Комбат. Вырваться из «котла»! - Олег Таругин

«Очень мило, – хмыкнул себе под нос Кобрин, опуская бинокль. – Оно, конечно, не слишком спортивно, но что может быть приятнее, чем ударить в спину? А они просто напрашиваются. Пожалуй, пускай погранцы повоюют, у них с этими суками особые счеты».

Задачу лейтенант Авдеев понял с полуслова. И она ему, судя по выражению лица, понравилась. Наверное, даже очень, уж больно быстро справились: не прошло и десяти минут, как противник был уничтожен. Прижав фрицев пулеметным огнем с господствующей высоты, пограничники обошли их двумя группами с флангов и перебили. Заодно и последний броневик спалили, сначала расстреляв из пулемета передние колеса и двигатель, а затем забросав гранатами. Оставшийся в гордом одиночестве средний «Pz-IV» рванул было на помощь камрадам, но напоролся правой гусеницей на метко брошенную связку гранат и раскорячился поперек дороги. Предлагать немцам сдаваться пограничники не стали – просто сорвали гранатой башенный люк и закинули внутрь еще одну «РГ-33». Граната, как помнил из истории Сергей, – так себе, но фрицам хватило. В принципе пленный бы не помешал: узнать, кто они такие, было нелишним. Но останавливать бойцов Кобрин даже не собирался, несмотря на удивленный взгляд Зыкина. Чем больше трупов пришедших на родную землю врагов они увидят, тем лучше. Пусть верят в свои силы, пусть убедятся, что могут побеждать и побеждают! Ибо слишком много разочарований впереди. Да и за сгоревший вместе с ранеными танк стоило поквитаться.

Что делать с переправой, Сергей не знал: условное обозначение на карте – одно, а наблюдать в реале пусть и однопролетный, всего на одну железнодорожную колею, но вполне внушительный металлический мост – совсем другое. Взрывчатки у них нет, разве что из танковых пушек расстрелять? Хотя, что там ему полковник Шкенев насчет фугасов говорил? Вот именно. Еще бы грамотных взрывников отыскать. Выручил Зыкин. Услышав о проблеме, он хмыкнул и привел двоих немолодых красноармейцев, как выяснилось – минеров по военно-уставной специальности. Осмотрев подготовленный к «демонтажу» объект, бойцы вынесли вердикт: можно, конечно, и расстрелять, но надежней все-таки взорвать. Поскольку трех-четырех осколочных снарядов на каждую опору вполне хватит, а боеприпасы можно взять в подбитом немецком танке, который так и не взорвался, несмотря на заброшенную внутрь гранату.

Отдав приказ, комбат понаблюдал пару минут, как саперы готовят из трофейных унитаров фугасы, и отошел в сторону, напомнив, что больше 20 минут дать не может. Взрывники справились за 17. Переправив на восточный берег бойцов и обе «тридцатьчетверки» (идущий последним танк затащил на буксире на мост подбитую «четверку», как понял капитан, в качестве дополнительного повреждающего фактора), бойцы подорвали при помощи нескольких ручных гранат и бухты одолженного у связистов кабеля импровизированные заряды. Получилось не слишком эффектно внешне, но вполне эффективно: перебитые опоры подломились, и мостовой пролет, подняв неслабую стену брызг, рухнул в реку вместе с двадцатитонной тушей немецкого панцера.

Финальным аккордом прозвучал взрыв самого танка. Вошедшие во вкус саперы просто не могли оставить его без внимания, поскольку башня бронемашины так осталась торчать над водой. Да и устроить фрицам еще одну подлянку было нелишним. Теперь им не только мост восстанавливать, но и с развороченным корпусом «четверки» возиться. Хотя реку они, само собой, перейдут вброд, благо неглубоко. Хотя, как сказать перейдут: танки и бронетранспортеры-то, может, и переправятся, а вот автомашины – далеко не факт, особенно с пушками на прицепе. Заглохнут посреди реки, когда водичка движки зальет, – и все. Пока еще на буксире вытащат, а это – драгоценное время. Да и тот брод еще найти нужно.

Поглядев на повисшие над взбаламученной водой погнутые рельсы и отброшенную кверху погоном на мелководье танковую башню, Сергей удовлетворенно хмыкнул. И распорядился продолжить движение.

Несколько часов потрепанный батальон двигался в заданном ритме. Немцы не беспокоили – да и как, собственно? Между ними теперь целых два взорванных моста. Если и напорются на противника, то наступающего с другого направления, что, судя по карте, маловероятно: дорога-то одна. Первое время Кобрин еще сомневался в правильности собственных действий – может, все-таки стоило окопаться у моста и дать еще один бой? – но вскоре решил, что все сделал верно. Положить измотанный двумя днями боев батальон, оставшийся без серьезного вооружения и с минимумом боеприпасов, чтобы задержать фрицев максимум на полчаса? Ну уж нет, увольте, подобный идиотизм не для него. Безусловно, бывают ситуации, когда нужно стоять до последнего бойца и патрона, но – не сейчас.

Ближе к обеду наткнулись на длинную, в добрый километр, разбомбленную армейскую колонну, наверняка из состава или 6-го, или 11-го мехкорпуса. До передовой ребята так и не добрались. Да и какая там передовая? Как таковой линии фронта во второй день войны попросту не существовало.

Гитлеровские пилоты порезвились вовсю: грунтовка оказалась буквально забита сгоревшей техникой – танками, броневиками, автомашинами. Атаковали, видимо, не в один заход, поскольку неповрежденных машин попросту не было. Развороченные прямыми попаданиями и детонацией боекомплекта или попросту сгоревшие танки. Опрокинутые близкими взрывами искореженные бронеавтомобили. Разнесенные в клочья грузовики с противотанковыми пушками на прицепе, от некоторых из которых остались лишь искореженные рамы со смятыми ударной волной кабинами. Обгоревшие до металла черно-рыжие топливозаправщики. Сброшенный под откос санитарный автобус. Еще что-то вовсе уж неузнаваемое, разбросанное разрозненными обломками вокруг неглубокой воронки.

И еще густой, хоть ножом режь, запах.

Тяжелое, вызывающее тошноту амбре горелой человеческой плоти, перебивающее все остальные запахи: сгоревшего топлива, обуглившейся краски, превратившихся в холмики белого пепла резиновых бандажей опорных катков и автомобильных шин. И множество разбросанных вдоль обочин тел. Иногда целых, но чаще – в виде фрагментов, в которые превращали пытающихся спастись красноармейцев фугасные бомбы. Выживших не было: судя по всему, колонну накрыли на марше еще ранним утром. Уцелевшие ушли в лес, забрав с собой легкораненых, а тяжелые умерли от болевого шока или потери крови. Над обочинами вязко зудели вездесущие мухи, со всей округи слетевшиеся на этот пир смерти.

Война…

Остановив батальон, Кобрин оглядел столпившихся вокруг командира молчаливых бойцов. Стянул с головы фуражку и произнес глухим, неузнаваемым голосом:

– Смотрите. Запоминайте. На всю жизнь запоминайте. – Выждав несколько секунд, докончил: – Разойтись, осмотреть местность. Собрать боеприпасы, перевязочные пакеты и документы павших. Особенно документы. ЛОЗы[1] не трогать и не раскручивать, пусть с ними и похоронят. На все – десять минут. Выполнять.

– Товарищ капитан, – к Сергею подошел командир одной из «тридцатьчетверок». – Комтанка сержант Захаров. Разрешите обратиться?

– Уже обратился, – буркнул тот. – Чего тебе, сержант?

– Наши это. – Танкист кивнул в сторону дороги. – Из 7-й дивизии, я на башне знак тактический разглядел. Непонятно только, отчего легкие танки вместе со средними одной колонной шли. Неужели и везде так?!

– Не везде. Вот ты ж вроде живой? И немцам по морде надавал, и машину сохранил. Так что не везде. Потому отставить паникерские мысли и прочие пораженческие настроения, танкист!

– Есть отставить, – с кислой миной козырнул сержант.

– Что у тебя с горючкой?

– Хреново, – лаконично ответил тот, стягивая с головы шлемофон. Влажные от пота русые волосы прилипли к покрытому грязными разводами лбу. – Ежели с вашей скоростью двигаться, километров на семь от силы, может, даже и меньше. На медленную езду шибко много соляра уходит. Потом все. Заглохну.

– Понял. Вот что, сержант. Раненых перегрузи на второй танк, возьми на броню троих разведчиков и прокатись вперед, километра на три-четыре. Погляди, что да как. – Кобрин раскрыл планшетку, изучая карту. Показал танкисту: – Вот досюда примерно. Дальше не суйся. Если наших не встретишь, возвращайся, мы вот сюда двинем, запоминай. Видишь развилку?

– Так точно, вижу. А ежели встречу?

Кобрин задумался на несколько секунд:

– Тогда обрисуй им ситуацию, кто мы да откуда, и тоже возвращайся. Будешь дорогу показывать, – усмехнулся комбат. – Только в темпе, иди на максимальной скорости, так и безопаснее, и солярки меньше сожжешь. Понятно?

– Так точно. Разрешите выполнять?

– Валяй.

Спустя пять минут батальон двинулся вперед. К тому времени, когда красноармейцы добрались до отмеченной на карте развилки и свернули в сторону от главной дороги, идти по которой и дальше становилось слишком опасно, посланный вперед танк так и не возвратился. Кобрин не стал дожидаться разведки, отдав приказ продолжить движение, – если бы все прошло нормально, Захаров уже вернулся, время имелось. А раз не вернулся, логично предположить, что все пошло не по плану. Возможно, просто движок запортачил, соляра раньше срока закончилась или гусеница слетела – всякое бывает. Но могло произойти и кое-что похуже, потому рисковать не следовало.