Вечные влюбленные - Ширли Басби

Почувствовав тепло его губ и языка на своей обнаженной коже, Тесc невольно выгнулась и вцепилась в густые черные волосы на его затылке. Он принялся с жадностью сосать ее грудь, а Тесc тихо постанывала от необычных ощущений, пронзавших ее, и слегка покачивала бедрами ему навстречу. Он тихо одобрительно урчал, когда их тела все плотнее соприкасались друг с другом, и она все глубже вовлекалась в паутину страсти, сотканную им, пока наконец не утратила ощущения собственного тела от желания, от стремления познать еще большее волшебство…

Она так сладостно отзывалась на его ласки, так страстно прижималась к нему, что Николаc был больше не в силах терпеть. Он с силой сомкнул руки вокруг ее бедер и крепко прижал девушку к себе.

Охваченный первобытными чувствами, пронзавшими его, он страстно целовал ее, и движения языка повторяли движения его бедер, которые все неистовее скользили вверх-вниз по ее бедрам.

Тесc с жаром отвечала на его поцелуи, вся дрожа, почти теряя сознание от вожделения. Тесc была в восторге, ощущая под пальцами его твердую спину и мускулистые руки, но этого ей уже не хватало. Она инстинктивно подалась навстречу Николасу, сжимая бедрами его плоть. Обнаружив новый источник наслаждения, она повторяла это снова и снова, и в целом свете не осталось ничего, кроме огня, горевшего в ее лоне, кроме этой первозданной страсти, которая всецело овладела ею. Николаc вдруг крепко сдавил ее бедра, неожиданно смиряя ее необузданные движения, и она исторгла негромкий вопль.

— Тише, милая, — выдохнул ей в уста Николаc. — Как это ни приятно, мы должны прекратить, иначе я из-за тебя буду презирать себя с этой самой минуты!

Тесc невидящим взглядом смотрела на него, не имея ни малейшего представления, о чем он говорит. Тело ее трепетало от неутоленного желания. Ей было больно. Она горела от желания. Жаждала!

Все эти чувства отразились на ее выразительном лице, и Николае застонал при виде этой мучительно-сладостяой страсти — ради него! Она больше не сдерживала свои чувства, да и он тоже. Николае снова притянул ее к себе.

Он глядел на нее так заботливо и пристально, что Тесc задрожала от волнения. Он погладил ее груди, провел ладонью по плоскому животу и спустился к треугольнику огненных завитков, там, где смыкались бедра. Он помедлил немного, нежно поглаживая короткие мягкие волоски, и скользнул пальцами в сладостную набухшую плоть, таившуюся под крошечными локонами.

Тесc окаменела от изумления и восторга, когда он медленно начал целовать ее, повторяя языком движения своих пальцев. Она доверчиво отдавалась этой сладостной муке, неведомому ощущению. Он ласкал ее лоно до тех пор, пока Тесc не заполнило тепло, накрывшее ее словно пеленой. Желание достичь пика экстаза, вершины наслаждения, о которых она лишь смутно догадывалась, возрастало с каждым прикосновением его пальцев.

Николаc отчаянно жаждал достичь той же вершины. Больше он не мог сдерживаться и, приподняв обеими ладонями ягодицы девушки, со стоном, переходящим в рычание, начал медленно погружаться в ее лоно.

Растворившись в блаженстве, которое дарила ей твердая гладкая плоть, все глубже и глубже вонзающаяся в ее отзывчивое лоно, Тесc была совершенно не готова к какому-либо противостоянию. Ей и в голову не пришло, что может быть больно, но вдруг она почувствовала острую боль и какое-то сопротивление. Девушка инстинктивно попыталась отпрянуть, упираясь руками в грудь Николаcа, тело ее напряглось, стало неподатливым.

Николаcа же, погруженного в пьянящее восхождение к божественной вершине, неприятно потрясло это неожиданное сопротивление и его скрытый смысл. Широко открытыми глазами он в замешательстве смотрел ей в лицо. Мысли его беспорядочно путались.

Было настоящей пыткой лежать вот так, без движения, чувствуя ее соблазнительно трепетную шелковистую плоть. Сопротивляясь настойчивым требованиям собственного тела, дрожа от попыток контролировать себя, он пробормотал:

— Почему ты не… О Господи! Девственница! Что же ты затеяла? Кто ты, о дьявол?

Тесc глядела на его смуглое, странно знакомое лицо глазами, затуманенными страстью, и раздумывала, осмелится ли она сказать ему правду. Ведь она ничего не разыгрывает! И понятия не имеет, кто она на самом деле. То, что она невинна, потрясло ее не меньше, чем его.

Жестокая правда — она, сама того не ведая, преподнесла этому знакомому незнакомцу в дар свою невинность, наполнила ее чувством униженности. И все же… Все же, несмотря ни на что, она хотела бы, чтобы эта минута длилась вечно. К своему величайшему стыду и отчаянию, она открыла для себя, что мечтала бы, чтобы он продолжал, чтобы завершил свою сладостную власть над ней. С еще большим вожделением она мечтала вновь пережить чувственный восторг, который владел ею всего лишь несколько секунд назад. Эта первобытная потребность отмела все сомнения. Она крепче обвила его шею руками, зарываясь пальцами в волосы, коснулась губами его рта и хрипло спросила:

— Разве это имеет значение? Для чего нам сегодня разгадывать эти тайны?

Все прежние подозрения Николаcа потоком обрушились на него.

Он был почти готов к тому, что вот сейчас распахнется дверь, и он предстанет перед торжествующей мамашей — устроительницей брака. Как же он допустил, что его ослепило хорошенькое личико и он попался в самую старую в мире ловушку?

Тесc нерешительно заерзала под ним, к своему удовольствию, обнаружив, что боль почти прошла и ей нравится ощущение тяжести его тела. Ей было приятно оттого, что она чувствует его всем своим существом, ей бы хотелось продлить этот волшебный миг. Она встрепенулась и с затаенным вниманием прислушалась, как он снова погружается в нее.

В ответ на ее неосознанно-соблазнительное движение Николаc вздрогнул: он понял, что не сможет уйти от этой девушки, кем бы она ни была и каковы бы ни были ее мотивы. Все равно он подыскивал себе невесту, и уж если придется жениться на этой хитрой маленькой ведьмочке в уплату за столь сладостное совокупление, то пусть так и будет…

Тесc снова дернулась под ним, и Николаc глубоко вздохнул. Прижимаясь ко рту Тесc, он глухо произнес:

— Сейчас ничего не имеет значения, дорогая, только то, что я с тобой… Больше ничего.

Он глубоко, страстно поцеловал ее и медленно поднялся, впустив свою плоть в узкое девичье лоно. Там было так тесно, горячо, так прекрасно, что он боялся пошевельнуться, страшась, что малейшее движение столкнет его с края, где царит наслаждение. Эта сладостная мука, потребность проникать в дурманящее тепло боролись в нем с желанием продлить невероятное блаженство, которое омывало его сейчас, когда они лежали так, слившись воедино.