Убийство церемониймейстера - Николай Свечин

Лыков встал.

– Ну, Вафусий Силыч, прощай. Ты свою часть уговора выполнил, а я выполню свою. Когда сядешь по осени на пароход, в твоих бумагах будет письмо к начальнику округа.

Налетчик смотрел недоверчиво и мял бескозырку.

– Уж вы не забудьте, ваше высокоблагородие… Я ведь там… Одна надежа на вашу порядочность.

Надворный советник пришел в департамент. Вся Особенная часть была в сборе. Первым доложился Шустов. Отношения он у Плеве подписал и развез по министерствам. Истратил на извозчика два рубля с полтиной.

Лыков немедленно выдал Сергею Фирсовичу указанную сумму. Тот жил одним жалованьем, весьма скромным, и не обязан был кататься по служебным делам на свой счет.

– И когда ждать ответа?

– Из министерства императорского Двора уже завтра, в вечернюю рассылку. Из иностранных дел так быстро не успеют, просят два дня. Морское министерство самое капризное – раньше недели никак.

– Неделя – это много, – нахмурился Лыков. – Там дел на пять минут! Сергей Фирсович, а если я вручу вам «синенькую» и вы купите морякам шустовского коньяку? Ускорит он получение ответа?

– Должен ускорить, Алексей Николаевич.

– Вот и постарайтесь.

Сыщик дал чиновнику пятерку и повернулся к Валевачеву:

– Теперь вы, Юрий Ильич. Что в сыскной?

– Увы, пусто. Братья Цыферовы нигде не числятся, ни в картотеке преступников, ни в адресном столе.

– Этого следовало ожидать. Я выяснил: Снулый – бывший агент московской сыскной полиции.

– Как это? – поразился Валевачев.

– Откуда известно? – одновременно с ним спросил Шустов.

– Источник осведомления – это секрет, – строго ответил Алексей. – Нам важно понимать, что у нас особенный противник. Приемы сыщиков ему известны. И глупых ошибок он не допустит. Понятно?

– Понятно, – хором ответили подчиненные. Затем губернский секретарь спросил:

– А имя-фамилия ему как?

– Неизвестно. Сергей Фирсович, подготовьте от моего имени запрос начальнику московской сыскной полиции Эффенбаху. Нас интересует лицо, уволенное за неблаговидные по службе поступки. Был вольнонаемным агентом. Высокий, крепкого сложения, с неприятными чертами лица. Кличка Снулый. Возможно, подозреваемый смотрится вялым или сонным. Требуется установить личность и немедленно выслать сюда фотографический портрет.

– Слушаюсь! – Шустов начал очень быстро набрасывать текст телеграммы.

– А вы, Юрий Львович, езжайте опять в Гатчину, – обратился Лыков к своему помощнику. – Там Дворцовая полиция ввела пропускные билеты для всех придворных служителей. Билеты эти с фотографиями.

– Ага! – сообразил Валевачев. – Значит, где-то есть негативы!

– Именно. Заберите карточку живого Цыферова, Ефима. Мы ее размножим и раздадим околоточным. Когда-нибудь да попадется!

– Разрешите выехать немедленно?

– Погодите. Вы должны быть в курсе дознания.

И Алексей рассказал помощнику то, что ему удалось выяснить. Со слов князя Эристова выходило, что лакею на суде помогал господин восточной наружности. Дашевский был с ним знаком и очень досадовал на эту помощь. Скорее всего, тот человек – Арабаджев. Надворный советник выяснит это сегодня при личной встрече. А вечером полковник Ширинкин сообщит ему секретные сведения на князя Мещерского и графа Татищева.

– Таким образом, – резюмировал Лыков, – из шести подозреваемых мы прощупаем троих. Останутся еще трое: Лерхе из МИДа, Бутенев из Морского министерства и Дуткин из финансов. По ним пока нет даже формуляров. Но Сергей Фирсович скоро их добудет. Мы до сих по не знаем самого важного: как выбирали церемониймейстера? Кто были главные соперники? Это известно князю Долгорукову, но он идиот. Поэтому зайдем с другой стороны.

– С какой? – встрепенулся губернский секретарь. Ишь как в сыщики заигрался!

– Да с самой обычной. Будем разговаривать с состоящими. Много и подробно. Каждый станет помалкивать о себе и валить на других. Как соберем все показания, поймем, кто главный подозреваемый.

На этом Особенная часть разошлась по делам. Шустов побежал на полицейский телеграф, Валевачев – на вокзал. Лыков же отправился на конспиративную квартиру встречаться со штабс-капитаном Афанасьевым.

Тот, как вошел, сразу стал прибедняться:

– Времени очень мало дали, Алексей Николаевич! Все ж Экспедиция церемониальных дел от меня далеко.

– Давайте лучше к сути.

– Слушаюсь! Барон Будберг скончался в феврале и освободил таким образом вакансию. Сразу началась вокруг этого суета.

– В каком смысле?

– Желающие сделаться церемониймейстером стали облизывать князя Долгорукова. Решал-то он! Фактически единолично. Ну и начались приступы.

– С чьей стороны?

– Этого пока выяснить не удалось. Знаю лишь, что прошения подали пять человек.

– Надо узнать кто, Павел Архипович. Кровь из носу! Сам я не могу – князь запретил подчиненным сообщать мне сведения.

– Дайте время, я узнаю! Послезавтра именины у титулярного советника Евреинова. Он один из двух секретарей экспедиции. Поскольку мы с Евреиновым играем в карты по маленькой, я приглашен. Попробую его разговорить. Только вот…

– Что смущает?

– Больно он любит выигрыши. Сколько разрешите ему проиграть? Чтобы стал словоохотливее.

Лыков вынул из портмоне четвертной билет.

– Хватит?

– За глаза! – обрадовался штабс-капитан, убирая купюру. – Теперь дальше. Удалось кое-что узнать про Бутенева.

– Из Морского министерства? Валяйте!

– Темная он лошадка. Кто-то сильный его тянет.

– А подробней?

– Бутеневу всего двадцать четыре года, а он уже коллежский секретарь и состоит в звании церемониймейстера. На службе появляется лишь двадцатого числа, когда жалованье выдают. Остальные дни жуирует. Высокомерен, ленив, и все ему сходит с рук. Прозвище у Бутенева в министерстве – Неприкасаемый!

– Любопытно. Кто же этот покровитель? И за какие заслуги молодому оболтусу все дозволяется?

– Это уже мне не по зубам, Алексей Николаевич. Где я и где Морское министерство!

– Хорошо, Павел Архипович. Продолжайте искать. Главный вопрос: из кого выбирали, какие были первые претенденты.

– Будет сделано. Разрешите высказать предположение!

– Слушаю.

– О претендентах. Ежели подано пять ходатайств и одно из них – Дашевского, значит, промолчали двое. Так?

– Да, из состоящих в должности в Петербурге служили семь человек. Считая с покойным.

– Так вот. Двое из семи предпочли остаться при своих нынешних должностях. Полагаю, это князь Мещерский и граф Татищев.

– Ага… А почему вы так думаете?

– Для чего им в экспедицию переводиться? Какие выгоды? Там украсть нечего.

– А они воруют?

– В две руки гребут. Мещерский в Гофмаршальской части заведует обеденными столами. Там за три года состояние сколачивают!

– Он что, хлебные огрызки таскает?

– Какие огрызки! Одного вина в год на десятки тысяч рублей в сторону течет. Никто же не считает. Золотая жила!

– Понятно. А Татищев что из Департамента уделов крадет?

– Там тоже много чего творится. Ведь граф – родственник главного удельного стряпчего Липатова. Вот они и обделывают гешефт на пару.

– Каким образом?

– Ну, Департамент уделов «округляет» государевы вотчины. Прикупает для этого соседние имения. Цену платит выше, чем стоит само имение, а помещик должен потом эту разницу вернуть. В портфеле. Иначе купят у соседа, а не у него.

– М-да… Эх и гадючник наше министерство Двора…

– Вот я и полагаю: князю с графом уходить в церемониймейстеры вовсе не с руки. Им и так хорошо.

На этом собеседники расстались. Лыков вернулся на Фонтанку и снова взялся за телефонный аппарат. Он попросил вице-директора Департамента общих дел пригласить к нему коллежского асессора Арабаджева. Просьба была не совсем обычная. Однако вице-директор по своему служебному положению знал про Особенную часть и обещал просьбу выполнить.

Действительно, через полчаса в лыковский кабинет вошел человек. У него было серьезное неулыбчивое лицо, густые усы и ранняя залысина. Смуглая кожа и курчавые волосы выдавали восточное происхождение. Глаза у вошедшего были черно-агатовые, очень живые. Мундирный сюртук от хорошего портного, ослепительно-белый воротничок: столичный франт, знающий себе цену.

– Разрешите представиться: коллежский асессор, состоящий в должности церемониймейстера Василий Михайлович Арабаджев.

– Очень приятно. Надворный советник в звании камер-юнкера Алексей Николаевич Лыков. Присядьте, пожалуйста.

Сыщик отметил про себя отчество «Михайлович» вместо «Мансурович». Хочет казаться европейцем!