Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы - Дмитрий Мамичев

Генрих IV создал секретную службу, агенты которой (их называли королевскими гонцами и посланцами) действовали не только в Англии, но и во Франции и в Италии. Наряду с разведкой в их функции входила тайная дипломатия.

Через несколько лет против Генриха IV восстали и влиятельные вельможи, ранее помогавшие ему свергнуть Ричарда II и занять престол. В драме Шекспира «Генрих IV» один из этих феодалов, Генри Перси, по прозвищу Готспер, с гневом говорит, что король

«…шлет шпионов,Чтобы меня запутать и сгубить» (ч. I, акт 4, сц. 2).

Генриху IV удалось справиться и с новыми мятежами.

Сохранились сведения и об оживленной деятельности секретной службы, созданной Генрихом IV, в годы правления его сына — знаменитого Генриха V (1413–1422). Разведчики выслеживали лоллардов — членов религиозной секты, отражавшей недовольство социальных низов. Один из агентов секретной службы Томас Бэртон, называвший себя «королевским шпионом», был возведен в рыцарский сан. В 1421 г. английский король и герцог I Бургундский совместно направили на средний Восток опытного воина и дипломата Джилберта де Ланнуа с семью спутниками, чтобы они составили подробный отчет о положении в посешенных ими государствах. Разведка Генриха V раскрыла — а быть может, и спровоцировала — так называемый Саутгемптонский заговор. По официальной версии, несколько вельмож, подкупленных французскими послами, сговорились убить короля, который готовился отплыть с армией во Францию. Среди казненных заговорщиков был граф Кембриджский, имевший права на престол как потомок Лайонеля Кларенского, третьего сына Эдуарда III (сам Генрих V вел происхождение от четвертого сына Эдуарда).

Права, восходящие к Лайонелю Кларенскому, были выдвинуты другими представителями так называемой Йоркской линии во время войн Алой и Белой розы.

Черняк Е. Времен минувших заговоры. — М.: Международные отношения, 1994.

КРЕСТЬЯНСКИЕ ЗАГОВОРЫ

1. Крестьянский лапоть (Bundschuh)

В последнее десятилетие XV столетия одна эльзасская[95] революционная партия задумывала обшее восстание городского и сельского пролетариата.

Приглядываясь к союзам князей и крупных помещиков, рыцарей, крестьяне поняли, что «следует соединиться в толпы, составить собственный союзный договор и иметь свое собственное знамя, по которому можно было бы узнать, какого звания эти люди, и чего они желают добиться своим объединением». Поэтому они и избрали своим знаменем лапоть,[96] обувь бедного крестьянства.

Во главе заговора находился бургомистр Шлетштадта Ганс Ульман, прекрасный, но фанатичный человек, не умевший справляться со своими страстями, некоторыми своими чертами он напоминает несчастного аграрного реформатора, Тиберия Гракха. Вскоре союз насчитывал уже членов из Шлеттштадта, Дамбаха, Зулыда, Андлау, Кестенгольца и других местностей.

Заговорщики окружили себя глубокой тайной. Как говорится в сообщениях современников, они узнавали друг друга по тайным знакам и обычаям. В чем они, однако, заключались, этого мы не узнаем. Все новые члены, вступавшие в союз, должны были приносить клятву; прием сопровождался любопытными обрядами и угрозами ужаснейших наказаний возможным предателям. «Глубокой ночью, по непроторенным путям члены союза пробирались к сборному пункту, „дикому“ Унгерсбергу, расположенному в наводящем страх пустынном месте, и здесь обсуждали союзный устав».

В последнем было предусмотрено прощение всех долгов и уничтожение всех податей, за исключением очень низкого налога; далее предполагались отмена духовных и императорских судов, в которых заседали ученые юристы, захват церковных имуществ, ограбление и истребление злосчастных евреев. «Также следовало упразднить тайную исповедь, главную опору духовенства в его господстве над людьми». Это были уже не требования старых прав и преимуществ, на их место стали уже общие положения религиозного, политического и социального характера — ясный призрак того, что в аграрном движении участвовали и более глубокие, умственные силы.

Чтобы приобрести прочную операционную базу, предполагалось захватить врасплох укрепленный Шлетштадт, а оттуда уже организовать крестьянство и обратиться за содействием к швейцарским единомышленникам. Моментом действия, когда должно было развернуться знамя с лаптем, как символ мятежа и свободы, была назначена страстная неделя 1493 года. В начале ее должен был произойти захват Шлетштадта. Однако в последний момент заговор был выдан и открыт.

Все заговорщики, которых удалось схватить, подверглись жестокой казни, изгнанию и изувечению рук и пальцев. Однако самые ужасные мучения и кары, которыми доброе старое время любило упиваться, не в силах были вытравить из сердец раз запавшее в них недовольство. Когда Ульман вступил на плаху, он, как рассказывают, воскликнул: «Рано или поздно, но лапоть возродится!» — пророческое слово, которому было суждено сбыться.

Казалось, что революционное движение окончательно подавлено, и на протяжении нескольких лет спокойствие ничем не нарушалось. Однако настроение в южной Германии было далеко не веселое. В воздухе чувствовалась нависшая гроза, в нем было что-то давившее души и державшее их в торжественном напряжении. И действительно, уже с начала нового столетия стало возрастать число страшных предвестников предстоящей громадной революции; взрыв ее заговорщики назначили на 1502 год.

За последние годы перед этим в возбужденных, недовольных массах вполне установилась традиция, которая выставила своим главным лозунгом «Божию справедливость» или «Божественное право». Иначе говоря, в народе обнаружилась тенденция к безусловному отрицанию исторического права, потребность применять ко всем существующим отношениям свободно избранный идеальный масштаб.

Этим лозунгом, заимствованным, вероятно, из знакомой нам «реформации», воспользовался один крупный крестьянский союз, который и запечатлел его на своем синем с белым знаменем; кроме того, на нем красовались, с одной стороны, — рядом с изображением распятого Христа — лапоть, с другой — коленопреклоненный крестьянин с поднятыми кверху руками.

Центральным пунктом заговора, лучи которого расходились по всем соседним рейнским, майнским и некар-ским округам, — была шпейерская деревня Унтергрумбах в Брухрайне близ Брухзаля. В близлежащем лесу в темную ночь происходили тайные собрания, на которых обсуждались положения союза и совершался прием новых членов.

Этот прием происходил при соблюдении религиозных обрядов: поступающий должен был, стоя на коленях, произнести пять раз подряд «Отче наш» и «Ave Мапа»; он обязан был делать это ежедневно и после того, как становился полноправным членом этого союза. По всей вероятности, по этому признаку, который не мог броситься в глаза непосвяшенному и не мог навлечь подозрения на члена союза, заговорщики узнавали друг друга. Каждый посвященный должен был поклясться, по мере своих сил оказывать всяческое содействие союзу и старательно оберегать как самый союз, так и поставленные им задачи и цели от вмешательства непосвященному; свято хранить лозунг союза, в котором слышатся отклики злобной песни процессии паломников времен Никласгаузена. Лозунг состоял из вопроса: «Скажите, что это за жизнь теперь?» и ответа: «Мы не желаем знать попов и дворян», причем отвечающий должен был подать спрашивающему правую руку.

Весной 1502 г. к союзу принадлежало уже 7000 посвяшенных мужчин и 4000 женщин. Исполненная решимости и отчаяния толпа, решила немедленно взять врасплох город Брухзаль, после чего она намеревалась пройти со знаменем революции по всей Германии, беспощадно уничтожая противников, особенно же богатых прелатов. Однако незадолго до решительного момента, один из заговорщиков на исповеди, доверил тайну священнику, который немедленно донес об этом епископской власти. Заговорщики не успели даже опомниться, как их тайные замыслы были раскрыты, а мрачный союз распался уже во второй раз. И только многочисленные уголовные процессы, которые произвели среди заговорщиков ужасающие опустошения, напоминали о недавнем прошлом.

Главарь восстания, Иост Фриц, один из самых опытных демагогов того жестокого времени, ускользнул от епископских палачей и с неутомимой энергией принялся снова за дело, потерпевшее неудачу.

После долголетних странствий по Швейцарии, Эльзасу и Шварцвальду, которыми Фриц воспользовался, чтобы возобновить старые связи и завязать новые, он поселился в 1512 году в деревне Леен в Брейсгау и тотчас по обычаю демагогов принялся агитировать среди «бедных людей»; успех его был чрезвычайно велик. Дело в том, что этот бывший ландскнехт обладал в высокой степени всеми теми качествами, которые требуются от вожака народного движения: непоколебимой храбростью, несокрушимой энергией, отличным знанием людей, широкой совестью и тем демоническим даром притворства и искусства убеждать, которому так легко подчиняется бессознательная толпа. И каждый простой человек, слыша его пламенные речи об испорченности света, о Божьей справедливости и о крестьянском лапте, рассчитывал, «начиная с этого момента, сделаться блаженным и богатым». Чего можно ожидать от таких союзников, выяснилось уже очень скоро.