Секрет Жермены - Луи Буссенар

Ги продолжал самым нежным тоном уговаривать:

– Клянусь тебе, деточка, я совершенно не виноват.

– Кончай трепаться!.. Звони!

Ги покорно нажал кнопку. Появился лакей.

– Идите на конюшню и положите в карету мех и грелку, – приказала Андреа. Лакей молча вышел.

Рыжая подошла, еще вся пылая, к подносу, налила себе немного абсента[40], чуть разбавила водой, закурила папиросу и стала ждать, понемногу потягивая зеленоватый напиток.

Через пять минут лакей доложил:

– Мадам, ваше приказание исполнено, все готово.

– Благодарю, господин, как вас там… Теперь возьмите зонтик и проводите меня до конюшни, на дворе идет дождь. А ты, Ги, распорядись, чтобы запрягали, ты слышал и понял?.. А?.. И не заставляй меня повторять, иначе… ты знаешь, что я хочу сказать…

При этих словах она удалилась в сопровождении лакея, затем в окна было видно, как лакей, держа над госпожой зонт, подвел Андреа к карете, раскрыл дверцу. Мадам уселась, поставила ноги на грелку, завернулась в мех и принялась ждать.

Ги де Мальтаверн тоже покинул комнату в сопровождении друзей, в беспокойстве ворча себе под нос:

– Чертова баба, будто не знает, что кучер по такой погоде ни за что не выведет лошадей из конюшни, потому что лошади – это мой залог ему за мои долги.

Стоя у кареты, барон снова попытался убедить Андреа. На его уговоры та ответила непристойной бранью.

Подумав, она вдруг радостно выпалила, как будто ее только что озарила счастливая мысль:

– Уж если ты так жалеешь своих кляч, впрягайся в карету сам вместе с твоими лакированными бычками, вот этими, которые лупятся на меня глазами вареной рыбы. Быстро!.. Беритесь за оглобли, толкайте сзади колымагу… и рысью!.. Много найдется стоящих дороже вас, которым приходится и потяжелее тащить.

Маркизик и виконт, сильно подвыпившие, закричали:

– Браво!.. Хорошо придумано!

Ги тоже принял предложение с восторгом. Он был рад умилостивить таким способом красотку и одновременно поберечь своих лошадок, да еще и совершить нечто такое, о чем наверняка напишут в модных парижских газетах: «Эко Де Пари», «Фигаро», «Голуа» и «Жиль Блаз».

Обратись к Дезире Мутону, барон сказал:

– Я думал, каким манером привести вас к обеду в доме Регины, вот путь и найден.

Рыжая крикнула из кареты:

– А ну! Везите, аристократы, знаете, ведь я жду! Быстро!.. На рысях!..

– Она уморительна!.. – прокудахтали маркизик и виконт.

– Мутон, дорогой, берись за оглобли, – скомандовал барон, включаясь в игру.

Чувство достоинства провинциала было задето, он смутно понимал, что бабенка заставляет их делать что-то унизительное. Дезире глупо высказался:

– Изображать из себя лошадь!.. О!.. Нет! Я бы предпочел что-нибудь другое.

Ги насмешливо ответил:

– Вы доверили нам свое воспитание и не имеете права рассуждать. Слушайтесь!

– Но разве так принято поступать? – спросил провинциальный увалень, которого Андреа так непочтительно назвала Бычьей Мухой.

– Милорд д'Арсуй и распутники конца Империи[41] не такое еще проделывали… Не сомневайтесь! Уверяю вас, это очень элегантный поступок.

Андреа теряла терпение, она высунулась из дверки и крикнула голосом уличной торговки:

– Ну! Живо! Вас стегануть, что ли?..

Мутон встал меж оглобель, маркиз взялся за левую, виконт за правую постромки, Ги толкал сзади, и экипаж тронулся, а лакеи хохотали и злорадствовали, глядя из окон на то, как унижают их хозяев.

Выехали на авеню. Четыре богача, закутанные в меховые пальто, согнувши спины, тащили экипаж, и полы их шуб волочились по грязи.

Цилиндры аристократов поливал дождь, они бежали по лужам, со смехом обдавая друг друга с ног до головы грязной водой.

Мальтаверн, Франкорвиль, Бежен и Мутон веселились как блаженненькие, шутили и смеялись, называли себя именами лошадей, пощелкивали языками, как бы поощряя друг друга, выкрикивали разные кучерские словечки и в то же время испытывая какое-то извращенное наслаждение от непристойных окриков Рыжей, – та поносила их с увлечением и уменьем, как настоящая уличная девка.

В понуканиях и окриках дочь мамаши Башю вымещала на богачах все обиды и унижения, перенесенные от них и им подобных девушками, которых они развратили и унизили.

– Удивительная!.. Поразительная… С огоньком женщина!.. – задыхаясь от усилий, бормотали четыре лакированных бычка, слушая, как их поносит Андреа.

Миновав авеню Ош, экипаж поехал по улице Бальзака, с немалой скоростью спускаясь под гору; он немного замедлил ход на Елисейских полях[42], а потом снова ускорил его на улице Галилея.

Когда экипаж выбрался на улицу Элер, люди-лошади были с ног до головы покрыты грязью, и все извозчики, стоявшие в ожидании пассажиров, встретили их потоком издевательств. Наконец они прибыли к дому Регины и свернули в подворотню.

Но, вместо того чтобы остановиться у стеклянной двери, в которую входили первые приглашенные, друзья двинулись дальше и вкатили в зимний сад. Четверо, наверное сговорившись во время пути, изо всех сил побежали вперед.

Купе[43] въехало в огромный холл со стеклянной крышей, уставленный экзотическими растениями и цветущим кустарником, где прогуливались, разговаривали и флиртовали мужчины и женщины в нарядных туалетах, ожидая часа обеда.

Без сомнения, слон, ворвавшийся в посудную лавку, не произвел бы такого ошеломляющего впечатления, как этот экипаж с зажженными фонарями, весь покрытый грязью, пронесшийся мимо кресел, диванов, кадок с цветами и статуй и остановившийся посреди холла.

О! Честное слово, это был великолепный выход на сцену, совершенно великолепный!

Он всех удивил, взволновал, наделал много шума и вызвал зависть. Многие искренне пожалели, что не им пришла в голову столь блестящая мысль.

Один известный политический деятель, любезно открыв дверцу экипажа, подал руку Андреа, и на нее обратились взоры ста пар восхищенных глаз.

Привлеченная шумом, появилась хозяйка дома и скорчилась от смеха, изо всех сил стараясь его сдержать.

Она сердечно пожимала руку Андреа, и та, великолепная как никогда прежде, указала кончиком веера на четверку мужчин и горделиво заявила:

– Моя конюшня…

ГЛАВА 19

В этом обществе, состоявшем из политиков сомнительной репутации, темных финансистов, распутников, прохвостов и женщин легкого поведения, душевное состояние было у всех более или менее развинченным и неврастеничным. Наверное, это способствовало шумному успеху Ги, виконта Франкорвиля, псевдомаркиза Бежена, Дезире Мутона и особенно Андреа.

Этот успех был необычайным, доходившим до абсурда.