Медовый месяц - Эми Дженкинс

– Мак-Работодатель, – сказала она.

– Да, Мак-Работодатель.

Дел сказала это из ревности. Но кто ее упрекнет?

Появился Мак, и я немедленно направилась к кофеварке, сообразив, что ему нужна новая порция. Очевидно, он уже обзвонил все телефоны, потому что велел купить билеты на премьеру, и я ответила, что билеты купила. Он, и глазом не моргнув, занялся разговорами о лимузинах и столиках в ресторанах и спросил, в городе ли сейчас Кейт Бланшетт.

– Я всегда мечтала попасть на что-нибудь в этом роде, – сказала Делла.

Мы оба взглянули на нее, но по несколько разным причинам.

– И?.. – спросил Мак.

– И, – ответила Дел без малейших колебаний, – я хочу, чтобы вы меня пригласили.

– Ваше желание – для меня закон, – сказал Мак и тут же закурил еще одну сигарету.

Когда я попрощалась с Деллой на улице, она снова вдруг заметила, что я во вчерашнем платье.

– Эд? – спросила она.

– Не знаю, – ответила я, – возможно, это моя вина. Я, понимаешь ли, водрузила его на пьедестал, и падать ему ой как больно.

Она перебила меня:

– Ты имеешь в виду стриптиз?

– Да, – сказала я. – Кажется, он упал в моих глазах.

– Забавно. А в моих – вырос.

– Пока, – сказала я.

– До вечера, – проговорила она, отъезжая.

Я тоже отправилась на премьеру – Дел предстояло важное событие. Зная, что ее ожидает, она нарядилась нарочито вызывающе: вся в черной коже, сплошные ноги – от этого душечки в вечерних платьях чувствуют себя набитыми дурами. Еще она надела солнечные очки, чтобы фоторепортеры не поняли, что не знают ее. Они кричали ей: «Прости, красотка, ты кто?» – а Дел только приподняла очки и, крикнув: «Никто!», захохотала. Но они ее все равно сфотографировали.

У меня возник небольшой кризис с экипировкой, поскольку вся моя одежда находилась на квартире у Эда, а платье после девичника выглядело так, словно его лучшие дни давно миновали. Так оно, собственно, и было. В конце концов я пошла и купила пунцово-розовую нижнюю сорочку за двадцать пять фунтов в антикварном магазине на Кингс-роуд и надела ее с маленьким кашемировым кардиганом, который держала у Мака на случай холодов.

Фильм был занудный, но тусовка после него, как это часто бывает, не имела к нему никакого отношения. Все как будто просто развлекались. То есть все остальные. А я слонялась, чувствуя себя брошенной и в то же время избегая всех мало-мальски знакомых людей, чтобы не ввязаться в громкую беседу о банальностях.

Смысл подобных тусовок я вижу лишь в том, чтобы найти повод напиться, найти работу или найти, с кем переспать. А я нынче не большой любитель напиваться, и к тому же у меня есть работа, которая мне нравится. Я порыскала немного по привычке, но это был явно не подходящий момент, чтобы искать, с кем переспать.

В самом начале, секунд пять, я видела Дел.

– Ты, конечно, понимаешь, – сказала я ей, – что окажешься завтра в газетах под заголовком «Кто эта девушка?» или еще хуже: «Кто эта девушка с Маком?» – Вряд ли она меня слушала, и потому я добавила: – Если хочешь контракт на миллион долларов с Эсти Лаудер, тебе стоит только заикнуться.

– Жалко? – спросила Дел. – Обиделась?

– Нет, нет, – ответила я.

– Я тебе уже говорила, – сказала она, – что, если бы мне хотелось целыми днями напяливать и снимать шмотки, я бы уже давно это делала.

После чего она исчезла из поля моей видимости. Делла, она не приставучая.

Немного спустя я заговорила с солидным седым мужчиной. Он как будто бы заинтересовался мной – очень мило с его стороны. Я прослушала его имя, когда он представился. Кончилось тем, что мы уселись вдвоем на балконе, причем я забралась на широкую балюстраду, где было поспокойнее. Он расспрашивал меня о моей жизни, и в конце концов я рассказала ему про Эда. Мы проговорили часа два, не меньше. Он то и дело уходил и приносил мне новый стакан газировки.

Стоял чудесный ласковый вечер, и с балкона открывался привычный для ночного Лондона вид. Через некоторое время до меня дошло, что передо мной не просто милый седой старикашка, а другой человек со своей собственной жизнью. Поэтому я спросила его, чем он занимается. Он ответил, что он кинорежиссер. Я вежливо спросила, не снял ли он чего-нибудь, что я могла видеть. Он спокойно перечислил фильмы – они вполне могли получить международные премии киноискусства. Вероятно, он в своей жизни получил пару таких премий.

– Боже, – сказала я, – извините! Я не знала, что это вы. Я не знала, что вы – это вы.

И уставилась на него. В его глазах было что-то обманчивое. До меня дошло, что он очень ласково, очень красиво заговаривает мне зубы. На какую-то долю секунды я испытала искушение, а потом он сказал:

– Если вы покончите со своим другом, позвоните мне.

– Я уже покончила, – сказала я.

Он не ответил, а только покачал головой – или вроде того. На самом деле он склонил голову на дюйм вправо, потом на дюйм влево. И ушел.

Час спустя я дошла до такого состояния, что смогла позвонить по мобильнику Эду. Он приехал на машине забрать меня. Что показалось мне как-то не совсем уместным, но я ему это все-таки позволила.

По дороге домой я сказала Эду, что если я иногда и срываюсь, то лишь потому, что ненавижу себя, а к нему это не имеет никакого отношения. Он сказал, что знает.

Мне не понравилось, что он знает.

– Значит, ты совсем не волновался? – спросила я.

– Конечно, волновался, – ответил он. – Волновался, что ты все это отменишь.

Когда мы поднимались по лестнице к Эду в квартиру, уже в самых дверях он сказал:

– Но знал, что дело не во мне.

Я обернулась. Он был на ступеньку ниже.

– Ну разве это не насмешка? – сказала я. – Разве не насмешка надо мной?

И это было так просто, это было все, что я хотела сказать. Я обняла его, он обнял меня. Кончилось тем, что мы занялись этим делом прямо на лестнице. Иногда у нас так бывает – страстно и наспех, кое-как.

Я знаю, что женщинам такое не нравится – им по душе многочасовая прелюдия. Я тоже люблю прелюдии, но порой ой как хочется сорваться с цепи. До того, как я встретилась с Эдом, у меня была фантазия, что моим мужчиной овладеет вдруг такая дикая страсть ко мне, что он даже не успеет войти в дверь, прижмет меня к стене и начнет страстно целовать.

Конечно, такого никогда не случалось – во всяком случае, со мной. Английские мужчины очень много охают и крехают и говорят всякое такое вроде: «Что вы сейчас читаете?» Или же – в зависимости от типа – так основательно нанюхиваются, что ты уже сомневаешься, не выдумки ли все это насчет сексуального желания у мужчин и не для того ли единственно существует журнал «Плейбой», чтобы облагать его основателя Хью Хеффнера налогом.

Но Эд, когда мы наконец слились, оказался из числа прижимателей к стене. Приятный сюрприз. Я говорю «наконец слились», так как боюсь признаться, что после покупки платья и отдыха на воде мы не таяли друг у друга в объятиях и не становились единым целым.