Мертвая зыбь - Юхан Теорин

Никакого ответа.

Нильс быстро посмотрел вниз, но не увидел ни ранцев, ни вещмешков. Серо-зеленая форма солдат выглядела здорово потрепанной: до белизны вытерта на коленях, кое-где небрежно зашита. У того солдата, что стоял ближе к Нильсу, на одной штанине зияла большая дыра.

Нильс никак не мог успокоиться, хотя держал в руках дробовик. Чтобы контролировать себя, он попробовал размеренно дышать через нос. Взять себя в руки было необходимо для того, чтобы не промазать, если понадобится стрелять. Невидимый обруч, жесткий, как самая крепкая сталь, охватил его голову и начал сжиматься все сильнее и сильнее, напрочь лишая его способности ясно мыслить.

— Nicht schieben, — опять пробормотал первый солдат.

Нильс не понимал, что он говорил, но ему показалось, что язык похож на тот самый, на котором Адольф Гитлер вещал по радио. Тогда, значит, они немцы и сбежали от войны. Как они здесь оказались?

«Наверное, на лодке, — подумал Нильс. — Добрались сюда на лодке по Балтике».

— Вы должны… пойти со мной, — сказал он.

Нильс говорил медленно, так чтобы солдаты его поняли. Он здесь командует, они должны подчиняться, потому что у него в руках «хускварна». Он кивнул им и спросил:

— Вы понимаете, что я сказал?

Ему все равно нравилось говорить, даже если они его и не понимали. От этого Нильсу было не так страшно и голова меньше болела. Он подумал о том, как придет вместе с ними в Стэнвик и все сочтут, что он настоящий герой. Вообще-то ему было наплевать, что скажут односельчане, — это не играло никакой роли, но матушка стала бы им гордиться.

Первый солдат тоже кивнул и медленно опустил руки.

— Wir wollen nach England fahren, — сказал он. — Wir wollen in die Freiheit.[39]

Нильс посмотрел на него, он понял только одно слово «Англия», оно точно так же звучало и по-шведски, и то, что эти солдаты не англичане. Он был более чем уверен, что они немцы. Солдат, стоявший позади, опустил руку и потянулся к карману.

— Нет.

Его сердце бултыхнулось в груди и ударилось о ребра. Солдат засунул руку в карман, движение, как показалось Нильсу, было слишком быстрым, настолько, что он едва успел проследить за ним взглядом. Надо что-то делать, и Нильс приказал:

— Руки вве…

Остаток фразы заглушил внезапный грохот, дробовик дернулся в руках.

Из ствола показался короткий дымок и в следующую секунду как будто перебежал на солдата перед Нильсом.

Нильс вообще-то не собирался стрелять, он случайно сжал в руках дробовик сильнее, чем нужно. Но «хускварна» выстрелила — солдат получил полный заряд дроби и рухнул, как подкошенный.

Через завесу порохового дыма Нильс видел его как тень, которая упала вниз и осталась лежать в траве.

Дым рассеялся, и опять ни звука. Но солдат по-прежнему лежал на земле, его китель был разворочен дробовым зарядом. Несколько секунд казалось, что с ним ничего не произошло, а потом из всех оставшихся от дроби ранок хлынула кровь. Глаза солдата остекленели, было видно, что он умирает.

— Вот черт… — прошептал Нильс, — дело сделано.

Мало того: он застрелил не того солдата. В карман-то полез другой, а досталось этому. Нильс застрелил человека так же легко, как будто бы это был кролик. Да, это сделал он, и никто другой.

Солдат моргнул, его руки дернулись, он попробовал приподнять голову, но не смог. Он коротко вздохнул, закашлялся и перестал дышать. Кровь залила его форму. Его глаза широко раскрылись и застыли, уставившись в небо.

Второй солдат по-прежнему стоял позади, с окаменевшим лицом, с какими-то пустыми глазами, рука замерла возле кармана. В левой руке он держал что-то маленькое. Наверное, он достал это перед самым выстрелом.

Никакого оружия, что-то совсем небольшое, какой-то красно-черный камушек, блестящий и сверкающий, хотя солнца не было.

Нильс сжимал в руках дробовик, а солдат свой маленький камушек. Они смотрели друг другу прямо в глаза. Нильс смог выстрелить, смог убить. Первоначальная паника исчезла, и он был холоден и спокоен. Нильс полностью контролировал себя.

Нильс выдохнул, шагнул вперед по направлению к солдату и кивком указал на камень.

— Давай его сюда, — негромко сказал он.

10

Йерлоф не сразу ответил на вопрос Джулии про Нильса Канта. Какое-то время он смотрел поверх ее плеча в темноту за окном.

— Семья Кант жила здесь, поблизости, — наконец сказал Йерлоф, — в большом желтом доме. Они давно поселились в Стэнвике, еще до того как мы здесь построили этот дом.

— Я помню, что, когда была маленькой, там жила какая-то тетка.

— Это была мать Нильса — Вера, — продолжал Йерлоф. — Она умерла, по-моему, году в шестидесятом, а до самой смерти она много лет жила там одна. Вера была богатая… Ее родня владела лесопилкой в Смоланде, а она сама — большим участком земли вдоль берега. Но, как мне кажется, особой радости деньги ей не принесли. Я слышал, что ее родственники до сих пор ссорятся и никак не могут поделить наследство, поэтому ее вилла стоит пустая и ветшает. Хотя возможно и другое: там никто не хочет жить.

— Вера Кант… — проговорила Джулия. — Я ее совсем плохо помню. По-моему, ее не очень любили?

— Да, она была слишком желчной, злопамятной и нелюдимой, — ответил Йерлоф. — Если бы, к примеру, твой дедушка хоть чем-то ее задел, то Вера ненавидела бы и его, и твою маму, и тебя, и даже твою собачку до конца жизни. Гордости в ней имелось много, а еще больше — спеси. Непростая была дамочка. К примеру, не успел ее муж помереть, как она тут же взяла свою девичью фамилию.

— И что, она никогда не выходила в поселок?

— Нет, Вера была настоящим отшельником, — сказал Йерлоф. — Она сидела на своей вилле и тосковала по сыну.

— Так что же он сделал? — опять повторила свой вопрос Джулия.

— Да много чего… — сказал Йерлоф. — Когда Нильс был еще маленький, его сильно подозревали в том, что он утопил своего младшего брата, здесь, в бухте. Определенно можно сказать только одно: они с братом находились там вдвоем, когда все случилось. Нильс потом говорил про несчастный случай… Так что правду никто, наверное, никогда не узнает.

— Вы что, дружили?

— Нет, что ты! Он был намного моложе. А потом я стал подолгу пропадать в море, так что мы почти и не сталкивались. Я помню его ребенком.

— А когда он вырос?

— Взрослым я его не видел, — произнес он наконец. — Он всегда держался подальше от деревни, а потом и вовсе пропал, как я уже говорил. — Йерлоф поднял руку и указал на стеллаж в углу комнаты: — Там стоит книга про Нильса Канта. В ней кое-что про него написано, конечно, далеко не все, что можно было бы рассказать. Вон та, на третьей полке сверху, с желтым корешком.

Джулия поднялась и пошла к стеллажу, она посмотрела на третью полку и в конце концов нашла нужную книгу. Джулия прочитала название на обложке: «Преступления на Эланде». Она вопросительно посмотрела на Йерлофа.

— Да, это та самая. Один из коллег Бенгта Нюберга из «Эландс-постен» написал ее несколько лет назад. Прочитай, тогда узнаешь больше.

— О'кей. — Джулия посмотрела на часы. — Но, наверное, уже не сегодня вечером.

— Конечно, нам пора укладываться, — согласился Йерлоф.

— Я бы хотела переночевать в моей старой комнате, — сказала Джулия, — если ты не возражаешь.

Йерлоф не возражал. Сам он выбрал спальню, которую они с Эллой делили много лет. Их старой кровати, конечно, уже давно не было, но две новые стояли на том же самом месте. Пока Йерлоф ходил в туалет, Джулия постелила ему кровать, потому что возня с наволочками и пододеяльниками стала теперь для Йерлофа чем-то вроде особо сложного вида спорта, наподобие греко-римской борьбы.

Когда Джулия закончила и ушла в свою комнату, Йерлоф стянул с себя кальсоны и нижнюю рубашку и забрался в кровать. Матрас был жестким, по крайней мере, жестче того, к какому он привык. Некоторое время он лежал, слушая тишину, и думал. Он больше не чувствовал себя здесь дома, по крайней мере в сравнении с Марнесским приютом. Для Йерлофа было совсем не просто признать, что он стал слишком старым и больше не может жить в Стэнвике один, так что переезд в Марнесс, наверное, был правильным решением. Что оставалось делать, если нет сил помыть посуду и сварить себе кофе?

Ветер снаружи зашелестел листьями, и вскоре Йерлоф задремал. Во сне ему привиделось, что он спит на каменной кровати на дне каменоломни.

Йерлоф видел над собой небо глубокого синего цвета, дул ветер, но густой туман понизу затягивал все вокруг.

Наверху, на самом краю, стоял Эрнст Адольфссон; его темные пустые глазницы смотрели куда-то поверх каменоломни.

Губы Йерлофа зашевелились, ему хотелось спросить своего старого друга: он ли действительно сбросил вниз Кантов камень, и если он, то зачем. Но противный шепот за спиной Эрнста заставил того обернуться.