Медовый месяц - Эми Дженкинс

Делла закричала. Это был долгий вопль удовлетворения. От такого вопля может рухнуть дом.

Я отконвоировала ее на кухню в одном из халатов Мака. Она налила себе кофе. Мы обе были на грани истерики.

– Ты тяжело больна, – сказала я.

– Я наслаждалась этим криком, – проговорила она. – Что-то вроде оргазма.

– Из-за тебя я могу потерять работу, – сказала я, но Делла лишь закатила глаза к потолку, не слушая. Мы посмотрели друг на друга через столик.

– Ну, теперь мы знаем, за что его прозвали Биг-Мак, – сказала она.

– А его прозвали Биг-Мак?

– Кажется, – ответила она, а потом добавила в американской деловой манере: – Да. Так его зовут. – Она несколько раз кивнула.

Я рассмеялась. Я так хохотала, что в конце концов вцепилась в столик, чтобы не умереть со смеху.

– Вчера, – сказала Делла, когда я прервалась, чтобы вдохнуть, – как только ты ушла за молоком, он сказал, что пошел принять душ, а потом крикнул, чтобы я принесла ему наверх бумаги. Я знаю, это смешно. Но я решила все равно подняться – просто посмотреть, что будет, и когда оказалась там, то заглянула в ванную, а там из-под душа высовывается эта рука с сигаретой. – Она восторженно посмотрела на меня. Ее лицо прямо-таки сияло. Никогда не видела Деллу в таком возбуждении с тех пор, как она заклеила Винни Джонса.[29]

– Он курит в душе! Высунется, – говорила она, изображая это для меня, – затянется – и обратно.

– Бог мой! – воскликнула я. – И ты запала на него. Ты запала на него, потому что он курит в душе!

– Приходится уступать парню. А потом… Ну, а с того, что случилось потом, не следует снимать покровы, верно?

– Это почему же? – спросила я. – Раньше ты как-то не стеснялась это делать.

– Ну, понимаешь – у вас же профессиональные отношения…

– Но ты не уступила ему, правда? – спросила я. – Вчера, когда я ушла.

– Ну… уступила – ему, так сказать, поскольку у нас было мало времени, а потом…

– А потом еще раз ночью? – проговорила я, не веря. – И что потом? Долговременные преданные отношения?

Вошел Эд в поисках чего-нибудь попить, и Делла со словами: «Привет, красавчик!» – поцеловала его.

– Но почему, – спросила я, – почему, когда я позвонила, ты притворилась, что опаздываешь на работу?

– Я не притворялась. Я действительно опаздываю, – сказала она, взглянув на часы. – Пожалуй, я пойду. Мне нужно домой, переодеться.

Эд взглянул на Деллу, улавливая ситуацию, а потом сказал:

– Что ж, удачи тебе, – и с легким трепетом улыбнулся. Наверное, Делла произвела на него устрашающее впечатление.

После ее ухода у меня болели ребра от смеха, но когда я протрезвела и ко мне вернулось тяжелое чувство, я снова ей позвонила.

– Так не может продолжаться, – сказала я. – Так я потеряю работу.

– Не потеряешь, – ответила она.

– Еще как потеряю. Он будет испытывать страшный стыд и неловкость, если не сейчас, то потом – и не сможет меня выносить, потому что я буду напоминать ему о тебе, и найдет повод – нет, что я говорю, зачем ему повод, – просто уволит меня, и дело с концом.

– Успокойся, – сказала она, – я, скорее всего, больше никогда с ним не увижусь.

Повисла небольшая пауза, а потом я не удержалась и спросила:

– А все-таки на что это было похоже?

– Он смешной, – ответила она, – он меня зажег. Здесь налево, пожалуйста (это относилось к таксисту). Я должна идти, Хани.

И она ушла.

Когда через полчаса Мак спустился вниз, я ожидала хотя бы легкой тени застенчивости. Его (предположительно) безумная половая жизнь никогда раньше не приоткрывалась мне, но мне следовало знать его лучше, поскольку застенчивости не наблюдалось и в помине. В общем, у нас было несколько дней маниакальной работы, и мне оставалось ночью четыре часа на сон, пока наконец я не сказала:

– Мак, знаешь, через десять дней я выхожу замуж.

И он ответил со своим безумным горским акцентом:

– Конечно, детка, не беспокойся: завтра я улетаю.

Как оказалось, он не смог ждать даже до завтра, и я купила ему билет на вечерний рейс.

Я отвезла его в аэропорт на NOT 2В, а он сидел на заднем сиденье и звонил по телефону, а потом до смерти напугал меня своим воплем: «Ты выходишь замуж!» – как будто до него это только что дошло.

– Не жалеешь? – спросил Мак.

Я сказала, что как будто бы нет. Он сказал: я спрашиваю – жалеешь или нет. Я сказала: не думаю, что что-то бывает только черным или белым, – но такое бессмысленно говорить Маку, который все видит именно черным или белым.

– Не корми меня этим дерьмом, – крикнул он. – Скажи прямо и честно.

– Не будем об этом, Мак, – крикнула я в ответ. – Я не желаю об этом говорить. – А потом спросила его: он-то сам когда-нибудь собирался жениться?

– Да, я несколько раз влюблялся, – ответил он, – но пока как-то удавалось справиться.

– Пока? – сказала я.

– Да. Это хреновая штука, как рак, – можешь бороться с ней как угодно, но в конце она тебя достанет.

Возникла небольшая пауза – мы размышляли над этой вдохновенной метафорой. Потом Мак сказал:

– Мне понравилась твоя подруга, как бишь ее зовут?..

– Делла, – напомнила я.

– Таких не много сыщешь, – сказал он, и в зеркале заднего вида я уловила его ухмылку.

– Она гуляет с одним дантистом, – сказала я, – они вместе уже десять лет. – Чистейшая ложь. Единственный сорт людей, кого Мак боится, – это зубные врачи. Я снова взглянула в зеркало, но мои слова его как будто не заинтересовали.

– Так что? – спросила я. – Ты смог сделать свой выбор, верно?

– Да, – ответил он, – я выбрал самую прекрасную женщину в мире. – Он задумчиво посмотрел в окно. Вряд ли когда-либо раньше я видела его таким грустным. – Впрочем, – проговорил он наконец, – я чертовски боюсь, что завтра принесет мне что-нибудь еще лучше.

Чуть погодя он спросил меня, поняла ли я, что он имел в виду. Раньше он никогда такого не делал – не спрашивал, чтобы убедиться. Я сказала, что поняла.

– Беда завтрашнего дня в том, – сказал он мне со всей серьезностью, когда мы подъехали к аэропорту, – что он никогда, черт побери, не наступает.

Глава девятая

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Привет

Дата: 14 апреля, 15.55

Хани,

я женюсь. Только что приходил Том, и я сообщил ему новость. Он пыхтел и фыркал, махал руками, расхаживал по комнате, выпятив грудь, словно не находил слов, чтобы выразить, какой я идиот. Потом сел в кресло, как будто немного остыл и сказал:

– Ты долбаный неудачник.

Я велел ему убираться и пожелал приятного дня.

– Я смирился, – проговорил он.

– Смирился? – спросил я.

– Да, смирился, – повторил он, – то есть не собираюсь даже спорить с тобой. Как ты сделал предложение?