столько лет?

 - На Севере…

 - Понятно, - кивнул понятливый Лисинчук, - а как там?

 - Хуже не бывает!

 - Даже тут?

 - Здесь мы хучь на равных. Меня могут убить, но и у меня автомат…

 Через мостик над железной дорогой прислуга на руках пыталась перетащить пушчонку. Бывшие шахтёры вылезли из траншеи и впряглись сами.

 - Земля вся сковыряна от бомбёжек и артобстрелов, - с чувством сказал Григорий, - нет живого места… 

 - Перетащим! - пыхтел Павел и напрягал на руках бугры мышц.

 - Воронка на воронке.

 - И пушка неудобная зараза…

 Слух у всех был напряжён и болезненно ловил каждый шорох.

 - Вот… Летит!

 - Ложись!

 Солдаты кубарем покатились в стороны, потом нырнули ещё глубже, в какую-то яму, руками во что-то липкое… Грохот разрыва, на головы падает комковатая земля.

 - Пронесло. – Сказал Пашка вставая.

 - Ить яма чей-то разрушенный сортир. – Усмехаясь, определил Григорий.

 - Теперь вонять долго будем, - с отвращение сплюнул Лисинчук, - где тут отмоешься…

 За день красноармейцы отразили ещё несколько атак. Из роты в живых осталось примерно треть бойцов. Ближе к ночи они закопались в землю недалеко от немцев. 

 -  Вылезти и встать нельзя - убьёт гадёныш.

 - А тебе зачем вставать? – поинтересовался Григорий, который сидел на корточках с закрытыми глазами. – Жив и ладно…

 Следующее утро выдалось прохладным, солнышко светило ярко, приветливо, но не грело. На голубом небе не наблюдалось ни облачка, ни тучки.

 - Вперёд! – раздался крик взводного.

 - Нужно одним броском проскочить нейтральную полосу. – Сказал Лисинчуку Григорий.

 - Зачем каждый день начинать с контратаки? – ругнулся тот и рванул как заяц.

 Григорий перебежками затрусил за ним, искренне надеясь, если пулемёты отсекут нападавших переждать в воронке.

 - Осталось совсем немного… - успел обрадоваться он.

 Неожиданно сзади раздался громкий хлопок. Толчок в спину легко поднял его в воздух. Он отлетел в сторону и в сотую долю секунды успел подумать:

 - Конец!…

 Очнулся Григорий в глубокой воронке. Кругом ни души, только в воздухе клубы дыма и порхающие штабные бумажки…

 - Левая рука кровоточит…

 Он с трудом дополз до своих окопов и мешком свалился вниз. В траншее кровь стояла по щиколотку, на бруствере лежала нога в сапоге с обрывками штанины. Дальше бесформенный комок из шинели, костей и мяса, от которого в холодном воздухе поднимается лёгкий парок и исходит непередаваемый запах ещё тёплой крови. По шинели Григорий узнал погибшего:

 - Наш солдат, тащивший недавно пушку.

 Казалось, что даже ветер состоял из осколков и пуль. Чтобы чем-нибудь занять время и забыться, соседи играли в выдуманную Лисинчуком игру: двое выставляли из ямы оружие прикладом кверху:

 - Чей скорей разобьёт, тот выиграл…

 Много винтовок и автоматов осталось от прошлых боёв, они валялись на земле разбитые, уже не годные для дела. Своё оружие бойцы берегли, как зеницу ока: обертывали портянкой затвор, чтобы уберечь его от туч пыли, поднимавшейся во время артиллерийского обстрела.

 - Автомат гарантия нашей жизни при неизбежной встрече с врагом.

 - Гарантия, но ненадёжная!

 Развлечение быстро надоело и Григорий, внутренне волнуясь, спросил Павла:

 - Как нашего командира роты зовут?

 - Михаил.

 - А как по батюшке и фамилия?

 - А ты чего интересуешься?

 - Нужно…

 - Григорьевич. – Сказал сержант и признался: – Кошевой. Хороший парень.

 - Вижу.

 - Выйдем из боя, я ему про тебя расскажу, как мы вместе на шахте пахали.

 - Даже не вздумай!

 - Чего вдруг?

 - Он мой сын…

 - Вот так фокус!

 Только отбив очередную атаку фашистов Григорий смог рассказать боевому товарищу историю своей жизни до приезда в Сталино.

 - Да дела, - присвистнул Пашка. – Я бы откровенно всё рассказал.

 - Боюсь, - честно сказал Григорий, – как он отреагирует на отца врага-народа?

 - Что тогда делать будешь?

 - Просто буду воевать рядом... Помогу выжить, а там поглядим.

 - Выжить нам будет проблематично!

 … Наивная надежда Григория переправиться на другой берег Волги после разговора с сыном провалилась. Во-первых, самого разговора не случилось,  в последний момент он испугался. Во-вторых, на следующий день после того как Чуйков принял командование 62-й армией, он приказал никого не переправлять на левый берег. 

 - Раненым давать по стакану водки и пусть обозначают передовые позиции. – Велел беспощадный генерал.

 Некоторые из них не могли даже винтовку поднять. Заживо сгнивали на поле боя, хотя к Григорию это не относилось. Несмотря на ранение, он остался в роте Кошевого и старался держаться к сыну ближе, чтобы помочь тому выжить.

 Генерал Родимцев добрался до штаба Чуйкова лишь к полудню следующего дня. Его форма была вся в грязи, по дороге пришлось часто прыгать из воронки в воронку.

 - Командир 13-й гвардейской дивизии прибыл в Ваше распоряжение! – бодро доложил он.

 В тот момент Александр Ильич больше походил на студента, нежели на генерала Красной Армии, Героя Советскою Союза. Преждевременно поседевший интеллектуал и юморист Родимцев был человеком, открыто смеющимся над опасностью.

 - Как переправились? – спросил хмурый Чуйков.

 - Я могу ещё пару раз туда-сюда сплавать, но дивизии лучше оставаться на этом берегу.

 - Думаю, тебе будет, чем заняться в ближайшее время…

 Во время войны в Испании, где он был больше известен как "Паблито", Родимцев служил советником и сыграл не последнюю роль в битве за Гвадалахару в 1937 году. Солдаты, служившие у Родимцева в подчинении, считали его настоящим героем и больше всего боялись, что их переведут служить к другому командующему.

 - Одна из немецких дивизий, - вводил его в курс дела начальник штаба армии Крылов, - которые тебе противостоят - 71-я пехотная.

 - Военная судьба свела меня с нею в третий раз. - Рассказал им Родимцев. - В сорок первом году, под Киевом, воздушно-десантный корпус, в котором я командовал бригадой, так потрепал эту дивизию, что её отправили на переформирование во Францию. А летом сорок второго наша 13-я гвардейская имела с ней дело под Харьковом, где уничтожила один из её полков.

 - Теперь вам предстоит драться со "старой знакомой" на улицах Сталинграда...

 Первоначально командный пункт дивизии разместили в районе центральной переправы на берегу Волги у старой мельницы. Бои приняли ожесточённый характер, доходя до рукопашных схваток. Однако существенно продвинуться в центре противнику не удавалось. Вокзал Сталинград-I четыре раза переходил из рук в руки и, в конце концов, остался у русских.

 - Это вам не сорок первый!

 В ночь на 16 сентября переправился третий полк дивизии 39-й стрелковый под командованием майора Долгова. В соответствии с боевой задачей, поставленной полку левом берегу, он был высажен не там, где два других, а в районе завода "Красный Октябрь", ближе к Мамаеву кургану. К этому времени вершиной кургана завладели немцы. Когда рассвело, на одном из водонапорных баков стал различим фашистский флаг.