Шофер (Управдом, часть 3) - Андрей Никонов

предупреждал, что если на месте «Правды» гость увидит что-то другое или ничего не увидит, то следует сразу уйти. Азалов советских газет не читал, он проверил, заперта ли дверь изнутри, и для верности задвинул щеколду. Потом приподнял кровать, и переставил её правее. На месте, где стояла правая передняя ножка, обнаружилось отверстие, похожее на выпавший сучок. Отвинтив шишечку, мужчина достал из спинки кровати длинный стальной прут с прорезью на конце, вставил в отверстие и надавил, а потом нажал на короткую половицу. Та приподнялась, под ней в углублении лежал свёрток.

Герман забрал его, и проделал обратные манипуляции — спрятал прут в кровати, передвинул её точно на то место, где она раньше стояла, посмотрел на часы. Незнакомец рекомендовал подождать минут десять, и только потом выйти. Азалов так и сделал, зашторив портьеру и закрыв за собой дверь. Свёрток он спрятал в карман.

— Как всё прошло, Герман Осипыч? — Пётр отшвырнул недокуренную папиросу, завёл двигатель.

— Неплохо. Поехали к Федяеву на Самотёчную, если сегодня долг не отдаст, придётся ему отрезать что-нибудь важное для организма.

— Это мы завсегда, — полуобернулся с переднего сиденья Павел, — только кивните, откромсаем только так.

Азалов кивнул, вызывав раскат смеха, сам улыбнулся, и уставился в окно. Там проплывала Москва — нэпманская, с лавками, полными товара, и карманами, полными денег. В ресторанах кидали ассигнации певичкам и половым, по булыжным мостовым проносились повозки с дамами в шубах и бриллиантах, беспризорники, одетые в лохмотья, босые и чумазые, смотрели на них голодными глазами, рабочие возвращались с заводов после трудового дня, в копоти и масле, а стемнеет, на улицы и переулки выйдут лихие люди, и тогда уже держись, кто бы ты не был, буржуй с пачкой червонцев, или простой труженик с последним рублём в кошельке. Милиция и уголовный розыск не могли поспеть везде, в столице царил закон силы. И этот закон Азалову очень нравился.

Глава 10

Глава 10.

Сергей постарался — перебрал Форд ещё раз, залил полный бак авиационного бензина, поставил новые камеры и заменил фонари. Давид морщился, но документы для склада подписал, только за бензином пришлось к Ливадской идти.

— Значит, на нэпмана будешь теперь горбатиться? — секретарь партячейки совсем не по-летнему завязалась шарфом, пила горячий чай и кашляла, — и не стыдно, боец Красной армии, значок почётный имеешь, а в холопы подался.

— Сами виноваты, нечего было меня в техники разжаловать, — Сергей подождал, пока она поставит автограф на всех трёх листах, промакнул чернила. — Эх, зашибу деньгу, куплю себе пиджак чарльстон и штиблеты шимми. Может, тогда твоё сердце растопится, и ты упадёшь в мои жаркие объятия.

— Дурак, — Ливадская не рассердилась, — ты вон лучше с Олейник помирись, ходит Сима, как в воду опущенная, а сидит — в потолок смотрит. Я уж с ней говорила, да без толку, мещанка, что взять, но работа страдает. Коробейников обещал тебя из техников в дворники перевести, если не помиришься, и будешь ты в своих штиблетах и пиджаке окурки да листву сметать.

Травин мириться не пошёл, печатной машинкой по лицу получать не хотелось, и вообще, он считал, что всё само образуется. Сима, по его мнению, была женщиной взрослой и неглупой, а значит, вполне могла сама разобраться со своими чувствами и отношением к нему, Сергею. Ей надо было дать время, чтобы чтобы остыла и пришла в себя, стычка на поляне получилась жёсткой, а возвышенные женские натуры такого не любят.

Сима Олейник рассеянно била пальцами по клавишам печатной машины. За несколько дней, прошедших с не слишком удачного свидания с молодым шофёром, её мнение об этом злосчастном воскресенье менялось уже несколько раз. Травин то казался безжалостным демоном, то героем без страха и упрёка, таким, как Дуглас Фэрбенкс в фильме «Знак Зорро». В тот момент, когда Сергей всучил ей цветы, она вообще плохо соображала, всю ночь не спала, решая, кто он — благородный кабальеро или серийный убийца Генри Холмс. Сима своего поступка сначала стыдилась, а потом разозлилась, узнав, что цветы эти Травин отнёс Ливадской, которой, по мнению машинистки, они были совсем ни к чему.

«И всё же он смелый», — думала она, переводя каретку, — «как он ударил этого рыжего кулаком, раз, и на землю. Зайдёт ещё раз, и я подумаю, может быть, соглашусь встретиться снова, но не сразу».

Но Травин не заходил, наоборот, после смены переоделся и уехал куда-то на прокатном автомобиле. А автомобиль, по мнению женщины, отлично подходил для того, чтобы возить на нём вертихвосток навроде той Лены, которую они встретили в Сокольниках. При мысли о том, что Сергей сейчас может ехать к ней, Сима разозлилась, сделала несколько ошибок и, пока стирала их резинкой и подчищала лезвием, решила, что будет гордой и неприступной. И пусть этот дурак помучается, когда поймёт, что потерял, променяв настоящую женщину на безмозглую малолетку.

— Серафима Ивановна, — в приёмную заглянул Семён Пыжиков, протянул коробочку конфет. — Вот, проходил по случаю, решил преподнести. И воскресенье скоро, не желаете ли в кино сходить, на новую фильму в кинотеатру «Русь»?

Женщина смерила Пыжикова взглядом, по сравнению с Травиным он проигрывал по всем фронтам, но тем не менее Семён был молод, не урод, и с Сергеем не ладил, значит, когда тот узнает, что они встречаются, ревновать будет во много раз сильнее. Но всё равно, что-то в Пыжикове её отталкивало.

— Я подумаю, — тем не менее сказала она.

Молодой человек о страстях, кипящих в приёмной Коробейникова, понятия не имел. А если бы даже имел, то скорее всего, от них отмахнулся — сегодня он хотел раз и навсегда покончить отношения с Ковровым-Гизингером. Родственник впутывал его во что-то нехорошее, а значит, опасное, Сергею вполне хватало своих проблем, чтобы ещё и чужие решать.

— Доктор заходил, говорит, Митрию Степанычу получше стало, — встретила его Пахомова, — лекарства, значит, помогли. Ты проведай его, он спрашивал.

В комнате Пахомова пахло лекарствами и болезнью, старик лежал на боку, прикрыв глаза, на появление Травина никак не отреагировал. Сергей взял его за руку, она была прохладной и сухой. Прислушался — дышал Дмитрий ровно, вроде и вправду получше, чем раньше.

— Я по делам ближе к вечеру уеду, — сказал он Нюре, — когда вернусь, не знаю. Сиделка где?

— А зачем она, я ведь здесь.

— Позови, пусть приглядывает, мало ли что, — Травин протянул Пахомовой пять рублей.

Та убрала бумажку за фартук, кивнула, вытерла слезу.

— Сейчас позову. Ты не беспокойся, Серёженька, справимся как-нибудь.

До назначенного Ковровым времени было ещё несколько часов, Травин сперва хорошенько выспался, а потом сходил в чайную неподалёку и плотно пообедал, здраво рассудив, что каждый день его ужином кормить не будут. Там же, в чайной, он взял четверть пирога с курятиной и яйцами, на всякий случай. Вернувшись и переодевшись в кожанку, он прицепил к предплечью нож в ножнах — в столице и в светлое время суток могли напасть почём зря, а уж что о ночи говорить. Браунинг, лежащий в шкафу, под фальшивым днищем, он доставать не стал.

К автомобилям возле дома Пахомовых соседи за месяц привыкли, и уже не выглядывали из-за ставен в поисках буржуев, соседские мальчишки, стоило выехать со двора, привычно облепили машину, один, самый бойкий, даже на крышу залез. Травин довёз ребятню до перекрёстка, отжал клаксон, и их как ветром сдуло. В магазине на Ольховской Коврова не было, на двери висел амбарный замок, а окна закрыли ставнями. Сергей поставил машину во дворе, вылез и огляделся. Советское учреждение тоже закончило работу, только дворник, мужчина лет шестидесяти, сметал папиросные гильзы и прочий мусор. Молодой человек достал папиросы, закурил. Дворник подошёл поближе.

— Сынок, табачку не найдётся?

Травин заглянул в пачку, там оставалось меньше трети. Протянул её старику.

— Забирай всё, — сказал он, — а где ваш жилец?

— Кто? — дворник закуривать не стал, спрятал пачку в карман фартука.

— Ну который галантерейную лавку держит.

— Ксплотатор, что ли? Да кто его знает, шастает туда-сюда. А ты кто такой будешь?

— Да шофёр я, он машину нанял, и меня вместе с ней.

— Ох ты ж, — старик покачал головой, — я уж думал, бандит какой. Ты, милок, уж очень на бандита похож, прям как те, которые к нему приезжали давеча.

Травин посмотрел на дворника, потом на вход в лавку, оценил обзор.

— Так уж и на бандита?

— Как есть. Я тут сторожем работаю, мостовую мету и при прежних хозяевах, и при нонешних, почитай, уж двадцать годков, каждая муха