Игра в судьбу (СИ) - Ода Ли

Теперь все встало на свои места и обрело некоторую ясность. По всему выходило, что реальную власть он мог получить лишь в случае возвращения Великого Совета, то есть шестого клана. И понятно стало, чего он так носится со своим пророчеством и идеей о последнем представителе хрустальных в лице меня. Для него это было единственной возможностью реализовать свой виртуальный титул, поскольку скариэ младших кланов наверняка четко следили, чтобы этого не случилось. В том числе используя формальный повод с отсутствием главы хрустальных. Нет его — нет и Великого Совета. И, соответственно, нет никаких нессов, есть только скариэ пяти равных кланов. Равных во всем!

А ведь я, похоже, влезла в серьезную интригу, сама того не желая: очень уж хорошо все укладывалось в эту гипотезу, подтверждая ее правоту. Кроме, пожалуй, обещания никому ничего не говорить, которое Вессаэль с меня стряс. По идее-то он, напротив, должен был немедленно осчастливить всех вестью о находке последнего хрустального… Или такой козырь приберегался до некого определенного момента? Не знаю. Слишком мало еще данных, чтобы иметь по этому поводу обоснованное мнение. И потому я пока решила оставить все как есть, то бишь, обещание свое сдержать.

Для этого появился и еще один повод — реакция младших глав на мое появление в таком качестве, действительно, могла оказаться, как сьеррин и предупреждал, весьма непредсказуемой. Точнее наоборот — вполне предсказуемой и несовместимой с жизнью. Моей, разумеется. Или я сгущала краски? В общем, время покажет.

Решив, что пора бы от греха сменить эту скользкую тему, я спросила у Суинни:

— Слушай, ты же бард, да? Значит, у тебя должны быть собственные, тобой написанные песни? Правильно?

— Конечно, — улыбнулся он, — хочешь послушать?

— Конечно, — попала я ему в тон.

И Суинни убежал за инструментом, найденном в убежище. Так я впервые увидела аривеллу — странную помесь арфы и гуслей, которую очень любили даны. За нежный и сильный звук, прекрасно сочетающийся с голосом. Но играть на ней было, похоже, неимоверно сложно, техника требовалась просто мастерская. У Суинни она была — его тонкие пальцы так и мелькали по двум десяткам струн, иногда просто смазываясь от скорости, с которой он их перебирал, как клинки Тавеля во время боя. И песня его снова оказалась совершенством во всех возможных смыслах этого слова. Не зря, совсем не зря, он считался лучшим бардом на островах.

Только вот опять, как и тогда в лесу, я отчетливо чувствовала, что поет он не для меня. Образ той, другой, стал настолько четким, что казалось, я смогла бы узнать ее, если встречу. И конечно же она была прекрасной даной. Именно прекрасной, а не просто красивой. Лишь такая и подходила барду…

Когда отзвенел последний аккорд, я неожиданно для себя спросила:

— Слушай, а почему ты не признаешься ей в любви? Ну, той, для которой поешь? — И опустила наконец взгляд, до этого мечтательно бродивший где-то в районе потолка.

Н-да, вид охреневших данов определенно переставал меня развлекать. Скорее наоборот. Пусть бы уж побыстрее привыкали, что ли?

— Откуда ты?.. Кто мог тебе сказать? — в голосе Суинни было безмерное удивление.

— Никто. Я это просто вижу. Наверное, оно как-то связано с моим даром… Но я еще и сама не совсем разобралась. — Пора было вернуть разговор в занимавшее меня русло. — Так почему ты все-таки согласился на эту дурацкую роль… э-э… осеменителя, вместо того, чтобы признаться ей и жить вместе долго и счастливо?

— Ты не поймешь! — бард окончательно растерял душевное равновесие, а потому не послал меня далеко и надолго, а вдруг разоткровенничался. — У меня нет ни единого шанса! Я ее просто недостоин.

Теперь настала моя очередь охреневать: никак не ожидала я подобного от дана, прожившего чуть ли не в три раза больше моего. Как ребенок, честное слово. Или это все влюбленные так глупеют?

— Слушай, бард, а ты давно в зеркало-то смотрел? — Я старалась выглядеть абсолютно серьезной. Нет, правда очень старалась. — Так пойди, глянь. Может, мозги на место встанут.

Но только он на мои подначки вообще не реагировал, лишь сидел и пялился куда-то в угол с очень странным выражением лица. И до меня, наконец, дошло — ему сейчас по-настоящему худо:

— Есть еще причины. Ты не поймешь. Пока, по крайней мере. — Голос барда был глухим и каким-то плоским, что ли? Ну точно — как фанера. — И прошу, никому никогда не говори об этом.

— Разумеется, это ж твое дело.

— Я и на поиски эти согласился лишь затем, чтобы никто ничего не понял.

— А знаешь, — стоило все-таки сделать еще одну попытку и зайти на проблему с другой стороны, — я ведь чем-то там «видела» вас вместе, когда ты пел. Вместе, понимаешь? Поверь мне как специалисту с даром по связям, явным и скрытым. Может, все не так безнадежно?

Ну наконец-то… Хоть это сработало.

— Ты уверена? — прошипел он почти беззвучно, словно боясь спугнуть услышанное.

— Разумеется. Не думаю, что сейчас подходящее время шутить. — Я действительно была уверена в том, что говорила. — Поэтому очень советую — раскинь мозгами, может все-таки есть выход?

— Да, конечно же я подумаю, и… спасибо. Но сейчас я хочу уйти.

— Понимаю…

Но мой ответ даже не услышали и вместо прощания удостоили только стуком закрывшейся двери.

Н-да… Вот дернул же черт бередить чужую душу! Разговор оказался тяжелым не только для Суинни. Интересно, что же это за принцесса такая, которой может быть недостоин наш бард? Нет, кроме шуток, очень хотелось глянуть. Надеюсь, такая возможность мне как-нибудь представится. Как и возможность чем-нибудь ему помочь, иначе весь этот разговор становился лишь вивисекторским способом утоления моего любопытства. Слишком жестоким.

От самоедства меня спас Ассиль, вплывший в комнату с ужином. Кстати, на двоих. Романтично-то как! Даже жалко, что обошлось без свечей, крайне необходимых для полноты антуража.

«Ну вот и пришел последний из ребяток, четвертый за сегодняшний день. То есть отметились у меня все. Интересно, а ты чем удивлять будешь»? — В свете того, как три предыдущих визитера постарались в этом плане, вопрос становился вполне закономерным. Похоже, день чудес еще не закончился.

Но ужин прошел под легкий, ни к чему не обязывающий треп. Я между делом узнала, что ткань у данов действительно ближе всего к нашему шелку. Только «ткут» ее прирученные насекомые, какая-то помесь пауков и шелкопрядов. Ее даже красить не надо — определенные добавки в корм и пожалуйста, практически любые расцветки. Но оттенки даны предпочитали светлые, пастельные, в холодной гамме; одежду — свободную, женщины — длинную, и все — закрытую. И вовсе не из-за климата — на их островах благодаря магии довольно тепло круглый год, и уж тем более не из-за излишней застенчивости — ею там не страдали совсем, а из-за того, что под такой наряд можно было легко спрятать доспех. Наследство, оставшееся от моды времен клановых войн и бережно хранимое этими ревностными ценителями традиций.

Вообще, о моде в том смысле, какой вкладываем в это слово мы, у них говорить не приходилось. Только об этикете. Для этого случая — такая «форма одежды», а для того — этакая. Причем форма установленная очень жестко, любое отступление могло быть воспринято чуть ли не как оскорбление.

Выяснилось еще, что кроме фруктов у них весьма популярно молоко. Козье вроде бы, если я правильно поняла. А вот алкоголь даны не жаловали — из-за магии. Потому как сильный колдун «под шафе» это очень весело. Всем. А если слабый и неопытный тоже весьма нескучно. Лучше все-таки не рисковать.

Под этот треп я расслабилась, перестала ожидать каких-либо подвохов и успокоилась. Очень даже зря, как выяснилось, потому что именно тут он меня и поймал:

— Инесса, вчера ты поставила свою жизнь за мою. — Тон Ассиля стал настолько высокопарным и так отличался от всей нашей предыдущей болтовни, что я лишь чудом удержалась и не хихикнула мерзко. — За это у нас благодарят вот так.

И тут мне стало уже не до смеха. Рука дана метнулась к замшевому мешочку, незаметно пристроенному на столе: